ч Греч, издатель журнала „Сын отечества“; казначеем — Николай Иванович Кусов, первой гильдии купец; церемониймейстером — Александр Иванович Уваров; первым надзирателем — Алексей Иванович Кусов; вторым надзирателем — купец Толченов.
Немедленно по избрании должностных членов приступлено было к отысканию квартиры для ложи и нанят был бельэтаж в угловом доме на углу Адмиралтейской площади и Невского проспекта, против трактира „Лондон“.
Все внутреннее устройство ложи было принято на себя мною. Я сочинил план, нарисовал внутренний вид со всеми принадлежностями и украшениями и дал всему шаблоны. По контракту, сделанному нами с хозяином дома, мы обязаны были при сдаче квартиры возвратить ее точно в таком же виде, в каком ее получили. По сделанному мною плану и принятому братьями огромная зала, назначаемая для ложи, изображала со всех сторон открытую, без потолка, ионического ордена колоннаду в саду с антаблементом; колоннада и антаблемент по стенам залы были деревянные, а стены между столбов расписаны садом и воздухом, так же как и потолок, сделанный плоским фальшивым сводом, изображавшим небо. Я пригласил для исполнения этого плана театрального машиниста г-на Тибо, что он и устроил, нисколько не повредя ни стен, ни потолка. На столбах, гораздо выше их половины, кругом всей залы, спускалась до самого пола голубого цвета драпировка из тонкой шерстяной материи, обшитой золотым галуном и бахромой; она была прикреплена к столбам небольшими золотыми розетками, через которые повешен был, также по всей зале, по драпировке, толстый золотой шнурок, фестонами, с кафинским узлом посредине. На полу между столбов, на возвышении одной ступеньки, стояли скамейки с подушками, покрытые также голубой материей и также обшитые золотым галуном и бахромой; на этих скамейках во время работы лож сидели братья.
Потолок залы, сделанный плоским сводом, долженствовавший изображать небо, выкрашен был голубым колером, сливавшимся с воздухом, написанным по стенам залы; на нем изображались все созвездия северного небесного полушария, видимые в ночи над Петербургом в Иванов день — большой праздник масонов. Они изображены были на небесном своде стеклянными золотыми пятиугольными звездами первых пяти величин и размещались верно проекции, сделанной мною с созвездия очень хорошего сферического глобуса северного полушария.
На поперечной стене, против входной двери в ложу, между двух средних столбов, которых на этой и противоположной стене находилось по четыре, выступала вперед от стены параллелограммная площадка, на которую входили тремя ступенями; на ней, у самой стены, стояли большие резные позолоченные кресла для мастера стула ложи, обшитые, как подушка, так и задок кресел, голубым бархатом; над довольно высокой спинкою кресел изображалось солнце стеклянным шаром, вершков шесть в диаметре; солнце ярко освещалось извнутри, а от него по голубой драпировке во все стороны шли деревянные, хорошо резанные, позолоченные лучи.
Перед креслами мастера стула стоял правильной формы параллелограммный стол, на трех углах которого в высоких бронзовых красивых шандалах горели по три восковые свечи. Стол кругом был обтянут голубым бархатом, вроде налоя, и обит по всем сторонам золотым галуном и бахромой.
На середине стола, против кресел, лежали в богатом переплете большое евангелие и меч ложи, с богатой золоченой рукояткой, в голубых бархатных ножнах, с богатыми бронзовыми золочеными украшениями.
На столе, перед самыми креслами, лежали молоток управления мастера ложи, белой слоновой кости с рукояткой из черного дерева, также белая бумага и стояла бронзовая чернильница.
Между двух крайних столбов, по правой стороне кресел мастера стула, на возвышении одной ступени стояли кресла наместного мастера, тоже резные и золоченые, только поменьше и не такой богатой резьбы и не бархатные, а той материи, из которой драпировки на колоннах, и без изображения солнца. Пол и все ступени были обиты зеленым сукном.
У трех ступеней передних углов, ведших на площадку, на которой находились кресло и стол, стояли на небольших пьедесталах два мужские скелета, державшие бронзовые небольшие канделябры о трех восковых свечах. Перед столом мастера, отступя вперед аршина два, лежал на полу по длине комнаты параллелограммной формы масонский небольшой ковер, на котором масляными красками изображались клейноды, или аллегории масонского ритуала. За ковром, по углам его, стояли, также на возвышении одной ступени, на правой стороне — стул первого надзирателя, а на левой — второго надзирателя, лицом к стулу мастера. На стульях подушки покрыты были той же материей, из которой сделаны драпировки на столбах. На скамейках, по стенам, справа против стола мастера было место секретаря ложи; перед ним небольшой четырехугольный стол, обтянутый голубой, как и драпировки, материей, обитый внизу золотой бахромой. На левой стороне, против секретаря, было точно такое же место для казначея. По левой стороне секретаря сидел, просто на скамейке, оратор ложи, а налево — церемониймейстер.
Наша ложа была гораздо красивее других лож и приличнее сооружена для масонской ложи; она отличалась также и действиями своими в пользу ближних.
Наружные обряды во время работ масонов в ложах основаны были на аллегории сооружения Соломонова храма. Храм этот изображает чистую нравственность всего человечества, стало быть, и совершенного счастия, для достижения чего братство масонов должно непрерывно трудиться над обогащением себя всеми нравственными добродетелями, возвышающими душу и сердце, а ум — познанием наук как необходимых средств для того, чтоб помочь человечеству соорудить в мире Соломонов храм.
Ложа наша с малыми своими финансовыми средствами устроила из своих членов комитет, обязанность которого состояла в том, чтобы помогать нуждающимся, которые по своему положению не могут протягивать руки за милостынею, а терпят крайнюю нужду. Члены обязаны были отыскивать таковых и, осведомясь подробно о их нравственности, положении и нуждах, представлять об них ложе, которая, под председательством мастера, распоряжалась, кому какое делать пособие: кто получал квартиру, кто небольшое месячное содержание, кто единовременное пособие дровами, съестными припасами и т. п.»
Федор Николаевич Глинка, я и Греч вознамерились составить общество распространения ланкастерских школ в России; многие из братии нашей ложи изъявили желание вступить в этот союз. Написав устав статута общества, представили чрез министра народного просвещения его величеству на утверждение.
Греч составил для этого легкого способа учения грамоты необходимые ланкастерские таблицы; они представлены были в министерство народного просвещения; министром же тогда был князь Александр Николаевич Голицын, глубокий мистик.
По получении высочайшего разрешения на составление общества распространения ланкастерских школ в России, немедленно приступлено было к избранию председателя общества, которым и избран был я; в помощники мне избраны были Греч и Глинка, а казначеем общества — Николай Кусов.
Первую примерную школу положено было нами устроить в Петербурге, на виду всех. По нашим средствам мы должны были устроить эту школу в очень скромном виде, в Коломне, в одной из отдаленных улиц, в деревянном простом доме, в котором весьма удобно могло учиться до ста и более учеников. Эта невзрачная по наружности школа вполне согласовалась с учениками, которые должны были в ней учиться, потому что эти школы устраиваются по правилам общества только для крестьянских детей, бедных мещан и мастеровых. Я слышал, что нас многие обвиняли и говорили, что лучше бы было, если бы мы не набирали в нашу школу такую ватагу босоногих мальчишек, а взяли бы треть или четверть их да устроили бы школу в более видном месте и с более приличным для порядочной школы помещением, а не в старом некрасивом деревянном доме. Господа обвинители наши забывали о цели, для какой общество наше собралось, забывали, что наша главнейшая цель состояла в том, чтобы стараться о быстрейшем распространении грамотности в простом народе: «Отечеству нужны учащиеся грамотеи, а не здания, в которых они учатся».
Министерство народного просвещения вздумало было учредить несколько времени перед тем ланкастерскую школу в Петербурге; выписан был из Америки учитель, знающий эту методу, и приобретен для помещения большой каменный дом на канаве, против Николы Морского. Не знаю по какой причине, эта школа не состоялась, и американский учитель уехал.
У нас каждый член платил тридцать рублей в год; на эти деньги была устроена и содержалась школа. Учителем школы был избран деятельный и добрый человек, умевший хорошо обращаться с мальчиками простого быта. Общество снабдило его полной инструкцией, как преподавать грамоту по этой методе.
Так как в школу приходила каждый день почти сотня уличных мальчиков, то для соблюдения необходимого порядка при учении положено было обществом, чтобы члены, которым положение их позволяет, каждый день по четыре человека дежурили в школе поочередно, наблюдая за поведением и прилежанием учащихся.
Вступавшие в школу в первый раз должны были быть приводимы родителями, а если их нет, то теми, у кого они живут; в школе они принимались дежурными членами и записывались в алфавитную книгу их имена и фамилии, также имена их родителей и местожительство, и назначалось каждому свое место на скамейке в классе.
В назначенные часы для классов ученики приходили в переднюю комнату школы, где встречали их дежурные и отводили в классы на их места; по окончании классов дежурные члены выводили учеников попарно на улицу, по которой и вели их до первого перекрестка, где ученики расходились по своим местожительствам. По временам посылались члены в квартиры учеников узнавать от родителей, соседей и чрез дворников, хорошо ли они себя ведут, послушны ли родителям и учтивы ли со старшими. Хорошо себя ведущие и хорошо учащиеся получали награды, состоявшие из обуви и, по возможности общества и по степени прилежания, фуражками и некоторыми частями одежды. За большие шалости, дурное поведение и непокорность родителям наказывались стыдом, что в нашей школе было в большой силе; быть поставленным у дверей класса со щеткою в руках считалось большим наказанием и, к счастию, сделалось для ребятишек так страшно, что после очень редко встречались наказанные. Вредных больших шалунов, на исправление которых не предвиделось надежды, отсылали, чтоб не заражали своими шалостями других.