Коварная мучительница – вот кто она. Если бы у нее ломалась швейная машина, а я знал почему, я сразу сказал бы.
Сам себе не верю – я Шерлок Холмс. Один, без Ватсона, без курения трубки сделал цепь рассуждений.
Первое звено. Бабушка насильно заставила родителей купить велосипед.
Второе звено. Родителям надо еще на байдарку тратиться, поэтому папа купил велосипед уцененный, дешевый. Машина ломается сама.
Папа на ночном дежурстве. Завтра, чтобы подтвердить мой вывод, поговорю с ним, как мужчина с мужчиной.
«Отец, – сказал я строгим голосом, – ты купил велосипед в отделе уцененных товаров». – «Нет, – ответил папа, – покупал, где все покупали». – «Видишь ли, цепь рассуждений по дедуктивному методу приводит к выводу, что велосипед уцененный. Он ломается на каждом шагу».
Папа засмеялся: «Ты что же – Шерлок Холмс? А я – вычисленный тобой преступник? Да тебе дай сейчас „КАМАЗ“, ты ему на всех колесах не „восьмерки“, а „девятки“ сделаешь. Научишься ездить – велосипед перестанет ломаться».
Настроение испортилось. Тут еще бабушка прочла мораль. «Ты, – говорит, – говорил с отцом грубо. Если дело так пойдет дальше, хорошим помощничком отцу под старость будешь». – «Отличным!» – сказал я вызывающе. – «Да, да, – вроде бы согласилась бабушка, – отличным. Отца на печку будешь шилом подсаживать. Какой у тебя самого-то сын вырастет!»
Жду Петьку Шнуркова. Пока я один, рассуждаю не о велосипеде, а о своем будущем сыне. Я состарился. Голова лысая. Длинная борода и усы. Чтобы не мешали, бороду и усы запихиваю под ремень. В парикмахерскую не хожу: пенсии хватает только на хлеб, парикмахеру платить нечем. Вот и оброс. Хорошо, хоть на голове волосы не растут. Сын грубый. Он-то стрижется и бреется, здоровье у него как у штангиста. Это прекрасно – были бы дети здоровые…
А у меня коленки ноют. Ноги плохо сгибаются. Сын говорит: «Лежи на печке, в тепле ноги поправятся». Печка у нас в квартире деревенская, из кирпичей. Лежать на горячих кирпичах полезно. А как залезть на печку? Высоко. «Сын, – говорю, – подсади!» – «Сейчас, сейчас, папа! Вот только шило возьму».
Идет ко мне с длинным шилом. Откуда у меня силы взялись – я уже на печке. «Ах, папаша, папаша, – говорит сын, – ты, оказывается, симулянт. Зря докторам деньги за тебя платил. Тебя, оказывается, шилом лечить нужно».
Лежу на печке и думаю: «Я ему велосипед покупал, байдарку покупал, а надо было купить ремень хороший».
Приходил Петька Шнурков. Вернулся из деревни. Принес в подарок бабушке щуку. Сам поймал на жерлицу.
Оказывается, его дядя, узнав о том, что мы поплывем на байдарке, учил племянника ловить рыбу.
Петька скоро ушел. Я успел шепнуть, чтобы приходил завтра делать цепь рассуждений по дедуктивному методу.
Утром, как обещал, пришел Петька Шнурков. Он признался, что вчера не понял, какую цепь, из чего и для чего будем делать. Рассказал ему про Шерлока Холмса, доктора Ватсона и дедукцию. Предложил быть Ватсоном.
«Может, соглашусь, – сказал Петька. – Надо узнать, в чем дело».
«Жил-был мальчик, – начал я, – у него очень часто ломался новый велосипед. Мальчик чинил его вместе с бабушкой. Бабушка знала, почему велосипед ломается, но не говорила. Мальчику самому надо узнать это с помощью дедукции».
«Какой мальчик? Какая бабушка? „Жил-был у бабушки серенький козлик…“ – перебил Петька. – Ты, что ли, мальчик?»
Делать было нечего, я рассказал другу всё: и как подозревал его в колдовстве, и как он явился ко мне во сне за ключом от сарая.
Петька не обиделся. Только сказал, что носы ноздрями вверх не бывают. «Сколько всего в такие ноздри нападало бы, – сказал Петька, – а в дождик налилось. А если насморк? Чихнул – глаза себе забрызгал».
Я молчал. Петька попросил вспомнить подробности той страшной ночи.
«У тебя что, бабушка – экстрасенс? – сказал Петька, еще раз выслушав рассказ. – Почувствовала, что внуку будет сниться бандит Шнурков и пришла из своей комнаты к твоей кровати? И ключ под подушкой нащупать успела до того, как ты проснулся? А наутро на колесе „восьмерка“…»
Когда Петька сказал это, я понял, что он, Шнурков, и есть Шерлок Холмс. А я даже не доктор Ватсон. Я просто потерпевший. И от кого? От своей бабушки! Она, когда я спал, ключ из-под подушки доставала и велосипед ломала. Потом ключ под подушку засовывала. Разве мог я подумать такое! Она же у партизан радисткой была, с фашистами воевала… Отомщу бабке, она у меня помучается со своей швейной машиной!
Я спросил Петьку, знает ли он, что ломается в швейной машине. Петька на мой вопрос не ответил. «Кое о чем я догадываюсь, – сказал. – Одно непонятно: с чего это бабушка вдруг велела купить велосипед?»
«Не вдруг, – признался я. – Был шум на всю квартиру. Хотел вбить гвоздь с одного удара молотком и стукнул по пальцу». – «Теперь все ясно и без дедукции, – обрадовался Петька. – У тебя классная бабушка! Она же учила тебя руками работать. Ты же теперь велосипедный мастер. Тебе теперь гвоздь забить – раз плюнуть».
Петька ушел помогать матери убирать квартиру. Я размышлял о себе. Хотел подраться с другом. Хотел ломать швейную машину бабушки, и это вместо благодарности…
Истребил в бабушкиной комнате комаров. Включил пылесос и подкрадывался к ним со шлангом. Очень хороший способ: стены не пачкаются. Отверстие пылесоса заткнул бумажной пробкой. Иначе вылезут. Не взять ли патент на новый способ борьбы с вредными насекомыми?
Бабушка за завтраком рассказывала, как ездила в Москву. В метро все с тележками. Везут большие сумки. У бабушки тележка с маленькой сумкой, но все равно тяжело. «Была телега у меня, – вздохнула бабушка, – да только не было коня…» У этого стишка есть продолжение: «Но вдруг она заржала, заржала – побежала». Вот бы сделать самоходную тележку! Сделаю, подарю бабушке и тогда скажу, что знаю, почему велосипед ломался. А сейчас сказать не могу: трудно. Вообще мириться как-то трудно. Ссориться легко. Ссоры сами собой получаются.
…Все завидуют бабушке. Она идет, а тележка впереди едет. У бабушки в руках вожжи. За правую вожжу потянет – тележка вправо, за левую – влево. Если кто близко дорогу перебегает, тележка ржет по-лошадиному.
Женщина с детьми – детей ведет и тележку везет. «Давайте-ка, – говорит бабушка, – цепляйте за мою. У моей мощности хватит». Прицепили тележку хромого старика. Старик сзади костылем подталкивает.
Лица кавказской наружности хотели прицепить свои тележищи. «Как не совестно!» – закричал хромой старик и отогнал их костылем. «Правильно, – говорит бабушка, – цепляйте только слабосильных».
Поезда приходят и уходят, а в вагоны никто не садится. Смотрят, как бабушкина тележка другие везет. Кому из-за голов не видно, а только слышно ржание, спрашивают: «Что, конная милиция в метро?» – «Нет, – отвечают им, – это тележка ржет, у нее гудок такой».
«Где купили прекрасную тележку? За сколько миллионов? Чье производство? Японское?» – «Шиш вам японское! – говорит бабушка. – Внук сделал».
Почему бабушка не спрашивает о дедукции? Было бы честно, если бы она первая начала о ней разговор. Конечно, бабушка меня учила, но и нервы мне дергала.
Я – эгоист. Жалею свои нервы, о бабушкиных не подумал. Она на войне была. Фашисты вон как издергали ей нервы.
Я – мужчина. Бабушка – женщина. Трудное дело должен начинать мужчина. Придумал, как завтра начну разговор: «Бабушка, велосипед ломала ты…»
«Правильно, – согласилась бабушка. – Думала, быстро догадаешься, но нет, и моя затея затянулась. Сердишься?»
«До этого сердился», – признался я. «Ладно, – сказала бабушка, – у меня на душе тоже легко стало».
Настроение хорошее. Размышляю о сердитых. На них, оказывается, воду возят. Откуда возят и куда? Это ясно. Оттуда, где она есть, туда, где ее нет. К примеру, если лопнул водопровод, из реки – в дома.
Лопнул водопровод. Чая нет, супа нет, все неумытые… Мэр собрал городскую думу – думать, что делать. «Автомашины без бензина. Зарплату рабочим не платим три месяца, – говорит мэр. – Как бы привезти воду даром?»
«Давайте возить на жуликах, – сказал один депутат. – Они в тюрьме сидят без дела». – «Невозможно, – ответил мэр, – жулики воду украдут и в камеры не вернутся».
«Возить надо на спекулянтах, – сказал другой депутат. – Они целыми днями толкутся на перекрестках». «Невозможно, – сказал мэр, – спекулянты начнут торговать водой по бешеным ценам. Думайте, господа, хорошенько. „Думай, голова, картуз куплю“».
«Мы и так в картузах, – отвечают депутаты. – Мы уже много чего придумали».
«Кто отличится, тот в придачу к русскому картузу получит американский, – пообещал мэр. – С сеточкой на затылке, с буквами USA».
«Несите американский, – говорит третий депутат. – Придумал. Возить воду надо на сердитых. Я знаю одного такого мальчишку».
«Замечательно! – обрадовался мэр. – Объявите сердитым по радио, чтобы собрались у мэрии. Оттуда на реку – за водой. В другой раз будут знать, как сердиться».
Мне-то к мэрии идти не нужно. Уже сутки, как я перестал сердиться. Схожу из любопытства.
Депутаты вышли на улицу, ждут сердитых. Мимо идут прохожие, улыбаются. Депутат в американском картузе отловил одного, спрашивает: чему улыбается? «Чая нет, супа нет, не умываюсь – хорошо!» – «Чего же хорошего!» – рассердился депутат. «Ага! – закричал мэр. – Вы, господин депутат, сердитесь. Марш на реку за водой». – «У меня депутатская неприкосновенность», – еще сердитее ответил американский картуз. «Ладно, – говорит мэр, – тогда ведите сердитого мальчишку. Будем возить воду на нем».
Если меня схватят и начнут говорить, что я сердитый, я на самом деле рассержусь. Кошмар какой-то! Как говорит мама, ужас! С ума сойти можно!