Перед сдачей в набор я много поработал над текстом повести. Показал Федоровича в отношениях с рабочими, с местными большевистскими организациями Кузбасса. В последней главе председатель томской чека предлагает его расстрелять, рассматривая засылку денег, одежды, оборудования в далекую пустынную Осиновку как контрреволюционный акт, вспоминая, что Федорович участвовал в формировании карательного отряда (раньше я ввел эту сцену не грубо, а мягким показом, как это я люблю). Читатель поймет, воспримет это требование расстрела как некую закономерность. Вениамин Свердлов отстаивает жизнь Федоровича, спасает его. Это тоже закономерно. И думаю,— тут более высокая закономерность. Крупный капиталистический организатор, инженер с большим размахом,— разве такой должен быть отринут, уничтожен нами? Можно и нужно ему многое простить (разумеется, не затушевывая при этом правды). В новом обществе есть для него место, применение его силам.
Редакция «Знамени» одобрила переработку, и вчера повесть уже отправлена в набор. Она появится вся целиком в майском номере.
Я сделал маленькое вступление от автора, где сказал, что на площадке Кузнецкстроя работал писательский коллектив. Написал о смерти Смирнова, о его значении для нас и в заключение выразил горячую признательность всем, кто с нами поделился воспоминаниями.
10 апреля.
Черт возьми, опять пришлось перезаказывать билет.
Идет счастливая полоса. Как я досадовал, что надо вылеживать и отложить отъезд, но вдруг и это обернулось удачей.
Вчера вечером мне позвонили из редакции «За индустриализацию» и просили приехать, захватив с собой два экземпляра моей книжки. Я, слава богу, был уже здоров, — сразу оделся и помчался.
Меня провели прямо к зам. редактора. К нему собрались и еще несколько работников. С места в карьер я получил предложение: сейчас же, не выходя из редакции, подготовить для газеты отрывки из книги — три-четыре подвала, то есть, собственно говоря, всю линию Курако.
Слово за слово — и мне сообщили, что книжку прочел Серго Орджоникидзе. И в тот же вечер, когда он прочел (или, может быть, на следующий), к нему пришли металлурги — Орджоникидзе постоянно общается с ними,— он стал расспрашивать о Курако и чуть ли не два часа слушал о нем. Как раз тут в кабинете Орджоникидзе появился Таль (редактор «За индустриализацию»), Серго похвалил ему мою книжку, посоветовал дать в газете выдержки.
И вот в трех номерах пойдут подвалы.
Конечно, я сделал монтаж отрывков не в редакции, а сегодня утром дома. И уже отвез. И все уже прочитано, сдано в набор.
А вчера у зам. редактора мы долго и славно поговорили. Кстати, секретарем редакции оказался мой давний товарищ по гражданской войне, по 9-й армии. Мы вспомнили те времена, когда он работал в армейской газете «Красное знамя», а я выпускал маленький листок — газетку 22-й дивизии.
Вообще народ в редакции «3. И.», кажется, подобрался превосходный. У меня впечатление: они любят свою газету, очень инициативны, знают и любят индустрию. Я им рассказал о методах своей работы, о том, как мы у постели Бардина из вечера в вечер слушали и застенографировали повесть его жизни, рассказал и о множестве других бесед. Не скрыл и своих затруднений. Представь, они очень заинтересовались. Сказали, чтобы я ни с кем не договаривался, а вел бы такую работу при редакции «3. И.». Иначе говоря, возникла мысль создать в «З. И.» собрание стенограмм.
Конечно, это пока лишь первые наметки, — может быть, ничего и не получится, — но они отнеслись к такой мысли горячо. Возможно, это будет моя база. Я обещал не задерживаться на площадке, а поскорее вернуться в Москву.
Первый подвал пойдет послезавтра, — вот какие темпы! Сделано коротенькое вступление от редакции.
Вот такое: «Помещаем отрывки из книги А. Бека «Главы истории Кузнецкстроя» (издание «Истории заводов» — на правах рукописи), посвященные характеристике интересной и своеобразной личности М. К. Курако — одного из лучших русских металлургов, создавшего целую школу «доменщиков-американистов».
Снова скажу: я счастлив! Разумеется, не могу уехать, пока не пройдут подвалы.
12 апреля.
Телеграмма.
Газета «За индустриализацию» печатает отрывки трех номерах сегодня напечатан первый выезжаю пятнадцатого.
2 июня.
Москва. По возможности, уделяй время каждый день для работы над АИКом. Вот некоторые советы. Воспользуйся ими, проводя беседы.
Выясняй мельчайшие подробности быта колонистов, — что они ели на завтрак, на обед, как проводили день, что делали по вечерам, как развлекались, вопрос о женах, о ревности и пр. и пр. У меня в стенограммах этот вопрос выяснен плохо. Поработай над этим.
Еще и еще вытягивай все из Чарли Шварца. Он был в Кемерово как раз в тот период, который охватывает первую часть. С ним осталась непроведенной еще одна беседа (тема — взаимоотношения с русскими), но разных мелочей из него можно вытянуть еще очень, очень много.
Теперь общее замечание о методике бесед. Я делаю обычно так: пусть человек сначала расскажет в хронологическом порядке все, что он знает, здесь я сравнительно мало перебиваю его вопросами, а возникающие у меня вопросы записываю для памяти, чтобы поставить их потом. Следующий этап — более подробное выяснение разных интересных эпизодов. Следующий — ты просишь обстоятельно рассказать об интересующих тебя лицах, выспрашивая разные подробности, случаи, черты характера, штришки, причем непременно добивайся конкретизации. Например, «он скупой», ты спрашиваешь: в чем это выразилось, какие случаи привели вас к этому заключению? И наконец, следующий этап — твои вопросы касаются разных проблем: вопрос быта, организации труда, организации общественной жизни, взаимоотношения с русскими и пр. и пр. И обязательно опять эпизоды, штришки, детали, детали и детали.
Таким образом, ты переворачиваешь, перелопачиваешь весь материал несколько раз и получаешь все, что человек может дать. Во время беседы обязательно подбадривай рассказывающего выражением заинтересованности, изумления, восклицаниями: «вот как!», «эге!», «это интересно» и т. д. Конечно, подоплекой таких восклицаний служит неподдельный интерес. Фальшивить не надо, неискренностью можно все испортить. Пусть будет удивительна хотя бы лишь крупица, но непременно как-то ее отметь. И, глядишь, твой собеседник разойдется, одолеет смущение или какие-то другие свои тормоза, рассказ польется свободней, интересней.
Да, вот еще что. Если человек мнется, не решается что-то выложить под стенограмму или говорит: «это не записывайте», ты оборачиваешься к стенографистке и произносишь: «Напишите: не для печати». Эти три словечка почти всегда действуют магически, как-то сразу успокаивают рассказчика, и беседа продолжается. Но если что-то действительно не пришлось застенографировать, это надо в тот же вечер или на следующее утро хотя бы кратко записать: потом это в памяти стирается.
Кстати, порасспроси у Чарли о тех людях, о которых рассказывал Нелсон (рядовые аиковцы) — они очень интересны. В книге обязательно должна быть отлично подобранная галерея вторых ролей.
3 июня.
Малеевка. Приехал на недельку отдохнуть в Малеевку. Второй день льет дождь. Скучновато.
Продумываю свои сюжеты, перебираю их. Хочется дать пересечение нескольких линий, столкнуть капитализм и социализм. Смогу ли дать в романе «Доменщики» остроту такого столкновения? Очень хотелось бы написать о Прошке Ватолине, взяться за эту нитку, — тут и капитализм, и Ленин, и борьба левых коммунистов, и рабочие Кузбасса. Это, конечно, самый замечательный, наряду с АИКом, из моих сюжетов.
В общем, еще неясность. Буду работать, изучать материал, — все это потом войдет в роман.
Примечание. В этом письме впервые появляется заглавие: «Доменщики». Читатель, однако, не должен смешивать этот лишь обдумываемый мною в ту пору роман «Доменщики» (которому затем я дал название «Инженер Макарычев»), роман, погибший в дни войны, о чем я уже говорил, и книгу моих повестей «Доменщики», включившую, кстати сказать, и повесть «Курако».
5 июня.
Малеевка. Вот и подходит к концу мой недельный отдых.
Надо знать, что в творческой работе обязательно будут моменты — и, быть может, длительные — сомнения в своих силах, будет казаться, что ты не способен справиться с темой, не сможешь написать и т. д. Это будет обязательно, и у всех бывает. Самое важное при этом — не прерывать работу. Это вообще главнейший принцип: каждый день что-нибудь делать для своей будущей книги.
…Если я узнаю, что проведены новые беседы по истории АИКа — беседы с Чарли, с Чезари, с Ригманом, с Казарновским, — это будет для меня самая большая радость.
7 июня.
Только что приехал из Малеевки.
Приехал и побежал проверять дела на своих фронтах. Зашел в «Знамя», — там приятнейшая весть: уже есть контрольный номер с моей вещью. Очень, очень я рад. Представь, в последние дни в Малеевке меня все время, даже ночью, томило беспокойство: вдруг задержат журнал, вдруг снимут повесть и т. д.
…Сейчас пойду проверять другой свой фронт — «За индустриализацию».
8 июня.
В «3. И.» я вчера не застал человека, который должен со мной договариваться. Надеюсь, что сегодня дело выяснится окончательно.
…Вчера был на совещании очеркистов, встретил там Итина, он мне сказал, что в «Советской Сибири» была о моей книге статья под заглавием «История лжи и клеветы».
Разумеется, я взволновался, отправился в читальню, прочел эту статью и успокоился. До чего она пуста! И, главное, содержание совершенно не соответствует заглавию. Нет ни одного указания на то, что я сообщил что-либо ложно. Буквально нет даже попытки опровергнуть какой-либо факт или все в целом. Просто зубоскальство, главным образом насчет жены Федоровича и «мелодраматических эффектов» повести. Очень нестрашная статейка.
Но опять в душе всплыло все, что я пережил во время сибирской проработки. Какой парадокс! Обвинили во лжи и клевете меня — человека, который предан изучению жизни, отыскивал и нашел немало нового, выверял разными путями каждую свою находку, каждый факт. Мои обвинители отрицают художественное (да и историческое) исследование, открытие. Ведь о Курако до моей вещи и до выступлений Бардина, которые родились из его стенограмм, то есть опять-таки при нашем участии, еще ни словечка никем не было написано. А в Новосибирске с ним разделались сплеча: не тот герой! Несовременно! На деле же Курако — мой Курако — оказался настолько современным, что авторитетнейшая боевая газета отдала свои подвалы, чтобы познакомить читателя с этой фигурой.