Вот, собственно, и все мои успехи. А к Ломову, Милютину, Кржижановскому и пр. и пр. я все еще не могу проникнуть и проникну ли — не знаю. Я убедился, что книжку с моим замыслом (особенно Ленин, внутрипартийная борьба, ВСНХ и т. д.) вряд ли сумею написать,— не могу добраться к материалу, к людям. А Прошка Батолин, взятый сам по себе, вне борьбы капитализма и коммунизма, для новой литературы малоинтересен. Во всяком случае, его биографом я быть не намереваюсь.
4 марта.
Сегодня виделся с Авербахом. Со мной он мил. Известие о том, что я вольная птица, принял совершенно спокойно и даже чуточку с одобрением. Его дух уже отлетел от «Истории заводов». Он откровенно говорит, что здесь дела застынут. Мне он сказал:
— Редакция «Истории заводов» будет тебя рекомендовать на любую работу, какую ты захочешь.
Я поблагодарил. Думаю использовать «Историю заводов», чтобы взять там соответствующую бумажку куда-либо, а работать самостоятельно, без редколлегий.
5 марта.
…Пожалуйста, возьми в библиотеках на Верхней и на Нижней колониях отзывы о моей книге. Бюллетень «История заводов» хочет дать обзор. Я обещал им представить отзывы.
…В письмах я сообщал о всех новостях, но так как это письмо идет с оказией и, наверное, обгонит почту, я вкратце повторю.
Сейчас я держу курс на то, чтобы 1) напечатать в журнале свою вещь просто как повесть, а не как историю Кузнецкстроя и 2) найти новую работу, которая совпадала бы с моими замыслами и давала бы примерно такие же материальные средства, как и Кузнецкстрой.
Насчет продвижения в печать начал разговоры с Ермиловым («Красная новь»). Он рассыпался в любезностях — это на него действует общественное мнение,— но книжку еще не прочел. Надеюсь, что сегодня — завтра буду иметь с ним обстоятельный разговор.
Что касается работы, держу пока курс на участие в дальневосточной (тихоокеанской) книге. Если это дело будет застопорено, напишу, возможно, одну-две мелкие вещи. Пока неопределенность.
7 марта.
…Вчера мы назначили в Оргкомитете «свидание друзей» — Паустовский, Рахтанов, Софья Виноградская и я. Это приблизительно состав бригады, которую я — пока суд да дело — сколачиваю для поездки на Петровский забайкальский завод. Видишь, влечет, влечет меня Сибирь!
Пленум Оргкомитета был, однако, перенесен (по просьбе Горького) на сегодня. Вчера наша встреча не состоялась.
У меня бродят такие мысли: не запустить ли мне сейчас в работу тот роман, который был у меня в плане — именно «история домны», если называть условно. Сюжет его примерно такой: группа доменщиков-куракинцев, сторонников больших печей американского типа, и группа так называемых «антиамериканистов» (Свицын и др.). Их давняя борьба. Ее этапы: до революции, затем Гипромез, борьба течений и, наконец, решение строить заводы американского типа. Ученики Курако ведут воздвигнутые домны, зима, кризис, домны не идут. Свицын потирает руки («я-де говорил»), Жестовский чуть не стреляется, и, наконец, победа. Сюжет прекрасный, полный действия, драматизма. (Сюда бы еще американцев ввести, представителей капиталистического мира.) Это была бы повесть, и вместе с тем по ней можно было бы сделать сценарий.
Насколько я понял Власова, Кузнецкстрой стал бы такую работу финансировать. Тогда я смог бы проводить на площадке беседы, моя поездка в Кузнецк стала бы деловой.
Видишь, сколько у меня планов, проектов, сюжетов, и ни на одном я пока не остановился. Это не есть разбрасывание, я в себе не волен, для любого плана нужна солидная финансовая база,— я же ничего не могу выдать без огромнейшего изучения,— без серьезной базы нельзя и начинать, а где ее найти? Где я ее добьюсь, там и заработает инструмент. А потом — мне, конечно, надо писать такую вещь, которая безусловно бы прошла, нельзя же, чтобы каждое мое творение продиралось сквозь колючки.
8 марта.
Действительно, сейчас наступает какой-то новый этап литературы, ищут новых форм и вообще нового (вот мы, например, нашли же новую методику и, наверное, подобных изобретений не мало), и страшно нужен новый тип критика — критика-организатора, критика-созидателя. А таких людей почти нет.
Мне все больше нравится мысль написать повесть «Кризис домны», но на площадке об этом никому ничего не говори. Я не хочу навязываться, хочу, чтобы Власов сам пригласил меня, когда я буду в Кузнецке, Конечно, можно сделать великолепную и вместе с тем не слишком острую — пишу это со вздохом — вещь.
Пленум Союза писателей очень интересен. Дан, очевидно по инициативе ЦК, новый лозунг, который я приемлю всей душой. Лозунг таков: за высокое художественное качество, за овладение техникой литературного мастерства. Это центральный пункт, гвоздь докладов. При этом сейчас отметаются старые. разговоры об отставании от темпов и т. д. Наоборот, дается четкая директива: работай год, два, три над произведением, но добейся отличного качества, первоклассного мастерства.
Очевидно, сейчас будет равнение на мастеров (и Панферову придется туго, его и критикуют в связи с этим поворотом).
Думается, настает благоприятное время для выношенных, сделанных надолго вещей. Возможно, и моя попадет в точку. Впрочем, не сглазить бы,— с Ермиловым и с Фадеевым еще разговора не было, будем толковать после пленума.
9 марта.
Кажется, дело с бригадой, которая поедет на Забайкальский завод, вытанцовывается. Соня Виноградская, очевидно, будет бригадиром. Она скромный, приятный человек — не мажется, не жеманничает, работает над книгой «Портреты инженеров», уже написала Рамзина, Винтера, хочет написать Бардина.
Мы, очевидно, поедем как бригада Оргкомитета по Бурятско-Монгольской республике для подготовки к съезду писателей. Республика маленькая, писателей не много, так что оргработы почти не будет. Вероятно, я заеду сначала в Кузнецк, потом догоню бригаду в Забайкалье. И снова вернусь на площадку.
11 марта.
Думаю, что призывы к умеренности, к тому, чтобы не делать большой ставки, не писать мировых произведений, неправильны. Я, конечно, рисковал, но все же чего-то достиг, какой-то серьезный рубеж переступил. Переступил, если даже все останется так, как оно есть сегодня: книга не издана, с Кузнецкстроем и Сибирью порвано и т. д. Я уже признан писателем, со мной хотят вместе работать, меня привлекают.
Только с такой — отличной или хотя бы заметной — работой можно было показаться в люди. Средняя, посредственная работенка не перекрыла бы в литературной среде прежнее отчуждение.
Сейчас я собираюсь ехать в Сибирь с Соней Виноградской, Рахтановым и, возможно, Паустовским. Виноградская хорошо относится ко мне. У этой маленькой женщины, которая так много повидала (начиная еще с 1918 года, когда она была секретарем Марии Ильиничны в редакции «Правды»), есть настоящая литераторская устремленность, волевой заряд. Вчера я пригласил Соню с собой на одну беседу, в инженерский дом, куда и сам пошел первый раз. Там меня (мою книжку) так хвалили, что Виноградская сказала: вот настоящий успех. Потом начали беседу. Когда она увидела методы моей работы, она была потрясена (прошу извинения за сильное слово). Тем более что сама она работает над схожими темами — портреты инженеров и т. д. Я, по ее словам, открыл ей новый мир — мир настоящей работы, понимания того, что и документальная проза — это истинное, настоящее искусство.
14 марта.
Я хочу до отъезда подготовить к сдаче в набор свою книжку. Она нигде еще определенно не принята, но, по всей вероятности, этот вопрос решится в ближайшие дни. А пока я не теряю времени и начинаю править, делаю вставки и т. д.
Вчера я был у О. Ему очень понравилась книжка. Он дал мне хороший совет: назвать повесть не «Копикуз», а «Курако». Здесь-де просто попытка дать портрет доменщика. Конечно, все это казуистика, но совет правильный.
Меня грызет какое-то беспокойство и разбивает настроение. Может быть, это из-за неопределенности моих дел. Много думаю: за что мне взяться?
Очень, очень не хочется порывать с Кузбассом, с Кузнецкстроем. Что ни говори, все мои главные темы здесь — Урало-Кузбасс, АИК, история домны и т. д. Пожалуй, не буду заниматься Петровским заводом — да и поездка туда, кажется, срывается,— а возьмусь за роман о Кузнецкстрое. Эх, если бы еще месяца на три в моем распоряжении была бы стенографистка на площадке. Не знаю, рассчитывать ли на обещания Власова. Реальна ли такая помощь? Я же к этому склоняюсь все больше и больше.
15 марта.
…И сегодня определенности в моих делах еще нет. Виноградская ведет переговоры в Оргкомитете о поездке, выясняет: едем ли? Хорошо, что она взяла это на себя, она собранный, дельный человек. Сейчас звонил ей — нет дома.
Относительно печатания повести «Курако» тоже пока неясно. Ермилов обещал прочесть к завтрашнему дню.
…Провожу беседы, главным образом о том, каковы ошибки и упущения в моей книге. Очень хочется взяться уже за какую-нибудь определенную работу и форсированно — в моем стиле — двинуть ее.
16 марта.
У меня некоторые неприятности.
До сих пор мне подчас влетало за то, что книга недостаточно хороша или вовсе не хороша, теперь попадает за то, что она хороша, слишком хороша, чрезмерно хороша. По Москве ходят слухи, что сию книжку написал не Бек, а Смирнов. Да-с! И что будто бы об этом заявляет вдова Смирнова.
Вчера позвонила Соня Виноградская очень тревожно:
— Я что-то узнала в Оргкомитете о вашей книжке; приходите ко мне сейчас же, я хочу вас предупредить.
Я заволновался. Оказалось, Соня дала книжку Кирпотину,— тот взглянул и сказал:
— Я слышал об этой книге. Говорят, замечательная книга, а написал ее не Бек, а Смирнов!
Вот такая неприятность! Вчера вечером я хотел подавать заявление в Оргкомитет или в горком, но решил прежде всего съездить к Ольге Владимировне (жене Смирнова). Она расплакалась, сказала, что никаких слухов не распространяла, никому ничего не говорила, что этот вопрос уже стоял в «Истории заводов», был разрешен и с тех пор она никому ничего не говорила и т. д.