Особенно всякие там пауки — отметила Наруга, пустив прицельную очередь по карабкающемуся прямо на неё липуну. Тот ловко цеплялся за склон ломанными суставчатыми ногами. И подтягивал тулово, подталкивал его хвостом, опираясь на хвостовую вилку. Цилиндрическая башка изо всех сил тянулась вверх навстречу упоительному запаху обеда. Очередь располосовала отверстую глотку — брызнула ярко-жёлтая жижица, лопнули три выпуклых глаза. Пронзительный свист твари захлебнулся, но лапы удержались на склоне. Вторая очередь переломила суставы передних ног — паук откачнулся назад. Третьей очередью Наруга перебила открывшиеся взгляду средние ноги, распяленные между камнями, за которые они зацепились. Паук всё больше заваливался назад.
Удобно — оценила Наруга, отстрелив задние ноги — и липун полетел вниз. А по пути сшиб ещё одного скалолаза — на радость какой-то шмыгающей под стеной зубастой дряни, явно не приспособленной к альпинизму. Улетевший за компанию липун умудрился удачно приземлиться, смахнув хвостом несколько зубастиков. А вот подранок свалился на спину и замолотил в воздухе культями. Наруга успела заметить, как из-за деревьев на халявный обед хлынула целая стая зубастиков. Но позлорадствовать времени не было. Слева Гранка уже изрядно нашпиговала какую-то несусветную сороконожку, длинной в четверть стенки — и откуда выползла зараза? Она медленно, но упорно пёрла на Гранку, прикрываясь щитом, что произрастал на башке плоским грибом. Передние конечности твари уже волочились по бокам тряпками, оставляя на камнях мокрые следы. Но все остальные ножонки прикрывали жирные кольца, из которых состояло тулово.
Наруга оценила расстояние до своего следующего противника. Поняла, что успевает, и атаковала Гранкиного противника сбоку. Его докучливый скрип изменил тональность и громкость, когда Наруга отстрелила ему сразу несколько пар ножек. Длинное грузное тулово, лишившись этой опоры, медленно разворачивалось на правый бок, задирая левый. Нижние недостреленные коротенькие ножки, отцепившись от стены, конвульсивно молотили по воздуху. Гранка благодарно кивнула и занялась приоткрывшимся более нежным брюхом. По склону потекли мутные жирные потоки. Зубастики, как ошалевшие, подпрыгивали, слизывая их длинными узкими язычками. Гранка засветила в гадину гранатой — щит на башке сороконожки треснул. А правый бок лишился последней сцепки со стеной. Тварь рухнула вниз, придавив кучу верещащих гурманов.
Справа у Ракны с хутамкой всё было в порядке. Хотя и у них, помимо пауков, нарисовалась сороконожка. Наруга вернулась к своему новому противнику — старому знакомому, сбитому со склона. Всадила ему несколько очередей прямиком в голову, разнеся в пыль паучьи глаза. Сама башка не пострадала — вот из чего нужно строить укрепления! Хрен пробьёшь — бубнила она под нос, отстреливая короткими очередями одну ногу липуна за другой. Ослепнув, тот вдруг замер, хотя яростно свистеть не прекращал ни на секунду.
Всеобщий гвалт прорезал отчаянный сдвоенный женский вопль справа. Шатхия, сорвавшись с места, обхватила за пояс Ракну — та висела, утонув плечами за обрывом. Наруга бросила своего задохлика и, шлёпнувшись боком на самый край, свесилась, как только смогла. Зацепилась ногой за камень, изогнулась, рискуя улететь вниз. У липуна Ракны оставалась лишь половина ног. Зато он заарканил подругу языком — слишком близко подпустила, дурёха. Ей повезло: петля языка захлестнула шею и РП, прижав ствол к лицу. Только поэтому она ещё не задохнулась, но была готова сверзиться вниз. Наруга исхлестала очередями всё пространство между тварью и подругой, покуда натянутый живой аркан не лопнул. Шатхия, почуяв свободу, втянула Ракну наверх и шмякнулась рядом.
Наруга машинально оттянулась от края, заметив, что её задохлик ожил и продвинулся по пути завоевания добычи. Вот же настырный, падла! Она взгромоздилась на колени, засветила в него гранатой и пригнулась. Когда распрямилась, паук полыхал под стеной, распугав зубастиков и ещё какую-то пирующую нечисть. Зато к точке, которую бросила Шатхия, ловко подбирался другой. А самой Наруге в этот раз досталась сороконожка. Горящий липун её миновал, и паскуда успешно преодолела середину склона. Поджечь то, что у тебя прямо перед носом — не задача, хотя гранаты стоило поберечь. А вот по пауку Шатхии со своей точки она боялась промахнуться. Едва сороконожка под ней вспыхнула, Наруга метнулась на место хутамки и принялась отыгрывать упущенное время. Успела перебить переднюю пару ног, когда чисто интуитивно дёрнулась в сторону — петля не захлестнула голову и плечи. Зато намертво впилась в согнутый локоть левой руки. Прилипла. Понятно, почему Шатхия так замешкалась над Ракной.
Наруга с силой дёрнулась назад, заваливаясь на спину. Но не упала — не дал натянувшийся аркан — а приложилась только задницей. Язык потянул её к обрыву, разворачивая вокруг собственной оси. Она буквально повисла под немыслимым углом, уперевшись ногами в торчавший на краю камень. Рывок! Однако тренированные ноги выдержали, не выдали. Второй рывок был так силён, что тело согнулось пополам и поползло к самому краю, рискуя кувыркнуться башкой вперёд. Липун чуток не дотянул до конца манёвра: поторопился наверх, и натяжение ослабло. Наруга с трудом перекатилась на бок и пустила гранату в поднимающуюся над обрывом морду — уши обожгло яростным свистом, нырнувшим вниз вслед за мордой. Из куртки она выкрутилась винтом, страшась задеть липкую петлю. Перекатилась подальше от края, изготовилась к стрельбе. Над обрывом поднялась пылающая макушка, на которой в тот же миг лопнули два передних глаза. Пока горящий паук отваливался от стены, Наруга успела разнести ему в хлам оставшуюся часть морды.
— Нахрена ты его притащила?! — подоспевшая на помощь Гранка стегала громадную упёртую чадящую тушу короткими очередями.
— Дура! — расслабляясь, прошипела Наруга и встряхнулась.
— Согласна: ты законченная дура, хоть и знаменитость, — насмешливо подтвердила Гранка, нависая над обрывом и крутя головой. — Но верно сообразила скинуть куртку. Иначе улетела бы с обрыва… Нет, куртку не трожь. Зацепишь, влипнешь в эту пакость ещё круче. Будем вместе с кожей отдирать.
— Что там внизу? — встревожилась Наруга.
— Мелочь твоего паука кушает. Зажаренного с кровью. Заметила? Нарочно под обрывом пасутся. Им уже столько жратвы нападало, что скоро полопаются. Ну, чего расселась? Давай, работай.
Наруга поднялась. Пинком вышвырнула кутку с обрыва. Гранка хмыкнула и поинтересовалась:
— Не замёрзнешь?
— Замёрзнешь тут, — проворчала она, оглянувшись назад.
Бинка не сводила глаз с реки. Юлька хлопотала над Ракной — та виновато зыркнула на подругу горящими чёрными глазами и завернула поцарапанную мордень на сторону. Наруга усмехнулась и посмотрела на Шатхию. Хутамка как раз отправила вниз очередного липуна и довольно улыбнулась. Приглашающе кивнула, дескать, включайся в процесс. Наруга осторожно шагнула к обрыву, глянула вниз и встретилась взглядом с очередным пауком. Тот так перестарался, раздуваясь, что с величайшим трудом подтягивал вверх непомерную тушу.
— С меня хватит, — объявила ему Наруга.
И принялась мочалить короткими очередями распахнувшуюся пасть. Приобретённый опыт настойчиво рекомендовал: пока морду липуну в хлам не разнесёшь, бой с ним затевать не следует.
Глава 7
Акери очнулась оттого, что снизу её узкую тесную темницу что-то сильно толкнуло. Или она обо что-то ударилась. Два её молчаливых тюремщика сидели у большой яркой стены в непонятных светящихся рисунках, квадратах, кругах и зигзагах — чудовищная какофония линий и ярких красок мучительно била по глазам. Мужчины лишь изредка перебрасывались словами, возясь со своей стеной — это Акери разглядела в дыры, пропускающие к ней воздух. Чем они там занимались, дыры понять не позволяли. Да и глаза всё никак не желали просыпаться — опять её чем-то опоили. Голова стала огромной и пустой, в животе катался комок тошноты. Впрочем, всё это неважно: всё равно на её судьбе сегодня и сейчас это никак не отразится. Что бы ни произошло, этот ящик раскроется лишь там, где её оставят навсегда. Так говорили эти люди.
Как она сюда попала, Акери не знала. Просто проснулась в этом ящике, как некогда проснулась в неведомой комнате, где всё было чужое. И пахло чем-то насквозь чужим. Стены были из чего-то, чему Акери не знала названия. Кажется, из того же самого были сделаны большие лодки, что торговец с другой планеты привёз её мужу. Оно было крепче железа, не горело и не радовало глаз. Даже в железе есть что-то живое, ведь оно рождено землёй. А это…
Хорошо, если новое путешествие будет не ужасней первого. И пусть оно пройдёт не в этом ящике. В той комнатке можно было немножко походить: совсем чуть-чуть, по несколько шагов в каждую сторону. Ари не могут подолгу сидеть на месте — от этого они болеют. Она заболеть не успела. Но сильно ослабла, хотя продолжала и продолжала проходить эти несколько шагов туда-сюда. Высасывала из скупых движений жизненную силу, не пропуская ни капли. Копила её и ждала конца, который есть у всего. Даже у небесных жемчужных чертогов милостивой Ису, отдающей земле серебристую лунную кровь. В тот час, когда Ри направляет свою солнечную колесницу в тёмное царство, дабы навести там порядок.
Тюремщики поднялись и подошли к ней. Акери, как проснулась, всё пыталась расшевелить руки и ноги. А тут затаилась. Ящик закачался, поднимаясь, куда-то поплыл. Прямо перед носом в одну из щелей протиснулась тоненькая трубка и… Из очередного приступа дурного сна Акери вырвал жуткий удар ящика обо что-то очень твёрдое. Её так мутило, что она готова была расцарапать, разорвать собственный живот. В голове от удара звенело, в глазах бесновались огненные мухи. Но чутьё настаивало, что теперь у неё над головой открытое небо. И настоящая земля под ногами — Ари это чувствовала даже сквозь стенки ящика.
Она с трудом разлепила веки — в щели пробивался живой свет, который она уже не чаяла увидеть. Акери приникла к щелям губами и пила жизненную силу неба, тянула её изо всех сил. Капли света оседали на ящик. Они стекали в щёлки, питая Ари чистой сило