ножом колол!
Он меня заметил тоже. И стрелять мы начали почти одновременно. Вот только ружье у меня было уже в боевом положении у плеча. А он свои два пистолета в опущенных руках держал. Так что почти одновременно, это на целое почти больше чем позволительно на войне. Мой выстрел прозвучал первым. На какую-то долю мгновенья опередив его. Пуля (а мне попался, похоже, пулевой патрон) угодила ему в правое плечо. От выстрела его чуть развернуло, а пистолет, который он сжимал в правой руке, выпал из руки в снег. Вот из второго он начал садить довольно обильно. Вот только от боли и страха пули летели куда угодно, только не в меня. В небо, в стену дома, в распахнутую калитку участка.
Все же видели фильм «Белое солнце пустыни»? Эпизод, когда Сухов подстрелил Черного Абдулу. Тот еще жив. Высаживает из своего маузера целый магазин. Вот только попасть уже никуда не может. Так и тут. Впрочем, долго его мучения не продлились. Даже такая бессмысленная и неприцельная стрельба меня изрядно пугала и я поспешил разрядить ему в грудь и второй ствол ружья. Этого хватило. Готово. Я крут. Круче меня только вареные яйца, — успел устало подумать я, сползая спиной по стене. Дикое напряжение последних минут схлынуло оставив полное опустошение в душе и теле.
Впрочем, долго рассиживаться было некогда. Двое в минус- это хорошо. Но где-то тут бродят ещё уцелевшие бандюки. И на звуки выстрелов вполне могут подтянуться. Надо спешить. Да и Малинка там так и осталась, примотанная к столбу. Кроме меня её никто не освободит. Нужно подниматься и идти «спасать всех виноватых и наказывать пострадавших». Это я я так себя веселю, мрачным юмором, чтоб от всего этого не свихнуться..
Впрочем, поначалу я никуда не пошел, а какое-то время потратил на сбор трофеев. Благо, оба эти гаврика на них оказались на удивление богаты. У каждого по два ствола! Да это такое богатство, что просто ого-го! Хотя… изучив трофеи моя радость чуток поусохла. Стволы-то были, да. Но вот патронов к ним негусто.
Да что там говорить, к главному бриллианту трофеев — автомату АКСУ патронов не было совсем!
К пистолету Макарова, выпавшему из правой руки мучителя — всего три патрона. И это еще повезло, что я именно в правую руку сразу попал. Иначе бы он эти три патрона и высадил бы в молоко, так же, как из левого пистолета.
И этот второй пистолет оказался тупоносым шестизарядным револьвером. Похоже, что переделанным травматом или газовым. Потому что патрончики я узнал. От обычной мелкашки. Никак не пистолетные патроны. Вот их оказалось чуть побольше. И пусть в самом револьвере оставалось лишь шесть пустых гильз, в кармане садиста нашлась раздавленная бумажная коробочка с запасными. Початая, разумеется. Но десятка два патронов там еще оставалось.
Порадовал меня только последний трофей. Обычная двустволка горизонталка, как и у меня, только меньшего, 16-го калибра. И патронов к ней полтора десятка. Ну хоть что-то. У меня-то своих совсем негусто оставалось.
И сколько их, кстати? Раз, два, три… семь. Всего семь? А когда ж я их потратить-то успел? Ну-ка вспоминаем. После той памятной ночи с пожаром у меня оставалось всего 22 патрона. Один взорвал Андрюшка в печке — 21. Два сжег во время разборок с охранниками в магазине в Заозерном, стреляя по светильникам над их головами — 19. Еще два тогда же. во время облавы на собачек — 17. Значит у Эльбы я забрал 17 патронов. Первого здесь я взял без стрельбы ножом. Все на месте. Зато вот на второго пару потратил — 15. Ещё три спалил во время ночной акции отвлечения, когда детей уводили — 12. Еще два уже сегодня там у площадки, по засранцу и по окнам — 10. Ну и вот на эту парочку ещё три патрона — 7. Всё верно. Так и выходит.
Блин, ну до чего же дорогая штука — война получается! Два дня пострелял, а патронов, считай, уже и не осталось. Интересно, что мы будем через пару месяцев делать? С копьями и луками воевать начнем? Ох, грехи наши тяжкие…
Тяжело вздохнув и пошатнувшись от усталости, я выпрямился, увешанный трофейным оружием словно новогодняя елка. Нужно идти спасать Малинку. Все остальное, включая последних недобитков, подождет. Девчонка и так натерпелась. Ни к чему длить ее мучения.
Впрочем, когда спустя некоторое время осторожно вернулся на площадку — я понял что со спасением уже опоздал.
Нет-нет! Не нужно сразу подозревать самое худшее. Ничего непоправимого с ней больше не случилось. А со спасением я опоздал потому, что ее уже спасли. Эльба! Непослушная Эльба опять не усидела на месте и примчалась, видимо мне на помощь, с Темкиным обрезом наперевес. И куда она ещё могла пойти как не к дому? А тут «картина маслом». Добро еще то, что захватчики свалили, бросив свою жертву одну на морозе.
Малинка к моему приходу была уже освобождена и Эльба торопливо стянула с себя свою куртку, напялив её на девчонку. Для невысокой Иры куртка рослой Эльбы получалась практически в пол. Малинка даже стоять не могла. Эльбе приходилось удерживать ее практически на весу. Отрадно было наблюдать как, ещё пару дней назад, непримиримые соперницы стоят чуть ли не в обнимку, шепотом о чем-то переговариваясь и размазывая по своим лицам слезы. Хоть это хорошо.
А вот то, что они совсем позабыли об осторожности — плохо. Я смог дойти практически до самой площадки, прежде чем меня заметили.
— Шиша! — Эльба дернулась было в мою сторону, но Малинка, лишенная дополнительной опоры, опасно пошатнулась и чуть не упала. Пришлось вернуться, поддержав ее. Но бежать ко мне ей хотелось больше и потому, подхватив Малинку на руки как маленького ребенка, спортсменка шагнула ко мне вместе с Ирой.
— Ты их видел? Мы слышали выстрелы. Они тебя не догнали? Где они сейчас? Они гонятся за тобой?
— Никто за мной не гонится, — странно хриплым голосом ответил я, устало приваливаясь к заснеженной скамейке. — Двоих, что за мной пошли, я заминусил. Так, что их осталось четверо… Даже трое, если тот, которого я тут подстрелил, уже сдох. Но и тела его я не видел. Унесли куда-то?
— Они его в нашу больничку унесли, — подала голос чуть живая Малинка еще более хриплым голосом, чем у меня. — Я слышала, как они об этом говорили. Он ранен, но очень серьезно.
— Хорошо, — согласно кивнул я. — Значит их трое в строю осталось. Причем, одна из них — девка. Это нам уже пустяки.
— Шиша, да ты на ногах не стоишь! — обеспокоенно произнесла Эльба, с тревогой заглядывая мне в лицо.
— Пустяки, — с трудом отмахнулся я. — Сейчас пойду и добью оставшихся… А ты уведёшь Малинку. В тепло. Накормишь и согреешь. Да, и вот еще, — я стянул с плеча трофейное ружье и протянул его Эльбе, а потом зашарил по карманам в поисках патронов от него. — Держи. Хватит тебе с этим огрызком бегать. Верни его Темычу. Не дело, что у нас все дети без прикрытия сидят… Калаш тоже забери. К нему патронов, к сожалению, нет совсем, но и мне его пустой таскать не с руки. Да ещё вот… Револьвер… Сама решишь кому из наших там его вручить… Или себе вторым стволом возьмешь… А мне нужно завершать это мочилово.
— Может я с тобой схожу? — по прежнему с сильным беспокойством спросила Эльба, пытливо заглядывая мне в лицо. Что у меня там на лице написано, что ли, как мне херово?
— Нет!!! — как можно свирепее отрезал я. — Я. Разберусь. Сам. Твоя задача — Малинка! Уводи её! Отдай стволы ребятам и потом, может быть, приходи на помощь… Если будет что к тому времени ещё помогать.
— Хорошо… — с явным усилием отступила та. — Но может ты меня подождешь? Вдвоем же легче будет.
— Ты думаешь, я не справлюсь? — криво усмехаюсь ей в ответ — До этого же как-то справлялся.
— Ты неважно выглядишь, — осторожно замечает девчонка.
— Я знаю, — устало соглашаюсь я. — Ничего. Я — справлюсь. Немного уже осталось. А ты уводи Малинку. Сейчас же.
— Хорошо, — сдается Эльба. — Я быстро. Ты не спеши пока. Я туда и обратно.
И забросив трофейные стволы за спину, и подхватив Малинку на руки, заспешила к выходу из СНТ. Я же, постояв на месте, глядя ей вслед, развернулся и, пошатываясь, зашагал в сторону нашей больнички. Сегодня всё это закончится. Так или иначе.
Сил не было ни на что. От усталости наваливалось полное отупение. Даже страх куда-то исчез. Оставалось только одно желание. Пускай это всё побыстрее закончится. Даже думать было больно. Но мысли всё равно упрямо пробивались через пелену усталости.
Что я творю? Сколько человек я уже убил? И чем после этого я отличаюсь от того же Герцога? Такой же убийца. Можно придумывать великое множество оправданий самому себе. Что иначе нас всех перебили бы. Что я мщу за погибшего Даню и чуть не замученную Малинку. Что захватчики просто все скоты и выродки. И, даже, возможно всё это будет правдой. Но от этого не перестанет быть оправданием. Я преступил черту. Отнял жизнь у другого человека. Более того, у ребенка! И я уже виновен. Печать детоубийцы уже на моей душе. И ее не смоешь ничем. Никакими оправданиями.
Возможно именно по этому я так упорно пытаюсь все сделать сам? Чтоб остальные не запятнали себя тем же самым. Я-то ладно. Я уже пожил (пусть и в другом мире) и совесть у меня куда более гибкая. Я, возможно, смогу пережить свои душевные метания. А ребята? Ведь мне, как на подбор, достались чистые и наивные дети. Смогут они выдержать такое психическое потрясение? Я не знаю. И потому подсознательно пытаюсь все сделать сам. Пусть они не испытают того же.
Да и, опять же, моя вечная привычка всё делать самому. Ибо я определенно сделаю всё лучше чем они. Да, эту черту своего характера я так и не изжил. Возможно, я действительно всё сделаю лучше. Но пойдет ли это на пользу всей нашей группе в целом? Если я так и буду продолжать опекать их изо всех сил. А не надорвусь ли я в этом усилии? Ведь именно к этому я сейчас близок как никогда!
Я так погрузился в себя, что чуть ли ни нос к носу столкнулся с парнишкой явно татарской внешности, вышедшем из калитки ближайшего дома. Меня спасло только то, что для него мое присутствие оказалось такой же неожиданностью, как и для меня. Но он очнулся первым и вскинул ружье к плечу. Пришлось метнуться за сваленную у ближайшего забора стопку горбыля, привезенную видимо когда-то для забора или на дрова в баню, и так и оставшуюся лежать. Впрочем,