Из фронтовой лирики. Стихи русских советских поэтов — страница 5 из 24

никем,

Веселый мальчик в серой кепке. Его приметы:

смуглый, крепкий.

Не знает кто-нибудь из вас, погиб ли он, где он

сейчас?

Пробрался утром он к квартире и видит: дверь

не заперта.

И сразу тихо стало в мире, сплошная сразу

пустота.

Мать и сестра лежали рядом. Обеих обер

приволок.

Смотрела мать стеклянным взглядом

в потрескавшийся потолок.

Они лежали, будто бревна, — две женщины,

сестра и мать.

И он стоял, дыша неровно, и разучился понимать,

Потом он разучился плакать и зубы сжал, но весь

дрожал.

И той же ночью в дождь и слякоть куда-то

зá город бежал,

Без хлеба, в майке, в серой кепке. Его приметы:

смуглый, крепкий.

Из вас не знает кто-нибудь, куда он мог направить

путь?

Он знал одно: разбито детство, сломалось детство

пополам.

И шел, не смея оглядеться, по страшным

вражеским тылам,

По тихим, вымершим колхозам, где пахло

смертью и навозом,

Вдоль речек, тронутых морозом, и по некошеным

полям.

Он находил везде дорогу, и шел вперед, и шел

вперед.

И осень с ним шагала в ногу и возмужала —

в свой черед.

Она, как сказка, шла с ним рядом, чтобы его

следы заместь,

Смотрела вдаль недетским взглядом,

неотвратимая, как месть.

Так шел он, в майке, в серой кепке. Его приметы:

смуглый, крепкий.

Из вас не знает кто-нибудь, куда он мог

направить путь?

Когда фашисты покидали пустой, сожженный

город Б.,

Уже за мглистой снежной далью расплата

слышалась в пальбе.

И мальчик раньше всех, как надо, вернулся

в город свой родной.

Вернулся он домой с гранатой. Он ей доверился

одной.

Он был фашистами не узнан, не заподозрен был

никем.

Следил он, как по снегу грузно, за манекеном

манекен,

Уходят вражеские части, ползет по швам

железный ад:

Видать, не впрок чужое счастье, не легок будет

путь назад.

Их тягачи, и мотоциклы, и танки, полные тряпья,

Ползли назад. В нем все затихло. Он ждал,

минуту торопя.

А тягачи неутомимо спасали, что могли спасти.

Но он не взвел гранаты. Мимо! Не в этих.

Надо цель найти.

Он всматривался, твердо зная в лицо мишень

свою: SS.

Где же машина та штабная, что мчится всем

наперерез, —

Всегда сверкающая лаком, кривым отмеченная

знаком,

С гудком певучим, с полным баком, франтиха

фронта «мерседес»?

Она прошла крутым виражем, кренясь и шинами

визжа, —

Машина та, с начальством вражьим, опухшим,

словно с кутежа.

И мальчик подбежал и с ходу гранату в стекла

им швырнул.

И вырвавшийся на свободу бензин из бака

полыхнул.

Два офицера с генералом, краса полка,

штурмовики,

Шарахнулись в квадрате алом, разорванные

на куски.

А где же мальчик в серой кепке? Его приметы:

смуглый, крепкий.

Не знает кто-нибудь из вас, погиб ли он, где он

сейчас?

Не знаю, был ли мальчик взорван. Молчит о нем

кровавый снег.

Ребят на белом свете прорва — не перечтешь,

не вспомнишь всех.

Но сказка о ребенке смелом шла по тылам

и по фронтам,

Написанная наспех, мелом, вдруг возникала тут

и там.

Пусть объяснит она сама нам, как он остался

безымянным.

За дымом фронта, за туманом шла сказка по его

следам.

Пятнадцать лет ему, иль десять, иль, может,

меньше десяти?

Его фашистам не повесить, не опознать

и не найти.

То к партизанам он пристанет, то, ночью рельсы

развинтив,

С пургой в два голоса затянет ее пронзительный

мотив.

Он возмужает понемногу, что делать дальше —

разберет.

А сказка с ним шагает в ногу и возмужает в свой

черед.

Она идет все время рядом, поет, и в землю бьет

прикладом,

И смотрит вдаль недетским взглядом, и гонит

мальчика вперед.

1941

Анна АхматоваКлятва

И та, что сегодня прощается с милым, —

Пусть боль свою в силу она переплавит.

Мы детям клянемся, клянемся могилам,

Что нас покориться никто не заставит!

Июль 1941

Ленинград

Демьян БедныйЯ верю в свой народ

Пусть приняла борьба опасный оборот,

Пусть немцы тешатся фашистскою химерой,

Мы отразим врагов. Я верю в свой народ

Несокрушимою тысячелетней верой.

Он много испытал. Был путь его тернист.

Но не затем зовет он родину святою,

Чтоб попирал ее фашист

Своею грязною пятою.

За всю историю суровую свою

Какую стойкую он выявил живучесть,

Какую в грозный час он показал могучесть,

Громя лихих врагов в решающем бою!

Остервенелую фашистскую змею

Ждет та же злая вражья участь!

Да, не легка борьба. Но мы ведь не одни.

Во вражеском тылу тревожные огни.

Борьба кипит. Она в разгаре.

Мы разгромим врагов. Не за горами дни,

Когда подвергнутся они

Заслуженной и неизбежной каре.

Она напишется отточенным штыком

Перед разгромленной фашистскою оравой:

«Покончить навсегда с проклятым гнойником,

Мир отравляющим смертельною отравой!»

1941

Ольга Берггольц«…Я говорю с тобой под свист снарядов…»

…Я говорю с тобой под свист снарядов,

угрюмым заревом озарена.

Я говорю с тобой из Ленинграда,

страна моя, печальная страна…

Кронштадтский злой, неукротимый ветер

в мое лицо закинутое бьет.

В бомбоубежищах уснули дети,

ночная стража встала у ворот.

Над Ленинградом — смертная угроза…

Бессонны ночи, тяжек день любой.

Но мы забыли, что такое слезы,

что называлось страхом и мольбой.

Я говорю: нас, граждан Ленинграда,

Не поколеблет грохот канонад,

и если завтра будут баррикады —

мы не покинем наших баррикад.

И женщины с бойцами встанут рядом,

и дети нам патроны поднесут,

и надо всеми нами зацветут

старинные знамена Петрограда.

Руками сжав обугленное сердце,

такое обещание даю

я, горожанка, мать красноармейца,

погибшего под Стрельною в бою.

Мы будем драться с беззаветной силой,

мы одолеем бешеных зверей,

мы победим, клянусь тебе, Россия,

от имени российских матерей!

Август 1941

Ленинград

Евгений БерезницкийЗа честь родины

Евгений Березницкий (род. в 1909 г.), сотрудничал в газете «Советская Сибирь» и журнале «Сибирские огни», писал детские и лирические стихи. В начале войны ушел на фронт добровольцем. Погиб осенью 1941 г. под Ельней.

За каждый колос, опавший

С твоих, отчизна, полей;

За каждый волос, упавший

С головок наших детей;

За стон от боли жестокой,

Слетающий с братских губ,

Отплатим мы око за око,

Отплатим мы зуб за зуб.

Не быть рабыней отчизне,

И нам рабами не жить!

За счастье свободной жизни

Не жалко голов сложить!

Отсюда наше бесстрашье

Начало свое берет.

Священна ненависть наша,

Расплаты близок черед!

Нет краше, страна родная,

Счастья — тебе служить,

Идем мы, смерть презирая,

Не умирать, а жить!

1941

Николай БраунРодине

Родина, страна моя, Россия!

Ясный свет! Дыхание мое!

Над тобою — тучи грозовые,

Грудь твою терзает воронье!

Жадными кровавыми когтями,

Землю рвет и черным клювом бьет,

Кружится над древними полями,

Лезет, оголтелое, вперед.

Трупами дороги устилая,

Вот оно ползет в огне, в дыму,

Задыхаясь, кровью истекая,

Подползает к сердцу твоему, —

К твоему горячему, родному, —

Черный клюв над сердцем занесен.

Только ворону не быть живому,

Будет сам он в клочья разнесен!

Вся страна единым гневом дышит.

Даль в снегу. Чуть брезжит зимний день.

Не о мести ли взывают крыши

Разоренных черных деревень?

Не огнем ли мести запылали

Те мосты, что партизаны жгут?

Даже дети в гневе старше стали,

Матери с оружием идут.

Эта месть пускает под откосы

Вражьи танки, вражьи поезда…

Вот идут балтийские матросы

В бой, неколебимы, как всегда.

И не зря их ненавистью черной

Ненавидит недруг искони:

Не впервые след его тлетворный

Выжигают начисто они.

Ленинград! Твоя земля под нами,

Навсегда священная земля!

Лениным здесь поднятое знамя

Реет и над башнями Кремля.