ия снабжает электроэнергией Новый Уренгой, Старый Уренгой, Коротчаево. Лимбияха – красивый и уютный посёлок с домами в пять этажей, всюду квартальная застройка советского периода. Современные постройки в посёлке тоже есть: торговый центр. Остальные строения – это промзона, весь посёлок завален снегом, дороги расчищены только для транспорта. Лимбияха – мой дом до конца апреля.
Первое заседание штаба озадачило меня, я задумался о том, как организовать работу и быт. Ежедневные сводки по выполнению работ, планирование на следующие сутки. Работа круглосуточная, компьютер, постоянная связь с бригадами геодезистов, геологов, гидрологов, геофизиков, отчёты в штаб и институт. Первая неделя далась трудно, но я справился с графиками, сводками и уловил ритм и требования «Транснефти».
Пошла размеренная жизнь, подчинённая производству. Вечерами звонки домой: дочери, сыновьям, иногда друзьям. Участок трубопровода НПС «Новопурпейская» – точка врезки протяжённостью сто девять километров за Полярным кругом. Наступил новый 2010 год, начались крещенские морозы. Морозы надвигались и крепчали, техника работала на грани своих возможностей, но специалисты и рабочие не дрогнули. Организованный санный поезд, прокладывавший путь по оси изыскиваемой трассы, остановился: замёрзло дизельное топливо. Сроки работ почти срывались. Начались нервные совещания с угрозами гигантских штрафов. Движение по трассе изыскиваемого трубопровода остановилось, рабочая обстановка накалялась до точки кипения. «Транснефть» усилила требовательность к суточным, ввела облёт трассы.
По результатам этих мероприятий состоялось совещание по корректировке сроков выполнения работ. Оно было назначено на семь часов утра. К штабу я пробивался на «буханке» по плохо очищенной дороге Лимбияха – Старый Уренгой, мороз давил более шестидесяти градусов, стоял плотный морозный туман. Старый УАЗ скрипел и грохотал замёрзшим железным салоном. Фырча и немного «подкашливая», недовольно, по-стариковски ворчал двигателем, словно хотел сказать: «Куда и зачем я везу вас по неровной дороге, да ещё и в крещенский мороз? Сидели бы в своих тёплых квартирах, а меня бы обогревал тэн, установленный в блок двигателя».
Вдали, в тумане, мы увидели огни, освещавшие здание штаба: это был обычный двухэтажный барак из бруса на один подъезд. Перед совещанием я встретился с главным инженером «Сибнефтепровода», объяснил, что санный поезд стоит из-за низких температур, заблаговременно мной получены справки метеорологической станции на период остановки поезда в день совещания. Официально в подготовленном письме я просил продлить срок выполнения полевых работ на пятнадцать дней. Анатолий Петрович посмотрел на меня внимательно, одобрительно кивнул и добавил:
– Рисуй схему прохождения санного поезда до морозов и проект выполнения работы с учётом продления срока, мероприятия по ликвидации отставания от графика выполнения работ.
На совещание прибыл Олег Лазаревич Биндер, я изложил ему свои соображения и подал письмо на подпись, шеф внимательно прочитал его и подписал. С этого момента я успокоился и понял, что всё будет нормально. В суматохе я не успел предупредить шефа, что на совещании не разрешается пользоваться сотовым телефоном.
Совещание вели представители «Транснефти» из Москвы, за нарушения регламента делались замечания вплоть до освобождения от участия в совещании без последствий. Наш участок – пусковой пикет «ноль» до пикета «сто девятый километр», с переходом через реку Пур. Мне дали слово, я встал, развернул графики, и вдруг в кабинете раздался телефонный звонок. Звонили моему шефу, он снял трубку и громким поставленным голосом дал распоряжения звонившему с трассы начальнику экспедиции Ровзенко Владимиру.
После окончания телефонного разговора шефа попросили покинуть совещание, таковы были правила. Я вслед за шефом, собрав графики и закрыв ноутбук, направился к выходу. Главный инженер «Сибнефтепровода» кивком головы попросил меня не уходить. Я продолжал идти в сторону выхода. Ведущий заседания спросил меня:
– Что случилось? Какую организацию вы представляете?
Я ответил:
– Гипротюменьнефтегаз.
Главный инженер «Сибнефтепровода» добавил:
– Пусковой участок. У него есть предложение по выправлению сложной ситуации по переходу реки Пур и по трассе.
Представитель Москвы спросил:
– Почему вы уходите?
– Мой руководитель вышел, я иду за ним, – ответил я.
Немного подумав, москвич сказал:
– Вы останьтесь!
Совещание закончилось удачно: нашему институту для выправки ситуации по изысканиям дали отсрочку в двенадцать дней. В итоге нам хватило десяти. Я доложил шефу, он остался доволен, уже под парами стоял «Урал»-вахтовка. Олег Лазаревич поехал на трассу с инспекцией, на ходу мне сказал:
– Свободен, будь на связи.
Шеф позвонил в два часа ночи и бодрым голосом попросил приехать в Новый Уренгой в этот же день пополудни, в шутку добавил:
– По Гринвичу.
Утро следующего дня было морозным, стоял туман, от Лимбияхи до Нового Уренгоя – семьдесят километров. Наш испытанный УАЗ работал ровно, печка в исправности, и мы с комфортом подъехали к гостинице «Полярной». Олег Лазаревич был бодр и в хорошем настроении, дал указания по дальнейшей работе с учётом его инспекции, попросил добросить до аэропорта. Шеф улетел, мы с водителем Николаем вернулись в Лимбияху. Объект был сдан вовремя, я вернулся в Тюмень.
Для института «Гипротюменьнефтегаз» наступили тяжёлые времена: пришли менеджеры из Москвы, переменилась кадровая политика. Я получил приглашение на работу в институт «СургутНИПИнефть», где работал мой старый друг Тюликов Николай Николаевич. Мой путь лежал в город Сургут, в котором у меня много друзей-коллег. На первых порах поселился я у Разумова Михаила Васильевича, он серьёзно болел, и я помогал ему в быту до самой смерти. Прожил я в Сургуте два с половиной года, летал на Талаканское месторождение – природа Якутии меня очаровала, – побывал на берегах реки Лены. Природа и климат Сургута меня привлекают и манят: река Сайма, Кедровый лог, Обь-матушка, памятник Ермаку. У меня об этом городе самые светлые воспоминания. Со временем друзья стали разъезжаться по стране, трагически погиб при изысканиях Дудорев Владимир Фомич. Пришло время и мне покинуть Сургут и возвратиться в Тюмень.
Тюликов Николай Николаевич до сих пор скитается по Сибири, сейчас работает на БАМе. Мы часто разговариваем с ним по телефону, условились встретиться в Тюмени. Такая история.
Случай в тайге
Они шли по тайге
Навстречу судьбе.
О жизни счастливой мечтали,
Что впереди, не знали…
История, которую я расскажу, произошла в тайге в тысяча девятьсот семьдесят четвёртом году с бригадой геодезистов сто шестьдесят пятой экспедиции, наблюдателями пунктов триангуляции в Нижневартовском районе Ханты-Мансийского автономного округа Тюменской области, в междуречье рек Ваха и Собун. История эта таинственная и трагическая. Работая главным инженером экспедиции в конце девяностых годов, я внимательно изучил материалы по расследованию несчастного случая службой техники безопасности экспедиции. Беседовал я и с техническим руководителем геодезической партии в посёлке Сосновый Бор Бабиновым Анатолием Ивановичем. Он тогда руководил строительством сигналов триангуляции в районе, где произошёл случай, прогремевший на всю отрасль Главного управления геодезии и картографии СССР.
Геннадий и Людмила родились в благодатном Алтае, познакомились и подружились во время учёбы в «Новосибирском институте инженеров геодезии, аэрофотосъёмки и картографии», более известном как НИИГАиК. После окончания института вместе получили направление на работу в экспедицию сто шестьдесят пять в городе Тюмени.
Тюмень в семидесятые годы – бурно развивающийся город. В красивых зданиях устроились организации по добыче нефти и газа на севере Тюменской области. Но сам город имел провинциальный вид: купеческие дореволюционные дома в два этажа, деревянный кинотеатр «Победа», педагогический институт в здании ремесленного училища, построенного местным меценатом Текутьевым Андреем Ивановичем. Центр города украшали здания Городской Думы, Обкома партии, Облисполкома, Главпочтамта. Гордостью Тюмени были кинотеатр «Юбилейный», филармония, городской сад с памятником Пушкину в центре. Город утопал в садах и парках. Перед молодыми специалистами предстал красивый город Западной Сибири с богатой историей, знавший атамана Ермака, украшенный золотоглавыми монастырями и церквями.
Сто шестьдесят пятая экспедиция радушно встретила Геннадия и Людмилу. Экспедиция располагалась в двухэтажном здании из бруса на два подъезда на улице Таёжная, 12. Рядом с административным зданием находился городок для сотрудников экспедиции – такие же двухэтажные дома из бруса, отштукатуренные и побелённые, с удобствами во дворе. Дома и здание отапливались кочегаркой, находившейся на территории городка. Во дворе росли деревья, в основном, тополя, здесь же – цветы на клумбах, разбитых руками жён работников экспедиции, во дворе – свой колодец с водой – этакий райский уголок в частном секторе района Парфёново города Тюмени. Благоустройство в Парфёново было в стиле городов Сибири: дощатые тротуары, дороги покрыты щебёнкой, на первых этажах пятиэтажек – магазины «Орбита», «Северный», поликлиника, почта и изюминка района – пельменная «Ивушка».
Молодые специалисты поселились в городке. Началась работа по подготовке к полевому сезону: изучение техники безопасности, рабочего проекта по производству наблюдений на пунктах триангуляции второго и третьего классов. Пункт триангуляции – это основа геодезии. Всех наблюдателей в экспедиции любовно называли «голубая кровь», их работа требовала специальных знаний, внимательности, терпения, но профессиональный опыт приходил к ним только на третий год.
Для выезда на полевые работы комиссия во главе с главным инженером экспедиции Карпенко Иваном Михайловичем сформировала три бригады для наблюдений в междуречье рек Ваха и Собун. Бригадирами назначили Бута Николая, Кутепова Геннадия и Геннадия Жданова. Руководство экспедиции приняло решение доверить наблюдения пунктов триангуляции молодому специалисту Жданову Геннадию. В его бригаду помощником назначили Людмилу, рабочим зачислили Марата, бывшего учителя математики одной из школ Тюмени.