Мама мне рассказала случай, связанный с возгоранием торфа в нашем селе. На окраине Яловки, по дороге в сторону кирпичного завода «Цагельни», находилось осушенное болотце Лесок, где добывали торф. При горении торфа в глубине пласта сверху образовывалось коричневое пятно высохшего торфа – и никаких признаков пожара. Люди говорят: торф шаит – тлеет. Если встать на это место – ожог обеспечен.
Мой старший брат Пётр присматривал за младшим братишкой Сашей. Присматривал – это громко сказано, больше играл со сверстниками. Несмышлёныш случайно зашёл на это пятно, горящий торф обжёг ему ножки. Хорошо, что торф выгорел неглубоко, а то мог бы Саша провалиться в выгоревшую яму. Малыш заплакал от боли, старший схватил братца на спину и бегом домой. Дома усадил его на табуретку, а ноги в таз с водой опустил, младший и успокоился. Обошлось всё, слава богу, без тяжёлых последствий. По традиции младшего стали величать Гаврилой, так как лезет туда, «куда Макар телят не гонял», старшего – Лупекой, так как батька хотел его отлупить, да пожалел мальца.
Одним из мест досуга жителей села был Лесок – озеро, образовавшееся после выработки торфа, в центре которого сохранился островок леса. На озере любили рыбачить и взрослые, и дети. Первым рыбаком на удочку в селе был учитель русского языка и литературы Ефимов Леонид Ефимович, он ловко ловил карпов. Человек с низким голосом, небольшого роста, щуплый на вид, но силы воли у него, я вам признаюсь, хватило бы на нескольких человек. Как положено учителю, одет с иголочки: в костюм серого цвета с неброским галстуком в тёмно-серых тонах. Пользовался авторитетом у селян, коллег в школе, проницательный, требовательный, правила русского языка выносил на плакаты, выделяя их красным цветом. Хороший рассказчик, ввёл правило: во время урока на доске ученик с хорошим почерком писал рассказ на новую тему. Всем классом разбирали правила написания деепричастных оборотов и сложноподчинённых предложений.
По просьбе родителей Леонид Ефимович рассказал детям о том, где в озере купаться опасно. Недалеко от берега, у острова, осталась глубокая яма. Сверху ямы вода тёплая, как парное молоко, ближе ко дну ямы – холодная, как лёд. Купание в озере «до синих губ» для детворы – главное занятие летом. Отчаянные пацаны в нырке доставали со дна ямы жменю торфа и считали себя чуть не героями. Чтобы уберечь детей от опасности, учитель русского языка придумал и рассказал им историю про огромную жабу, которая живёт на самом дне ямы, поджидает смельчаков, чтобы цыцьки дать, и можно не вынырнуть из глубины. Прыть героев утихла. Со временем яму затянуло илом.
С наступлением зимы Лесок превращался в ледовое поле, где кипели хоккейные баталии между классами и улицами с утра до позднего вечера. На валенки сыромятиной привязывали коньки-снегурки, клюшки стругали из ствола берёзы, шайбу делали из каблука старого сапога. Казалось, страсти игры плавили лёд. Среди хоккеистов были свои «Фирсовы», «Коноваленко», «Мальцевы». Домой возвращались краснощёкие, с огоньком в глазах. Не один раз на пути к дому своей прохладой манил меня Лесок.
Наступило лето 1976 года, я окончил девятый класс. Нужно было заработать денег на костюм, куртку, шапку и зимние ботинки к новому учебному году. Приняли меня и приятелей на кирпичный завод, зарплата для села баснословная, но и работа не из лёгких. Мы выкладывали сырец на люльки конвейера до пяти тонн в сутки каждый, снимали с этих же люлек и ставили на просушку в сараи, садили подсохший сырец в печь для обжига. Отстояв смену, мы шли домой по раскалённому песку, казалось, сил хватит только на ужин и сон до утра. Но после купания в озере силы возвращались. Дома, поужинав, надев чистую, пахнущую свежестью одежду, я бежал на сельскую дискотеку до утра.
Спустя много лет Лесок стал красивым прудом, в нём, как и раньше, ловят карпов, а ещё на нём поселились лебеди. Здесь встречают рассветы и закаты, подкармливают лебедей хлебом. Пруд живёт своей жизнью.
Воздушный Змей
Была в нашем селе Яловка осенняя забава: изготовление воздушного змея для детей. После уборки урожая, когда устанавливались постоянные ветра, жители приступали к изготовлению воздушного змея.
Для основы брали камыш. Прямоугольник из камыша, размером с разворот любой газеты или такого же размера остатки шпалеры, нитками связывали между собой, укрепляя готовый каркас по диагонали, закрепив его по углам основы и посередине. Далее приклеивали газету или кусок шпалеры на основу змея, делали петлю для хвоста, который изготавливали из старых простыней длиной более метра. Спереди прицепляли крепление из прочных ниток. Его привязывали за края оснастки и пересечения диагонального крепления, к нему – нитку с катушкой для связи с ведущим его полёта. Запускали змея вдвоём: старший держал нитку катушки в лёгком натяжении, второй поддерживал змея и его хвост. Разбег – змея подхватывал поток воздуха, он стремительно набирал высоту, плавно покачивался сам, особенно завораживали движения его хвоста. Змей парил в осеннем холодном небе. Нам казалось, он одинок, поэтому ему посылали письма. На нитку подвешивали листки, которые двигались к адресату по нитке связи его с землёй. Много забавных случаев связано с полётом змея.
После аварии на ЧАЭС мои родители из Яловки переехали в Луганскую область, на хутор Федчино. Батька решил изготовить змея и запустить его вместе с внуками. Всё прошло хорошо: взлёт, парение змея, письма ему; но петухи заметили: что-то необычное делается в небе. И прокричали тревогу на своём языке. Всё «куриное царство» попряталось в курятники на несколько дней. Приземление змея по требованиям хуторян было экстренным. Отрезали у змея нитку связи с землёй, он гордо замер и устремился в свой последний полёт, дрожал от ожидания встречи с землёй и от сильного удара рассыпался на мелкие части. Такая история.
Село стояло на реке Виховка, места там красоты необыкновенной. Тихие заросли камыша, травы по пояс крепкому высокому яловцу. Какой только живности не водилось в округе, всего не перечесть. Особое место занимал аист, его прилёта ждали все жители села от мала до велика. Над селом раздавалось пение птиц. Отдельно звучал переклёп аиста, когда птицы создавали семью и завершали строительство гнезда. Селяне засиделись дома зимой и рвались в поле, на простор.
Начиналась горячая пора: у селян, как говорится, один день год кормит. На тракторном дворе техника приведена в порядок и стоит на линейке готовности. В конюшне наведён полный ажур: лошади почищены, сбруя, телеги, брички отремонтированы. Табун лошадей готов к выпасу на свежем лугу. Стада коров, колхозных и личных, выгнали на пастбища. Зазеленели озимые и пошли в рост, в небе весело заливается жаворонок.
В садах набирают цвет вишни, сливы, яблони. Аромат радует душу и дурманит. После трудового дня селяне с детьми выходили на выгон – небольшой лужок на пересечении улиц. Взрослые мужики начинали играть в городки (крэгли). Остальная публика занимала места болельщиков. Игроки выбивали разные фигуры: пехоту, артиллерию, пушку, письмо. Страсти накалялись, азарт игры захватывал не только болельщиков, но и участников. Наиболее сложным считалось открыть письмо, сорвать «печать» одним ударом биты.
Чтобы рассчитать точность и силу броска, приходилось почесать потылицу.
В юности хотелось проводить понравившуюся девчонку после танцев до её дома. Надо было подумать, как к ней подойти первым и заговорить, – не раз почешешь потылицу.
Сенокос
Сенокос – особая пора в деревне. Это, пожалуй, самое благодатное время летом, когда устанавливается тёплая погода, даже жара. Это пора тёплых ночей, купания после утомительного зноя, благоуханного воздуха лугов. В пору сенокоса хлопот у хозяйки прибавлялось, надо было встать утром рано, корову подоить, приготовить завтрак для семьи, да и самой успеть собраться. Некогда было спать. Мужики начали отбивать косы для предстоящего сенокоса, по деревне в разных дворах застучали молотки о бабки. Отбивать косу – это целое искусство.
Во-первых, надо иметь хорошее зрение и сильный короткий удар молотком по косе обратной стороной молотка. Для этого у каждого имелись свой молоток и своя бабка. Форма бабки бывает разной: плоской, квадратной, с лёгкой выпуклостью сверху для удобства отбивки косы. Бывают бабки и треугольной формы, с заострением кверху, которое увенчано наверху площадкой. Начало отбивки косы – это ритуал. Сначала мужик держит косу в руке, помахивая ею, пробуя её на вес. Затем берёт её второй рукой и, смазав слюной молоток, начинает отбивать косу. Мелодия ударов молотка завораживает. Главное при клёпке – соблюсти толщину жала косы, она должна быть тонкой, как бритва. Полоса отбивки косы должна быть без цыцек[1], готовой для кошения травы.
При подборке косовья свои хитрости. Ручка была простая, выструганная и отшлифованная, из берёзы, или другого дерева, или из половины мягкой ивы. Ручка из ивы плотно охватывала косовье, её разведённые концы стягивали крепкой верёвкой изо льна, украшали. Изготовить такую ручку удавалось не каждому.
И вот коса готова попасть в руки косарю. Длина косы измеряется количеством ручек от косовья: девятиручки – для мужиков, семиручки – для женщин.
Повесив косу на плечо, идёт косарь со своей бригадой в поле. На телегах едут женщины в светлой одежде и поют. Начало первого покоса доверяют самому ловкому косарю. Заплясала мантачка по косе – коса острая, как бритва. Перекрестившись, косарь делает первый взмах косой – срезанная до самой земли трава пяткой косы покорно укладывается в валок. Пошёл второй косарь, третий, бригада начала скашивать свой пай в урочище Надкачонковы. Работа идёт слаженно, только слышен окрик заднего: «Береги пятки! Будешь спать – обрежу их к едрёной бабушке!». Взмахи косарей одновременны, как сейчас говорят, синхронны. В деле косьбы есть правило: «Коси, коса, пока роса». А ещё добавляют: «Коси не силой, а умением». Ровно ложатся валки скошенной травы до того места, где косари подтачивают косу. Запах скошенной травы одурманивает каротином разноцветья. Из-под косы выскакивают из своих гнёзд птицы. Первый косарь остановился у гнезда жаворонка, кладку не тронул, улыбнулся птице, которая, словно колокольчик, звенит высоко в небе над гнездом. Оставив островок, косарь дальше продолжает свой покос.