Вторую кровать, стоявшую под углом к первой, не перестилали, Денисов заметил бросившийся ему в глаза при осмотре остаток фабричного сорванного бумажного ярлыка «ф-ка…, ГОСТ…»
Ему захотелось проверить случайно возникшую у него гипотезу.
Концы свернутой и положенной по диагонали второй простыни были подогнуты, а не засунуты под матрац!
«Любопытно…»
Он вернулся к дежурной медсестре.
Она была одна, голос Тамары слышался в конце коридора, в умывальной, она делала кому-то замечание.
Медсестра поправляла бумаги, в беспорядке лежавшие под канцелярским стеклом, — списки телефонов, рекомендации на случай паралича, удушья, укуса змей.
— Вторую кровать в изоляторе не перестилали? — спросил Денисов, когда она освободилась.
— Да нет. — Дежурная не упустила случая улыбнуться. — А что?
— Не помните, когда на ней меняли белье?
— Вечером в тот день. При мне. Перед тем, как все случилось.
Он позвонил в дежурную часть:
— Подошли сюда с кем-нибудь пластилин и печатку…
— Хочешь опечатать комнату матери и ребенка? — спросили на другом конце.
— Только изолятор.
— Я еще нужна? — медсестра улыбнулась по-прежнему устало и чуть плутовски.
— Сейчас мы запрем изолятор и поставим на дверь печать… — Ему было жаль ее: с хорошей сменой, при поддержке честной начальницы комнаты матери и ребенка она никогда не попала б в такую грязную историю.
Наутро вторую кровать следовало скрупулезно осмотреть и изъять с простыней и наволочек микрочастицы для спектрального анализа.
«На ней кто-то спал… Выходит, как раз в ту ночь. И, уходя, заправил не так, как тут принято…»
Денисов достал из сейфа привезенное Ламбертсом розыскное дело, том раскрылся на отпечатанном латинским шрифтом акте комплексной экспертизы… Увы! В нем не было ни одного русского слова.
«Кто-то катил бочку на Коэна…» — предупредил Ламбертс по поводу исследованной анонимки.
За окном стремительной рекой текла толпа пассажиров, прибывших в электричках, она заполнила платформы, разбившись на рукава — в метро, на трамвай, по автобусам, -обтекала вокзал.
Когда-то ему пришло в голову, что оперуполномоченный никогда не бывает в настоящем, только в прошлом и будущем. «Перфектум» и «плюсквамперфектум», сказал бы их латинист на юрфаке, — или «футурум». И никогда в «презенс»…
Открытия прошедшей ночи будили в нем какую-то мысль, которой не удавалось никак оформиться окончательно.
Он отыскал список присутствовавших во время похорон на кладбище «Шмерли»:
«1. Хойна Юдит…»
Денисов мысленно перенес ее в круг сопровождавших гроб родственников и знакомых и поставил первой на том же основании, на каком некоторых других можно было перенести из числа провожавших в число захороненных. Соответственно пришлось поменять порядковые номера других.
«2. Маргулис Сусанна…
3. Хойна Злата…»
Ему представились эти похороны… Почему-то в Москве, весной. Из-под снега торчали памятники военным. Быстро таяло. Мокрые головы, казалось, вспотели. Был родительский день, шли люди. Длинный худой оперуполномоченный, похожий на Ламбертса, переписывал провожавших покойную в ее последний путь:
— Маргулис Сусанна, Хойна Злата, Денисов…
Он задремал прежде, чем услышал голос раввина из маленькой молельни во время дождя, включившего его фамилию в заупокойный плач.
Проснулся моментально, так же, как и заснул.
«Список хоронивших…»
«Что только мы не предпринимаем, чтобы проследить невидимые нити, связывающие преступника с его жертвами! Какие невероятные версии нам приходят! Наши тщетные попытки прыгнуть выше собственной головы!…»
Список подписал лейтенант оперуполномоченный — Денисов не разобрал его фамилию.
«Кем он стал сейчас, когда я держусь за нить, которую он протянул… Подполковником? Специалистом по антропонимике, как Резниченко? Вряд ли. Обычный путь опера — до замнача по оперативной работе. И снова назад — к старшему оперу…»
Направленный начальством на еврейское кладбище, он небрежно записал с десяток людей, не позаботившись, чтобы тот, кто станет читать через пять лет, мог лучше разобрать фамилии почтивших присутствием похороны злосчастной Юдит. Написал, сдал секретарю и вернулся к своим делам — квартирным кражам в Дарциемсе или карманным на Кришна Барона и Суворова. Может, его и послали на кладбище «Шмерли», потому что он никому не был известен и поэтому ни разу больше не появился на страницах уголовного дела…
1. Хойна Юдит — убита.
2. Маргулис Сусанна — убита.
3. Хойна Злата — убита.
Кто следующий? Кто дальше в этом списке, который словно составлен известной болгарской ясновидицей и прорицательницей…
Ниже стояло по-прежнему:
«Хойна (Вайнтрауб) Влада…»
9
Заместитель по оперативной работе из Видного, с которым Денисова свел Ваникевич в день убийства, в метро, появился с самого утра с тяжеленным кейсом, набитым томами розыскных документов.
Он сразу нашел общий язык с Ламбертсом, оценившим его «варенку», весь облик бывшего спортсмена, занявшегося фарцой и рэкетом. Даже здесь, в кабинете Бахметьева, зам из Видного то и дело оглядывался, будто ожидал на себя внезапное нападение. Это был его стиль, как и высовывающийся из-под куртки ремень, тянувшийся к кобуре под мышку, «варенка» и крепкие, словно ему предстояло подниматься в горы, альпинистские ботинки.
— Кому мешали или мешают эти старухи… — Валентин открыл кейс, выложил дело Сусанны Маргулис на стол.
Еще раньше, прежде чем принести к Бахметьеву розыскные тома, которые ему оставил Ламбертс — «Об убийстве Юдит Хойны», Денисов связался с экспертами — изъятием микрочастиц для спектрального анализа ведал экспертно-криминалистический отдел. С его помощью, если понадобилось бы, можно было установить человека, пользовавшегося в ту ночь в изоляторе постельным бельем со второй кровати.
— Вайнтрауб тоже приедет? — спросил Бахметьев. Накануне Королевский долго разговаривал по телефону с каждым супругом.
— Он сам вызвался. — Королевский освободил себе место для протоколов на приставном столике, поправил прическу. — Вайнтрауб только позавчера из санатория. У него ремиссия. Улучшение. Обычно он десять месяцев в году лежит пластом.
— Что с ним? — спросил видновский заместитель.
— В свое время в тюрьме ему повредили позвоночник.
— Он дает какие-нибудь объяснения этим убийствам?
— Никакого. Кроме того, он не знает о гибели сестры.
Все помолчали.
— Как они встретили Карла Коэна? — Королевский адресовался к Ламбертсу.
— Сдержанно. Во всяком случае, ни Вайнтрауб, ни жена руки ему не подали…
Бахметьев сказал снисходительно:
— Скорее это старческое.
— При чем тут вдовец? — Видновский заместитель переступил тяжелыми альпинистскими ботинками. — Коэн не уехал?
— Нет. Я просил задержаться до очередного поезда. Он может понадобиться… Родственник будет один сопровождать труп в Ригу.
— Да-а…
Видновский оперативник подвинул дело Ламбертса, наугад открыл страницу:
«Смерть Хойны Юдит, судя по трупным изменениям, наступила за полтора — двое суток до осмотра трупа на месте происшествия…» Кошмары…
— Месть, растянувшаяся на годы, — сформулировал Бахметьев, Ламбертс согласно кивнул. — Непонятно, что они должны были все совершить такое, чтобы за это расплачиваться…
Денисов быстро перелистывал материалы, привезенные из Видного. Опись дела пестрела знакомыми фамилиями: Нейбургер, Богораз…
В середине была подшита пачка постановлений о наложении ареста на почтово-телеграфную корреспонденцию, справки о судимости…
«Сусанна Маргулис, Юдит и Злата Хойны переходят со страниц из одного уголовного дела в другое, наконец, в третье…» — подумал Денисов.
Три пожилые женщины словно бродили по трехкомнатной квартире, пока каждая из троих внезапно не оставалась один на один со своим убийцей, который бродил здесь же, вместе с ними и которого все они хорошо, а главное, долго знали.
«Представить это можно лишь теперь, когда все три нераскрытых дела собраны на одном столе…»
Он заглянул в спецпроверки зональных Информационных Центров:
«Вайнтрауб — репрессирован внесудебным органом, дело прекращено в связи с отсутствием состава преступления…»
Справки на Владу Вайнтрауб, Лиду-Зельду, Сусанну Маргулис, Богоразов, Нейбургера были идеально чистыми -хозяева их судимы не были.
— Надо обеспечить охрану четы Вайнтраубов. Это первое, -сказал Королевский. — И, главное, жены Вайнтрауба… Если с нею что-нибудь случится, мы себе не простим! И нам не простят…
— Главк Московской области берет это на себя, я уже говорил с руководством, — важно кивнул заместитель по оперработе.
— Кроме того, необходимо заново передопросить ряд свидетелей… Теперь мы четко знаем, чем интересоваться!
Снизу позвонили по внутреннему, Бахметьев взял трубку.
— Пусть поднимаются, мы ждем, — он нажал на рычаг. -Вайнтрауб приехал…
На лестнице, потом в коридоре послышались шаги. Мужчина с тростью шел медленно, чуть волочил ногу. Женщина была в мягких туфлях без каблуков.
— Кажется, сюда… — Вайнтрауб без стука открыл дверь.
На нем была старомодная черная пара с узкими лацканами. Ноги старика подгибались, он опирался на трость, вытянутую далеко вперед.
— Прошу. Сюда, пожалуйста, — Бахметьев поднялся.
— Найти вас тоже, знаете, сложность… — старик сначала пропустил в кабинет жену. Глаза зорко щурились в прозрачных, чистейшей воды линзах, оправленных металлом.
— Здравствуйте, — жена его, в полотняном костюмчике, в суконных аккуратных шлепанцах, жалко улыбалась одними глазами. Под веками у нее темнели мешки.
— Садитесь, — Королевский придвинул стул.
Вайнтрауб опустился с трудом. Согнутая спина мешала ему сесть прямо, он развернулся по диагонали, чтобы не касаться стула, далеко отставил опершуюся на трость руку.
Жена устроилась за его спиной, ближе к окну.