Из истории синтаксиса русского языка — страница 4 из 16

быша три солнца сѣяюче межи собою, а столпы трие стояще от земли до небеси. (Ипат. л.)

быхомъ: опустѣша села наша и городы наши, быхомъ бѣгаючи (вм.-че) предъ врагы нашими (мы стали беглецами или мы стали бегать). (Лавр. л.)

бѣ: и бѣ обладая Олегъ Поляны… а съ Уличи и Тиверци имяше рать (был обладателем). (Лавр. л.) …а Ярополкъ посадники своя посади в Новъгородъ, и бѣ володѣя единъ в Руси (Там же.)

При связке будущего времени:

буди: вѣда буди, благодарный княже: божественнымъ вдохновениемъ сотворена бысть душа. (Посл. митр. Никиф.)

будеши: будеши стеня и трясяся до живота своего. (Лавр. л.) Аще будете въ любви межю собою… и будете мирно живуще. Аще ли будете живуще въ распряхъ и которающеся, то погибнете сами и погубите землю отець своихъ. (Там же.)

Причастия настоящего времени действительного залога встречаются в функции сказуемого и в памятниках более позднего времени. Употребление этих причастий в функции сказуемого имело место в произведениях высокого слога даже в XVII веке (не отражая, конечно, уже особенностей живого народного языка). Например:

Он же на ложе в тосках мечущеся и биющеся и стонуще и кричаще люте зело, аки зверь под землею, и желая отца духовного. (Скоп.‑Ш.) От стреляния же пищального смутися воздух и отемне облак, и не видяще друг друга и не знающе, кто бе от кою сторону. (Кат. Рост.)

Что касается причастий прошедшего времени, то при глаголах бытия они не отмечены в памятниках. При других же глаголах они встречаются редко; сравните:

повѣдатися: повѣдаша бо ся изъ града много пришедши (сказывались пришедшими…). (Сказ о Бор. и Гл.)

сътворити: егда же услыша старецъ, сътвори ужегыися. (Пам. юс. п.) Причастие ужегыися имеет здесь членную форму (показался обжегшимся).

сожалѣти: Данило… сожалися отъславъ сына си Лва и воѣ (сожалел, что отослал) (Ипат. л.)

Факт наличия незначительного количества примеров употребления действительных причастий прошедшего времени в древних русских и старославянских памятниках Потебня объясняет следующим образом:

«Если взять во внимание, что такие сочетания (есмь судивъ и пр.) обычны в литовском и латышском, что они известны в немногих примерах в ст.-чешском, что они оставили некоторые следы в нынешних великорусских говорах, то будет вероятно, что их отсутствие или редкость в старославянских и древнерусских памятниках — сравнительно позднего происхождения. Между тем сочетания того же причастия прош. вр. с другими глаголами, кроме ес‑, бы‑, буде‑, напр.: мѣниться слышавъ, как увидим, в старинном языке довольно обычны. Прямую противоположность этому составляет причастие на ‑лъ: сочетания его с глаголами ес‑, бы‑ чрезвычайно распространены во всех славянских наречиях, между тем как сочетания ‑лъ с другими глаголами если и встречаются, то чрезвычайно редко, так что если бы встретилось выражение „мьниться слышалъ“, то вероятнее было бы счесть его за два сказуемые „мьниться слышалъ есть“, чем за одно, каково „мьниться слышавъ“.

Отсюда можно заключить, что языки славянские стремились избавиться от излишества двух сходных причастий прош. действ. (‑ъ, ‑въ и ‑лъ) и успели в этом, давши им различное назначение: первому — сочетаться с глаголами, менее наклонными к формальности, а второму — с ес‑, бы‑, которые уже в древнем языке, по крайней мере в сочетаниях с причастием на ‑лъ, хотя и не вполне формальны, но ближе первых к формальности»[4].

Основную мысль Потебни можно было формулировать так: из двух форм действительных причастий прошедшего времени на ‑ъ, ‑въ, с одной стороны, и ‑лъ — с другой, употреблявшихся в общеславянском языке-основе в функции сказуемого, первые были вытеснены при глаголах ес‑, бы‑, буде‑ второю еще в доисторическую пору, во всяком случае до появления памятников письменности. Употребление действительных причастий прошедшего времени в функции сказуемого в некоторых диалектах служит доказательством былого употребления их в этой функции в древнерусском языке вообще. У нас нет основания отказываться от этого предположения, если с несомненностью доказано функционирование всех прочих имен в качестве сказуемого. Было бы неосновательно делать исключение для действительных причастий прошедшего времени на основании незначительного количества примеров их употребления в функции сказуемого в памятниках старой письменности. Этому противоречило бы как функционирование всех имен в качестве сказуемого, так и функционирование названных причастий в качестве сказуемого в некоторых диалектах.

Приведенные выше материалы позволяют установить следующий ход развития названного процесса в русском языке. Причастия действительного залога несовершенного вида выходили из употребления в функции сказуемого в разное время. Причастия действительного залога прошедшего времени несовершенного вида вытеснялись из употребления в функции сказуемого в древнерусском языке еще в доисторическую пору и притом, как правильно подметил Потебня, причастиями прошедшего времени на ‑лъ (т. е. собственно перфектом). Что этот процесс надо отнести еще к доисторической поре, доказывается тем, что причастия действительного залога прошедшего времени несовершенного вида почти не встречаются в функции сказуемого уже в древних памятниках, в то время как причастия действительного залога настоящего времени еще продолжали по отражениям в памятниках нормально функционировать в роли сказуемого.

Таким образом, мысль Потебни о вытеснении причастий на ‑въ, ‑въши причастиями на ‑лъ еще в доисторическую пору является правильной только по отношению к причастиям на ‑въ, ‑въши несовершенного вида. Что же касается совершенного вида этих причастий, то они вытеснились причастиями на ‑лъ не повсеместно. В этом отношении мысль Потебни требует поправок; указанный процесс надо квалифицировать как диалектальный: он имел место, может быть, в большинстве диалектов, легших в основание языка русской народности, но во всяком случае не во всех. В некоторых диалектах причастия действительного залога прошедшего времени совершенного вида продолжали функционировать в роли сказуемого долгое время, что и находило иногда редкое, спорадическое отражение в памятниках. Диалектально такое положение сохранялось до последнего времени. В ряде диалектов причастия прошедшего времени на ‑въ, ‑въши совершенного вида продолжают функционировать в роли сказуемого рядом с причастиями прошедшего времени на ‑лъ.

Причастия же настоящего времени действительного залога, напротив, еще функционировали в роли сказуемого в историческое время, что и нашло обильное отражение в древнерусских памятниках. Примеры употребления таких причастий в роли сказуемого встречаются и в памятниках как в главных предложениях, так и в особенности в зависимых предложениях. В последующее время в русском языке эти причастия были вытеснены из употребления в роли сказуемого как в главных предложениях, так позднее и в зависимых предложениях. В некоторых современных диалектах мы находим случаи употребления причастий действительного залога настоящего времени в роли сказуемого, главным образом в зависимых предложениях.

Широко употреблялись причастия настоящего времени страдательного залога в древнерусских памятниках. Причем в древнерусских памятниках эти причастия встречаются в функции сказуемого чаще всего при глаголах бытия и иногда при глаголах движения.

Весьма часто причастия настоящего времени страдательного залога в функции сказуемого употреблялись при связке есмь — суть. Сравните: …видѣвъ же Ярославъ, побѣжаемъ есть и побѣже съ Якуномъ. (Ипат. л.)

Также многочисленны примеры употребления настоящего времени страдательного залога в функции сказуемого при отсутствии связки настоящего времени: …они же начаша пророки избивати, обличаемы отъ нихъ. (Лавр. л.) …едина казнь… овы вяжемы и пятами пихаемы, держими и уроняеми. (Там же.) И т. п.

Разные формы связки прошедшего времени неодинаково употреблялись с причастиями настоящего времени страдательного залога; наиболее часто в сочетании с указанными причастиями употреблялась глагольная форма бѣ, отчасти бысть, менее употребительны формы бяще, былъ.

Малая употребительность связки прошедшего времени бяше объясняется, по-видимому, тем, что формы имперфекта исчезли; вследствие этого форма бяше употреблялась в памятниках как отражение литературных традиций. Бо́льшая употребительность связки прошедшего времени бѣ, чем связки прошедшего времени был, в древнерусских памятниках объясняется книжным характером тех контекстов, в которых мы находим употребление причастия настоящего времени страдательного залога в функции сказуемого.

Причастия настоящего времени страдательного залога при связки бѣ:

Ярославъ же сей, якоже рекохомъ, любимъ бѣ книгамъ (и) многы написавъ положи в святѣй Софьи, церкви, юже созда самъ. (Лавр. л.) …Борису же возвратившюся с войны… вѣсть приде ему, яко отець ти умерлъ и плакася по отьци, велми любим бо бѣ отьцемъ паче всих. (Ипат. л.)

Причастия настоящего времени страдательного залога при связке бысть:

…яко овца на заколенье веден бысть. (Лавр. л.) И увѣданъ бысть всѣми великый Антоний и чтимъ. (Лет. Нестора.)

Причастия настоящего времени страдательного залога при связке бяше:

Нѣкыи волхвъ… знаемъ бяше шествуя и творя всюду… чюдеса… (Ипат. л.)

Причастия настоящего времени страдательного залога при связке был:

…Како въ житии семъ жихомъ во благословении и страсѣ Божимъ… И како