Согласно Лилееву, из Ветки изгнали 13 942 человека, а не 40 000, как указывал Мельников [Мельников 1909: 310; Лилеев 1895: 301–310]. Так произошла первая т. и. ветковская выгонка. Не все ветковцы были выселены, некоторым старообрядцам удалось сбежать. Часть беглецов организовали в 12 километрах от Гомеля в девственном дубовом лесу среди топей и болот окруженный с трех сторон рекой Узой (притоком Сожа), впоследствии прославившийся, но поначалу бедный монастырь, названный по имени основателя «Лаврентьевым» [Лилеев 1895: 367; Мельников 1909: 307–351]. < С 1775 г. монастырь оказался на землях фельдмаршала Петра Румянцева. Новые владельцы стали попечителями монастыря, благодаря этому сыну фельдмаршала Николаю Румянцеву удалось получить от старообрядцев много ценных книг и рукописей, тем самым монастырь внес значительный вклад в формирование собрания знаменитой библиотеки Румянцевых.> Другие бежавшие с Ветки старообрядцы, выйдя из лесу, направились на север и поселились в Витебском, Суражском, Невельском и частично Лепельском повятах [Волков 1865–1866: 33, 35–36]. Однако не прошло и двух лет, как на Ветке снова стали появляться старообрядцы, а через 5 лет она стала почти такой, какой была перед «первой выгонкой» [Иоаннов 1855: 34; Макарий 1855: 304; Рубановский 1882: 660–662]. Владельцы Ветки окружили старообрядцев заботой, ведь старообрядцы не только приносили им значительную часть доходов, а также служили верной защитой. Когда князь Радзивилл выслал на приграничные земли Халецких вооруженных белорусских крестьян, старообрядцы стали на защиту интересов своего пана и победили нападавших в кровавой стычке, прогнав их прочь. В 1758 г. старообрядцы возвели и освятили новую святыню, рядом с которой создали два монастыря: мужской и женский, насчитывавших вместе около 1200 человек насельников [Муравьев 1854: 276–277; Макарий 1855: 305; Иоаннов 1885: 37; Рубановский 1882: 663]. Возросло также количество дьяконовцев, которые на расстоянии 6 миль от Ветки получили от князя Чарторыйского урочище Боровицы, где было основано сразу несколько их монастырей, из которых наиболее известным был Пахомьев. Вокруг монастырей стали расти многолюдные слободы [Мельников 1909: 102–103, 311]. Первая «выгонка» из Ветки привела к тому, что дьяконовцы стали играть более важную роль среди поповцев, обосновавшихся в Польше. Особым авторитетом пользовался с 1739 г. дьяконовский священник Патрикий, проживавший в слободе Зыбкой в Стародубье. По просьбе старообрядцев, поселившихся на Подолье, Патрикий отправил туда своего любимца иеромонаха Афиногена. Афиноген вскоре построил в Боярской слободе храм Знамения Богородицы, благодаря чему стал знаменитым и уважаемым среди старообрядцев. Однако этого ему оказалось мало, и он стал распускать слухи, будто бы он является епископом Лукой. Когда озадаченный Патрикий собрал о нем в Петербурге подробные сведения, обман открылся, и Афиноген сбежал за реку Прут в Яссы. Вернувшись в Польшу и приняв католичество в Каменце-Подольском, он вступил в армию, а потом женился на богатой польке. В 1757 г. он уже в чине капитана переехал в Краков на постоянное жительство. Тем не менее Афиноген успел рукоположить многих священников. По просьбе священника Анфима Афиноген собирался рукоположить его – вопреки всем церковным правилам – в сан епископа для боровицких дьяконовцев. В конце концов Анфим сам объявил себя епископом, а после разоблачения сбежал к «некрасовцам», проживающим в Бессарабии, где казаки, узнав, кто это такой, утопили его в Днестре. Тем не менее многие старообрядцы признавали священников, рукоположенных этими «епископами». Все эти события получили название «афиногеновщина» или «анфимовщина» [Иоаннов 1855: 17–35; Кельсиев 1875: 605–610; Мельников 1909: 82–88, 91–98, 104–107, 129; Миловидов 1969: 31].
В связи с изданными царицей Екатериной II известными манифестами о веротерпимости определенное количество старообрядцев вернулось в Россию. Поселившись на реке Иргизе в Саратовской губернии, они образовали еще один важный религиозный центр [Добротворский 1857/2: 376–481; 1857/3: 519–590; Попов 1866: 231–261; 1866; Мордовцев 1872/1: 77—114; 1872/2: 112–150; 1872/4: 273–319; Лебедев 1910]. В связи с отсутствием ожидаемых результатов в августе 1763 г. царица издала сенатский указ 11.894, в силу которого русским войскам было разрешено пересечь польскую границу «сколько можно скрытно» и снова ликвидировать Ветку [ПСЗРИ/ XVI: 331–334]. В 1764 г., в соответствии с данным указом, полковник Я. Маслов с двумя полками произвел т. и. вторую «ветковскую выгонку», во время которой было депортировано и переселено в Сибирь около 20 000 старообрядцев [Иоаннов 1855: 44; Макарий 1855: 306; Ядринцев 1880: 98–99; Швецова 1899: 8—11; Бломквист / Гринкова: 1930: 2–3]. Многим старообрядцам удалось скрыться в соседнем Рогачевском повяте, откуда многие двинулись дальше. Ветка, которая через некоторое время снова была заселена старообрядцами, потеряла статус религиозного центра, превратившись в богатый торговый городок. Ее роль приняла на себя община стародубских старообрядцев, куда по инициативе бургомистра-старообрядца Алексея Хрущева в 1735 г. перевезена была ветковская церковь [Иоаннов: 45–46; Макарий 1855: 311; Рубановский 1882: 663–664]. В истории России Ветка прославилась еще раз, предоставив в 1772 г. на 15 недель убежище своему собрату по вере Емельяну Пугачеву, будущему предводителю крестьянского восстания [Пушкин 1881: 111; прим.: 179, 187, 198; Самсонов 1955: 140–157].
Те старообрядцы из Стародубья, которые в контактах с представителями царской власти усматривали нарушение принципов веры, переселились на те земли Речи Посполитой, которые были расположены подальше от границы. В местечке Чернобыль в Радомысльском повяте Киевского воеводства они нашли нового солидного покровителя в лице Яна Миколая Ходкевича. Обосновавшись в своей резиденции, Ходкевич активно собирал в Чернобыле людей разных национальностей и вероисповедания [см.: Sulimierski i in. 1880: 751]. В 1771 г. он предоставил старообрядцам значительно больше льгот, чем они имели прежде в Чонках около Гомеля <речь идет о т. и. Асаховом ските, называемом также Чолнским (Чонским) – от урочища Чолнский-Обрыв, где этот скит был построен около 1760 г. – Мельников 1909: 311> и на Ветке. Таких льгот им не удалось получить в Стародубье. Для строительства монастыря Ходкевич предоставил им отдельный остров, названный «Никольским» [AP/Wawel; Иоаннов 1855: 61–64; Макарий 1855: 313]. В 1776 г. в новом привилее, данном осадчему Макеру Финику, землевладелец разрешил старообрядцам в Чернобыле занимать наделы «каждому с огородами сколько надо» [АР/Wawel]. Таким образом Чернобыль постепенно превращался в крупный центр поповцев, здесь они образовали новое согласие. Следует предполагать, что такое положение вещей сохранялось до смерти их покровителя в 1781 г. Позже им пришлось многократно судиться с вдовой умершего Ходкевича Людвикой [Там же]. Может быть, поэтому многие из них покинули Чернобыль и переселились вглубь территории Речи Посполитой.
Поселение беспоповцев на землях бывшей Речи Посполитой проходило несколько иначе. До 70-х гг. XVIII в. среди переселенцев были только представители федосеевского согласия, которые обосновывались, главным образом, неподалеку от российской границы, прежде всего в восточной части Режицкого, Динабургского и частично Люцинского уездов, т. е. на землях т. и. Польских Инфлянтов (Латгалии) [Manteuffel 1879: 46; Заварина 1955]. Первые поселения преимущественно представляли собой пустыни, поэтому основывались в дремучих лесах, вдали от городов и людей. Таким образом федосеевцы пытались уберечь чистоту своей веры, древние традиции и обычаи в мире, в котором, по их мнению, господствует Антихрист.
Большое влияние на федосеевцев, обосновавшихся в бывшей Речи Посполитой, оказало появление здесь в 1699 г. основателя общины, Феодосия Васильева, вместе с матерью и сыном. С 1690 г. он осуществлял активную деятельность на Новгородской земле, преимущественно в окрестностях Старой Руссы. В течение непродолжительного времени ему удалось собрать многочисленных сторонников, а Крестецкий Ям, где он жил, стал главным центром федосеевцев. Однако с избранием в 1697 г. на Новгородскую кафедру митрополита Иова преследования федосеевцев усилились [Иустинов 1906: 259, 270; Попов 1869а]. <По доношению Ямбургского попа Константина о присоединении к православию раскольника Ивана Парфенова и других раскольников Ямбургского и Дерптского уездов, на которых указал при допросе в синоде Парфенов 17 июля (2 ноября) 1722 г. [Описание документов и дел 1868: 434, № 386/257; Есипов 1861–1863/1: 92]>, Феодосий Васильев, вынужденный бежать, пересек границу и поселился в Невельском уезде Крапивинской волости, в лесных владениях Канинского <Куницкого> недалеко от деревни Русановой. Вслед за своим учителем сюда начали прибывать поодиночке или группами старообрядцы, главным образом с Новгородско-Старорусских и Псковских земель и даже с Крайнего Севера [Описание документов и дел 1868: 434, № 386/257; Есипов 1861–1863/1: 92–93; Иустинов 1906: 391–392]. В большинстве случаев это были крестьяне, хотя первоначально большую роль в общинах играли купцы и представители четырнадцати боярских родов. Один из них, Захар Бедринский, был главным помощником Феодосия Васильева и, вероятно, первым осадчим [Есипов 1861–1863/1: 392; Попов 1869а: 79–80].
После выкорчевки леса в краткий срок удалось создать два монастыря: мужской и женский. Монастырский устав был до такой степени строг, что мужчинам и женщинам не разрешалось не только общаться, но даже смотреть друг на друга. Устав обязаны были соблюдать все без исключения. Еда для всех была одинаковой, никто не имел права иметь личные вещи, даже одежду выдавали из общих запасов. В течение суток жители монастырей пять раз собирались на общее моление, остальное время посвящали работе в поле и по хозяйству, а также чтению богослужебных книг. В целом в монастырях собралось около 600 мужчин и 700 женщин [Попов 1869а: 78; Иустинов 1906: 393]. Единственным авторитетом для старообрядцев был Феодосий Васильев, человек активный, начитанный и искренне верующий в правильность проповедуемых им принципов. Существование монастыря за границей имело существенное значение для федосеевцев, оставшихся в России. В случае конфликта с властями они могли найти здесь пристанище. Пересечь границу было нетрудно, так как один из наиболее преданных сторонников Феодосия Васильева, пропагандировавший его убеждения на Новгородско-Псковск