Не все старообрядцы были довольны новыми порядками. Часть их покинула Сувалкско-Сейненские земли и переехала поначалу в дер. Вильчево Ломжинского повята, откуда в 1831 г. эмигрировала в Восточную Пруссию, на Мазурское поозерье [Tykiel 1857: 667; Заварина 1969: 153–172]. За ними последовали и другие. Несмотря на продолжающуюся эмиграцию, прежние поселения старобрядцев на Сувалкско-Сейненских землях разрастались, а кроме того, появлялись новые деревни. Еще до 1832 г. была основана, например, деревня Вершин (Wierśnie) [Wiśniewski 1963: 188].
После подавления Ноябрьского восстания царское правительство постановило использовать сувалкско-сейненских старообрядцев в целях проведения русификации, несмотря на то что установлению контактов мешала их принадлежность к «секте», с которой усиленно боролась с помощью государственного аппарата официальная церковь. Были предприняты очередные попытки вернуть «заблудших» в лоно Русской православной церкви, которые не принесли ожидаемых результатов. Около 1836 г. власти выдали разрешение на поселение здесь 102 единоверцам, бывшим поповцам, прибывшим из Могилевской, Витебской и Владимирской губерний, чтобы расколоть старообрядческую общину изнутри и привлечь старообрядцев к православию путем перехода в единоверие. Единоверцы обустроились, получив в свое распоряжение лесной участок Чешкине (Тискини) для выкорчевки и деревню Росохатый Рог. В религиозной жизни они не имели ничего общего с местными староверами. Для отправления служб несколько раз в год к ним приезжал из Покровской церкви Могилевской губернии поп Юзеф. Позже по его благословению был выбран старец, проживающий в деревне Вишторы (в настоящее время находится на территории Литвы) Киприан Абрамов, который вместе с Федором Алексеевым и удовлетворял религиозные потребности верующих [Mecherzyński 1861: 93–94]. Таким образом, единоверцам не удалось перетянуть на свою сторону зажиточных и ведущих размеренную жизнь старообрядцев. Тогда власти решили создать в Сувалкско-Сейненском регионе нечто вроде миссионерского центра, возглавляемого священником официальной православной церкви. 4 (16) июня 1842 г. Иван Паскевич передал в пользование единоверцам казенный фольварк Каролин. Передачу утвердил 19 сентября (1 октября) 1842 г. царь Николай I, а на следующий год на месте фольварка начала строиться деревня Покровск, куда был направлен из Калужской епархии священник Николай Леонтьев. Выстроенная в 1851 г. в Покровске единоверческая церковь была освящена во имя Покрова Божьей Матери.
На землях бывшего фольварка Каролин было построено 7 поселений, не считая Покровска, а также небольшое хозяйство для прибывших церковнослужителей. В 1845 г. после раскорчевки лесного участка Чешкине была основана большая деревня Николаевск (названная в честь Николая I), насчитывавшая 35 хозяйств. Другая крупная деревня, Александровск (названная в честь царя Александра II), в которую вошло 92 хозяйства, была основана на территории урочищ Копец и Гразагер в 1852 г. В конце 1856 г. единоверческий
приход в Покровске насчитывал уже 462 прихожанина, в том числе 235 женщин [Tykiel 1857: 667–669; Mecherzyński 1861: 95; Wiśniewski 1963: 188–190]. Иван Добровольский полагал, что создание на Сейненских землях единоверческой колонии было заслугой местных поповцев Кирилла, Авраама и Фирса, которые после бурных споров решили перейти в единоверие и с этой целью ходатайствовали перед властями. Причиной принятия такого решения стало то, что ни один из т. и. беглых попов не согласился принять приход из-за слишком малого числа прихожан [Добровольский 1877: 9]. После перехода сейненских поповцев в единоверие царские власти, вероятно, надеялись на то, что вслед за ними так поступят все старообрядцы, поэтому они не скупились, расходуя огромные суммы денег на поддержку сейненской колонии. Однако ни проповеди священников, ни возведение церкви, ни раздача бесплатных земельных наделов не принесли ожидаемых результатов – большинство старообрядцев не выражали желания перейти в единоверческую церковь. Тогда правительство решило применить силу. В связи с этим были закрыты старообрядческие моленные, что должно было заставить верующих ходить на службу в Покровск [Mecherzyński 1861: 95; Обзор Сувалкской губернии 1871: 51]. Результат оказался прямо противоположным ожидаемому: ненависть староверов к царской власти и к единоверию как ее проявлению только усилилась. Единоверцы, следует отметить, не отличались особенным благочестием и не часто появлялись в Покровской церкви, оставаясь верными старым обычаям и обрядам. Некоторые прихожане по 5—10 лет не принимали причастия, если их не принуждал к этому священник [Добровольский 1877: 9—10].
Поскольку репрессии не дали желаемого результата, царским властям пришлось от них отказаться, и старообрядцам было позволено основывать новые хозяйства без необходимости перемены веры. Под постройку новых поселений им был отдан лес в Лясанке (polsk. Lasanka), конфискованный в пользу казны у ордена доминиканцев, и небольшая прилегающая к нему часть королевской пущи. Тут одно за другим стали возникать староверческие хозяйства в небольших старых поселениях, таких как Леймелевизна (Łejmelowizna), Лясанка-Морги, Киритчына (Kirytczyzna), Посеянка, существовавших уже в 1826 г. [Księga urodzin, zaślubin i zgonów (1826)], а также в новых: в Ивановке, в Константиновке, в Никольске, в Олыпанке и Поморянке (также Поможанка, польск. Pomorzanka). Многие старообрядцы поселились в старых деревнях, принадлежащих шляхте, таких как Штабинки (с 1833 г.) [Księga urodzin, zaślubin i zgonów (1833)], Мацеевизна (Maciejowizna), Олыианка или относящиеся к Бержницкому староству Потькуны (Poćkuny) [Wiśniewski 1963: 190].
На Сувалкско-Сейненских землях не было отмечено более или менее серьезных конфликтов между старообрядцами и землевладельцами, поскольку большинство старообрядцев проживали на королевских грунтах. Что касается грунтов, находившихся в частном владении, то часть землевладельцев стали отказывать старообрядцам в аренде, хотя отказы и не были явлением массовым, обусловленным национальным вопросом, как это позже имело место в т. и. Северо-Западном округе [Ю-ов 1871: 2; Grek-Pabisowa 1959: 139–140]. Старообрядцы по-прежнему находились под надзором полиции, но, хотя им было позволено отправлять богослужения в своих моленных, не разрешалось производить ремонт построек. Только во время Январского восстания 1863—64 гг. царские власти разрешили староверам отремонтировать свои моленные. Несмотря на это, старообрядцы не проявляли враждебных настроений по отношению к повстанцам, отмечалось также их участие в восстании [Chankowski 1972: 178; Łossowski / Młynarski 1959: 161–162].
После подавления восстания, в 1865–1866 гг. царское правительство несколько смягчило свое отношение к старообрядцам, что выразилось в почти полном отказе от религиозных преследований старообрядческих общин и позволении староверам селиться в Царстве Польском и в Литве без соблюдения требования о переходе в единоверчество [Виноградов 1867: 96; Обзор Сувалкской губернии 1871: 51–52]. Предоставление правительством льготных условий старообрядцам было обусловлено исключительно политической ситуацией, поскольку, как известно, в самой России они по-прежнему подвергались преследованиям [Kolberg 1966: 52–53; Любомиров 1924: 124].
В Погорельце и в прочих деревнях наставники в моленных стали благословлять вступающих в брачный союз. Молодежь почти совсем перестала скрываться от воинской повинности, и теперь рекруты принимали присягу в присутствии наставника. Для детей старообрядцев были открыты на казенный счет специальные школы, в которых проводились занятия по Закону Божию [Добровольский 1877: 12]. Проживавшие в Сувалкско-Сейненском регионе беспоповцы усовершенствовали свою религиозную доктрину, приблизившись к концу XIX в. по своим взглядам к поморскому – «брачному» – согласию, наставники которого более лояльно относились к государственным властям, чем федосеевцы [Иванов 1898: 572].
В 1901 г. в Вильне наставники Никита Добродушии из Глубокого Рва и Маркелл Злотиков из Александрова подписали постановления уже упоминавшегося выше провинциального съезда. В силу этих постановлений они первыми среди местных старообрядцев стали официально считать таинством (а не сожительством, как это было прежде) брачный союз добровольно сошедшейся молодой пары, получившей в моленной благословение родителей и наставника. Благословение родителей считалось обязательным для вступающих в брачный союз по достижении 25-летнего возраста. На съезде беспоповцев 25–27 января 1906 г. в Вильне были представлены уже все приходы, находящиеся на Сувалкско-Сейненских землях. Во всех приходах были признаны постановления съезда и духовное предводительство Виленской старообрядческой общины, возглавляемой богатыми купцами Пимоновыми [Труды о съезде старообрядцев: 2—15, 191–192, 206].
Необходимость признания главенства Виленской общины старообрядцами, проживавшими на Сувалкско-Сейненских землях, была продиктована не только религиозными причинами. Многие старообрядцы, в особенности те, у кого не было собственных земельных наделов, рассчитывали прежде всего на то, что виленские предводители смогут повлиять на улучшение их тяжелого материального положения. Об этом свидетельствует присланное ими на съезд послание, в котором они просят о ходатайстве перед царскими властями от их имени в деле передачи им земли казенных фольварков в Дубове (польск. Dębowo), Ясеневе (польск. Jasionowo) и Заячкове (польск. Zajączkowo). Неизвестно, каков был ответ царя на высланное ему специальное прошение, содержавшее среди прочих просьбу старообрядцев Сувалкской губернии [там же: 154]. Можно, однако, предположить, что виленское старообрядческое начальство не приложило никаких усилий для облегчения тяжелой судьбы наиболее нуждающихся старообрядцев. Тем не менее его помощь была ощутима в период Первой мировой войны, когда для всех эвакуировавшихся из Сувалкско-Сейненского региона старообрядцев был организован в Вильне пункт питания. В 1915 г. этих старообрядцев сослали вглубь России, откуда многие уже не вернулись [Киселев 1930: 24, 26].