<Об этом сообщил Аверкий Пономарев, житель Водилок, в письме к автору за 31 января 1967 г>
Теперь уже невозможно установить, была ли моленная в Водилках построена сразу после получения свидетельства, поскольку она не зарегистрирована даже в «Обзоре Сувалкской губернии за 1871 г.» Зато в том же «Обзоре» упоминается моленная в Пиявне Русском, наряду с построенными ранее моленными в Глубоком Рву и Погорельце. Кроме того, там было также отмечено, что построенные ранее моленные имели звонницы с колоколами, тогда как в Пиявне Русском пользовалить только «чугунной догой» [Обзор Сувалкской губернии 1871: 50], т. е. металлическим билом, которое сохранялось тут аж до самого 1941 г. Только в 1885 г. в Сувалкской губернии появилась четвертая моленная, хотя не указано, в какой деревне она находилась [Памятная книжка 1887: 12]. Следовало бы предположить, что речь идет о моленной в Водилках.
Несколько иначе выглядела ситуация с храмовым строительством у старообрядцев, переселившихся на Мазуры. Уже сами условия поселения давали им право на постройку собственных моленных, хотя при этом строительство они обязаны были осуществлять за свой счет [Gerss 1909: 80]. Однако и здесь в первые годы поселенцы отправляли богослужения в своих домах, а на общую службу иногда приходило всего несколько человек. Поначалу торжественные службы проводились только в Ладном Поле (Свигнайне), где имелся единственный на всю колонию наставник, которого звали Перекопом, – однако и тот вскоре после переселения в Пруссию скончался. Приглашенный чуть позже из Царства Польского наставник Григорий Ларивонов отправлял богослужения в деревенских избах [Tetzner 1910b: 423–426].
Первые службы в Войнове отправлялись в одном из двух помещений в доме Фомы Иванова (1788 г. р.), вероятно, при участии монаха Парфения Афанасьева, проживавшего в расположенном неподалеку Николаеве. Помещение подготавливалось к предстоящему богослужению только в субботу, а в течение недели хозяин занимался здесь своим ремеслом (он был колесником). Вероятно, службы в его избе мешали работе, потому что по прошествии некоторого времени он отказался предоставлять свой дом для проведения общественных богослужений. Поскольку в то время никто из жителей деревни не имел такой большой и хорошо отделанной избы, как Фома Иванов, богослужения в деревне отправлять вообще перестали. Только когда [в 1935 г.] была построена небольшая изба-пятистенка для приехавшего в Войново наставника Лаврентия Григорьева [Растропина], субботние и воскресные службы в деревне возобновились. С пасхальных праздников 1838 г. жители деревни молились в специальной надстройке над амбаром Федора Исаева, которая первоначально предназначалась для размещения приехавших летом гостей. Обстановка моленной, оборудованной общими усилиями жителей деревни, носила более стабильный характер, поскольку уже не было потребности выносить отсюда предметы религиозного культа. Неподалеку от временной моленной были укреплены колокола, которые прежде находились около дома Фомы Иванова, а затем – около дома наставника. Колоколов было четыре: три были отлиты или куплены в 1825 г. в Варшаве, а четвертый приобретен в Пише [Tetzner 1910b: 413–414, 418]. Вне всякого сомнения, именно в этой моленной побывал 16 июня 1882 г. наследник [прусского] престола Фридрих Вильгельм. С его посещением Войнова старообрядцы связывали большие надежды, поскольку полагали, что он подарит средства на строительство храма. Однако их ожидало разочарование. Не получив от прусского наследника ничего, они приступили к возведению моленной на свои деньги [Tetzner 1902: 215; Sukertowa-Biedrawina 1961: 54].
Строительство моленной в Войнове планировалось с самого основания деревни, а о своих планах старообрядцы известили полицейские власти. Чиновники между тем полагали, что Войновский
храм будет единственным в регионе Мазурских озер, а его прихожанами будут все местные поселенцы. Несмотря на гарантии, полученные старообрядцами от прусских властей в Гумбиннене, те, в свою очередь, прежде чем выдать разрешение, обратились в евангелическую консисторию в Кенигсберге. 24 декабря 1834 г. консистор сообщил чиновникам свое позитивное мнение по этому вопросу, и они в документе от 6 января 1835 г. проинформировали войновских старообрядцев о том, что не будут чинить никаких препятствий при строительстве деревенской моленной. Однако прежде чем в Войнове были собраны необходимые средства и начато строительство, жители Ладного Поля, Осиняка и Петрова, не подавая прошения, выстроили свою собственную моленную в 1837 г. При строительстве храма использовались уже не круглые бревна, а брус. Вся конструкция опиралась на четыре больших камня, кровля была покрыта соломой, а спереди располагался большой восьмиконечный крест, обитый жестью. Поначалу при моленной не было звонницы, поскольку в деревне не было колоколов. Прихожане сзывались на службу с помощью деревянных и металлических бил. Как большинство старообрядческих моленных, моленная в Ладном Поле состояла из трех частей: притвора, помещения, где стояли молящиеся, и части, где наставник с помощниками и хором отправлял службу. Последняя часть была самой важной, и поэтому ее называли «святая святых». Мужчинам женатым или употребляющим алкоголь не разрешалось даже приближаться к этой части моленной (в Свигнайне она поначалу была отгорожена по бокам от основной части большими шкафами), они могли только стоять в притворе или на паперти и наблюдать за ходом богослужения. Точно так же должны были вести себя евангелисты или католики, если хотели войти в моленную; иногда им разрешалось войти дальше притвора. Однако старообрядцы никогда не впускали в моленную евреев или православных русских [Tetzner 1910b: 412, 416–418]. К концу XIX в. моленная в Свигнайне уже имела деревянную звонницу с колоколами. Она была поставлена у входа в моленную и состояла из двух больших вбитых в землю столбов, которые выходили наружу через кровлю и, вероятно, опирались на потолок притвора. Колокола были прикрыты двускатным козырьком, поставленным под прямым углом относительно крыши моленной. Над козырьком, который одним концом доходил почти до конька крыши, находился восьмиконечный деревянный крест. На звонницу можно было подняться из притвора по лестнице. В 1897 г. в довольно сильно пострадавшей от времени моленной находилось 14 икон, так же, как везде, украшенных венками из бумажных цветов [Tetzner 1899: 186]. Местные жители не были озабочены поддержанием храма в надлежащем состоянии, поскольку большинство предпочитало ходить на службу в близлежащее Войново. Последнее торжественное богослужение в Свигнайне, как сообщил мне Егор Иоакимович Крассовский, очевидец событий <в письме от 18 ноября 1966 г>, имело место в 1915 г. при погребении жены Савелия Якубовского, проживавшего неподалеку от моленной. Время от времени в моленной отправлялись панафиды (т. е. панихиды) еще до 1920 г., пока был жив наставник. В 1935 г. Свигнайненская моленная была разобрана за ненадобностью.
Войновская моленная, вторая по счету в Мазурском регионе, была выстроена через несколько лет после моленной в Свигнайне и в плане представляла собой прямоугольник длиной 10 м и 6 м шириной, высота стен до кровли составляла 5 м. Поначалу, так же как и прочие избы, она была покрыта соломой, позже на кровлю была положена черепица. Перед входом в моленную, так же как и в Свигнайне, располагалась звонница с крестом, высота ее составляла 12 м [Tetzner 1899: 185; 1902: 232]. Звонница была покрыта четырехскатной крышей, то есть не такой, как звонница в Свигнайне. Под крышей размещались три колокола, о которых уже упоминалось выше, а четвертый стоял в притворе, поскольку из-за слишком большого веса колоколов использовать все четыре было невозможно. На звонницу можно было подняться снаружи по специальной деревянной лестнице, которая справа была снабжена перилами, изготовленными из длинной жерди, внизу крепившейся к вбитому в землю столбу, а наверху прибитой к ступеньке и к стене звонницы [Zweck 1900: 187, фото]. Старообрядцы гордились своими колоколами, они были уверены в том, что колокола, символизирующие голос архангела Михаила, напоминают людям о Христовом воскресении из мертвых. Колокола могли звонить только с религиозной целью, а обязанности звонаря исполнял исключительно неженатый старообрядец [Tetzner 1910b: 418]. На задней части крыши моленной на небольшом четырехугольном барабане размещалась луковичная головка с восьмиконечным крестом. Внутреннее убранство Войновской моленной не отличалось от Свигнайненской. В притворе находился закрытый на ключ шкафчик с вешалками для «рясок» (специальной мужской одежды, в которой следовало молиться). Помещение для прихожан было длиной 8 м, за ним на возвышении находилась «святая святых», которая была отделена от общего помещения балюстрадой высотой около метра с широким (около двух метров) проходом посередине. Внутренние стены в моленной были окрашены белой краской. Вдоль стен, так же как в Свигнайне, стояли прикрепленные к полу лавки для молящихся. В конце XIX в. алтарь моленной насчитывал 24 больших иконы и 15 меньших [Tetzner 1899: 185]. К 1913 г. моленная уже находилась в плохом состоянии, но, несмотря на это, после смерти в том же году наставника Никифора Борисовича местные единоверцы попробовали отобрать ее у старообрядцев [Серавкин 1913а: 165]. Их старания не увенчались успехом из-за начала Первой мировой войны. В 1922 или 1923 г. Войновская моленная сгорела, в огне погибло множество старинных икон и книг [ВВССП 1929/3: 13]. <При установлении примерной даты пожара я основываюсь на информации, сообщенной мне Егором Крассовским в письмах от 20 апреля 1966 г. и 10 ноября 1968 г.>
Третья моленная в Мазурском регионе была построена при Войновском монастыре. В то время, когда монастырь возглавлял Павел Прусский, она была обновлена, был поднят фундамент. В монастыре работал столяр, который срубил новый купол с головкой и крестом, а кроме того сделал «порядочный» иконостас [Архимандрит Павел 1883: 34]. Точное описание этой моленной не сохранилось. Известно только, что это было деревянное здание и что Павел Прусский жил в келье, прилегавшей к моленной [Кельсиев 1941: 333]. Моленная, в настоящее время находящаяся в главном здании монастыря, своим появлением обязана монаху Симеону. После отъезда Павла Прусского из Войнова он занялся возведением моленной из более долговечного материала. Павел Прусский позже признался в том, что у него не было средств на возведение каменных или кирпичных стен моленной, потому что почти все деньги, которыми он распоряжался, предназначались им на типографию [Архимандрит Павел 1886: 302–306].