Мою спину начало покалывать, кожа покрылась мурашками. Хоук смотрел на возвышение, туда, где стояла я, и, клянусь, даже через весь зал и сквозь вуаль наши взгляды встретились. Мы уставились друг на друга. Казалось, весь воздух вылетел из моих легких, весь зал унесся куда-то вдаль и воцарилась тишина.
Мое сердце тяжело стучало, а ладони судорожно сжимались и разжимались. Он смотрит на меня, но так поступают и многие другие. Даже Вознесшиеся часто на меня пялятся.
Я была диковиной, экспонатом, который раз в неделю выставляют на обозрение – как напоминание, что боги могут активно вмешиваться в рождения и жизни.
Но мои ноги ослабели, а пульс участился, словно я целый час тренировала различные боевые приемы с Виктером.
Мое внимание привлек Магнус, мажордом герцога, объявивший новых просителей.
– Ваши милости, слова просят господин и госпожа Тулис.
Из группы ожидающих выступила светловолосая чета в простой, но опрятной одежде. Муж обвивал рукой плечи невысокой жены, прижимая ее к себе. Волосы женщины были зачесаны назад с бескровного лица, никаких украшений она не носила, но в руках держала спеленатый сверток. Пока они шли к возвышению, сверток шевелился, из-под светло-голубого одеяла высовывались маленькие ручки и ножки. Глаза родителей были потуплены, головы склонены. Они подняли взгляды, только когда герцогиня это позволила.
– Можете говорить, – произнесла она очень женственным и бесконечно мягким голосом.
Она говорила как женщина, которая никогда не повышала голоса и не поднимала руку в гневе. И то и другое неправда – она делала это сотни раз. Интересно, есть ли у них с герцогом что-то общее? Я вообще не помнила, чтобы они прикасались друг к другу. Не сказать, что Вознесшимся так уж необходимо вступать в брак.
В отличие от других, господин и госпожа Тулис явно испытывали друг к другу сильные чувства. Это читалось в том, как господин Тулис обнимал жену, и в том, как она взглянула сначала на него, а только потом – на герцогиню.
– Спасибо. – Нервный взгляд жены метнулся на герцога. – Ваша милость.
Герцог Тирман признательно склонил голову.
– Не за что. Что мы можем сделать для вас и вашей семьи?
– Мы пришли представить нашего сына, – объяснила она, поворачивая к возвышению сверток, из которого показалось сморщенное румяное личико с огромными глазами.
Герцогиня наклонилась вперед, но ее сложенные руки остались на коленях.
– Он милый. Как его зовут?
– Тобиас, – ответил отец. – Смею сказать, ваша милость, он похож на мою жену, прелестный, как бутон.
Мои губы изогнулись в усмешке.
– В самом деле, – кивнула герцогиня. – Надеюсь, с вами и малышом все хорошо?
– Да. Я вполне здорова, как и он, и сын – наша радость, настоящее благословение. – Госпожа Тулис выпрямилась, прижимая ребенка к груди. – Мы так его любим.
– Он ваш первый сын? – спросил герцог.
У господина Тулиса дернулся кадык.
– Нет, ваша милость. Он наш третий сын.
Герцогиня хлопнула в ладоши.
– Тогда Тобиас – истинное благословение, он удостоится чести служить богам.
– Поэтому мы здесь, ваша милость. – Мужчина приобнял жену. – Наш первый сын – наш дорогой Джейми – он… умер всего лишь три месяца назад.
Господин Тулис прочистил горло.
– Целители сказали, что от болезни крови. Понимаете, все произошло очень быстро. Только что он был здоров, носился повсюду и попадал в разные неприятности. А на следующее утро не смог подняться. Он протянул несколько дней, но покинул нас.
– Мне очень жаль. – В голосе герцогини звучало сочувствие. Она выпрямилась в кресле. – А ваш второй сын?
– Мы потеряли его от той же хвори, что и Джейми. – Мать начала дрожать. – Он прожил не больше года.
Они потеряли двух сыновей? Мое сердце отозвалось болью за них. Несмотря на все свои утраты, я не могла даже приблизиться к постижению страдания родителей, которые потеряли ребенка, а тем более двух. Если бы я почувствовала их, то захотела бы что-то предпринять, а это не в моих силах. Не здесь. Я заперла свой дар.
– Это истинная трагедия. Надеюсь, вы найдете утешение, зная, что ваш дорогой Джейми с богами, как и ваш второй сын.
– Так и есть. Это помогло нам пережить потерю. – Госпожа Тулис бережно покачала малыша. – Мы пришли с надеждой, чтобы попросить…
Она замолчала, не в силах договорить.
Муж закончил за нее.
– Мы пришли попросить, чтобы наш сын не проходил Ритуал, когда вырастет.
По залу прокатился дружный вздох.
Плечи господина Тулиса одеревенели, но он продолжал:
– Я знаю, что много прошу от вас и от богов. Он наш третий сын, но мы потеряли двух первых, и хотя моя жена хочет еще детей, целители сказали, что ей больше не следует их иметь. Это наш единственный оставшийся ребенок. Он будет у нас последним.
– Но все равно он ваш третий сын, – ответил герцог, и у меня сжалось сердце. – Жив ли первый – это не изменит того, что ваш второй сын, а теперь третий, предназначен служить богам.
– Но у нас больше нет детей, ваша милость. – Нижняя губа госпожи Тулис дрожала, ее грудь вздымалась и опадала. – Если я забеременею, то могу умереть. Мы…
– Я понимаю. – Однако тон герцога не изменился. – И вы должны понимать: пусть боги дали нам большую власть и авторитет, мы не можем ничего менять в вопросах Ритуала.
– Но вы можете говорить с богами. – Господин Тулис шагнул было ближе, но резко остановился, когда несколько королевских гвардейцев двинулись вперед.
Зрители зашептались. Я глянула туда, где стоял Хоук. Он смотрел на трагедию третьего сына Тулисов, что разыгрывалась перед нами, и его челюсти были тверды, как известняковые стены вокруг нас. Был ли у него второй, третий брат или сестра, которого отдали во время Ритуала? Который может отправиться служить ко двору и получить Благословение богов? Которого он больше никогда не увидит?
– Вы можете просить за нас богов. Разве нет? – спросил господин Тулис. Его голос был хриплым, точно в горло забился песок. – Мы добрые люди.
– Пожалуйста. – По лицу матери катились слезы. У меня чесались пальцы прикоснуться к ней, чтобы забрать боль хоть ненадолго. – Мы умоляем вас хотя бы попытаться. Мы знаем, что боги милосердны. Мы каждое утро и каждый вечер молимся Эйос и Никтосу за этот дар. Все, о чем мы просим…
– Вы просите о невозможном. Тобиас – ваш третий сын, и таков естественный порядок вещей, – заявила герцогиня. У бедной матери вырвалось рыдание. – Я знаю, что это тяжело и больно, но ваш сын – дар богам, а не дар от них. Вот почему мы никогда их о таком не попросим.
Почему? Какой вред от того, чтобы попросить? Наверняка у богов достаточно служителей, и один мальчик не нарушит естественный порядок вещей.
Кроме того, в прошлом были исключения. Мой брат тому доказательство.
Многие зрители казались шокированными, словно не могли поверить, что у кого-то хватило дерзости на такую просьбу. Хотя на лицах других отражалось сочувствие и гнев. Их взгляды были устремлены на возвышение, на герцога и герцогиню Тирман. И на меня.
– Пожалуйста, умоляю вас, умоляю. – Отец упал на колени, молитвенно сложив руки.
Я ахнула, мою грудь сдавило. Не знаю, как и почему, но мой дар вырвался из-под контроля, и мое чутье вышло наружу. Я резко вдохнула горе, хлынувшее в меня ледяными волнами. От его силы у меня затряслись колени, я едва могла дышать.
Я почувствовала на спине руку Виктера и поняла, что он приготовился схватить меня, если я шагну к ним. Я призвала все свои силы, чтобы стоять на месте и ничего не делать.
Оторвав взгляд от господина Тулиса, я заставила себя дышать глубоко и ровно. Взгляд моих расширенных глаз блуждал по толпе, пока я воображала мысленную стену, высокую, как Вал, и толстую, чтобы ничья боль не смогла ее проломить. Раньше это всегда срабатывало, сработало и сейчас. Сочувствие разжало когтистые лапы, но…
Мой взгляд упал на какого-то блондина. Он стоял в нескольких рядах от возвышения, опустив подбородок, большую часть его лица скрывали упавшие вперед волосы. Я почувствовала… как что-то прожигает возведенную мною стену, но это было не похоже на страдание. Оно казалось горячим, как физическая боль, но… но, сглотнув, я ощутила в горле горький вкус. Должно быть, ему больно, но…
Озадаченная, я закрыла глаза и стала восстанавливать стену, пока не ощутила лишь тяжелый стук своего сердца. Спустя несколько секунд я смогла сделать глубокий вдох, и наконец странное ощущение исчезло. Я открыла глаза.
– Пожалуйста, – молил отец. – Мы любим сына. Мы хотим вырастить его хорошим человеком, чтобы…
– Он вырастет в храмах Рахара и Ионы, где о нем будут заботиться, пока он служит богам, как заведено со времен первого Благословения. – Герцог говорил не допускающим возражений тоном, и женщина зарыдала еще горше. – Через нас боги защищают всех и каждого из вас от ужасов, находящихся за Валом. От того, что приходит с туманом. И все мы должны обеспечивать богов служителями. Вы хотите прогневить богов тем, что оставите ребенка дома, чтобы он стал старым, возможно, больным, и умер?
Господин Тулис покачал головой. В его лице не было ни кровинки.
– Нет, ваша милость, мы не хотим этого, но он наш сын…
– Но именно об этом вы просите, – оборвал его герцог. – Через месяц после рождения вы отдадите его верховным жрецам, и вам за это воздастся.
Не в силах больше смотреть на залитые слезами лица, я опять закрыла глаза, желая не слышать душераздирающих рыданий родителей. Хотя даже если бы я могла их забыть, то не стала бы этого делать. Мне нужно слышать их боль. Нужно видеть и запомнить. Служить богам в храмах – это честь, но вместе с тем и потеря.
– Хватит плакать, – увещевала герцогиня. – Вы знаете, что это правильно и что у богов есть требования.
Но правильным это не казалось. Какой вред был бы от просьбы оставить дома с родителями одного ребенка? Чтобы он рос, жил и стал полезным членом общества? Ни герцог, ни герцогиня не станут просить о такой простой услуге. Разве могут хоть одного смертного не тронуть мольбы матери, ее слезы, отчаяние ее мужа?