Затем я увидела его.
Герцог сидел на кушетке, закинув ногу в сапоге на столик и держа бокал с выпивкой. Когда он уставился на меня глазами такими темными, что почти нельзя различить зрачок, у меня по спине пробежал холодок.
Эта его особенность навела меня на мысль, что у Йена глаза тоже больше не зеленые, как у меня. А такие, как у герцога. Черные как смоль. Бездонные. Но будут ли они вызывать такой же холод?
Вдруг я поняла, что герцог не один.
Напротив него, бесцеремонно развалившись, сидел лорд Мэзин. У него в руках не было бокала, он бездумно постукивал пальцами по согнутому колену. На его красиво очерченных губах гуляла самодовольная усмешка. Все мои инстинкты кричали, что я должна бежать, поскольку бороться не смогу.
Дверь со щелчком захлопнулась за моей спиной, отчего я слегка подскочила. Я терпеть не могла такую реакцию и надеялась, что герцог ее не заметил, но, увидев его ухмылку, поняла, что мой испуг от него не укрылся.
Текучим движением, словно был без костей, Тирман поднялся с кушетки.
– Пенеллаф, ты так сильно меня расстроила.
Глава 13
Похолодев до кончиков пальцев и стараясь дышать размеренно, я смотрела, как он пьет из бокала. Я знала, что должна тщательно подбирать слова. Наказания это не отменит, но может смягчить.
– Простите, что расстроила вас. Я…
– А ты вообще знаешь, чем меня расстроила?
У меня одеревенели мышцы на плечах, и я метнула взгляд от молчаливого лорда в угол кабинета, где у книжного шкафа стояли несколько тонких красновато-коричневых прутов. Их выломали из дерева, выросшего в Кровавом лесу. Я перевела взгляд обратно на лорда Мэзина. Он улыбался. Я начала думать, что он нажаловался герцогу, но если я ошибаюсь в своих предположениях, то только добавлю себе проблем.
И лорд Мэзин знал это. Он смотрел на меня, не выдавая ни малейшего намека на свою роль в происходящем, даже если это всего лишь роль зрителя. Он редко говорил, когда присутствовал на таких уроках. Хотя обычно я радовалась его молчанию, сейчас оно только усилило мою тревогу.
Я заставила себя вымолвить следующие слова, хотя они и прозвучали неискренне.
– Нет, но что бы это ни было, я виновата. Вы никогда не расстраиваетесь без причины.
Что было неправдой.
Случалось, что герцога расстраивала моя походка или то, как я режу еду за ужином. Я уверена, его может оскорбить даже количество моих вдохов в минуту.
– Ты права. Я не расстраиваюсь без причины, – согласился он. – Но на этот раз меня потрясло то, что мне сказали.
У меня перевернулся желудок, а на лбу выступил пот. Боги милостивые, неужели он узнал о «Красной жемчужине»?
Я боялась, что Хоук что-то скажет, была одержима и подавлена этой идеей, хотя в глубине души мне не хотелось в это верить. Предательство имело вкус испорченной еды. Скорее всего, Хоук понятия не имел, зачем ведет меня в этот кабинет, но он должен был знать, что будут последствия. Разве нет? Наверное, он решил, что меня ждет всего лишь суровый выговор. Я же не кто-нибудь, а Дева. Избранная.
И просто получу нагоняй.
Сомневаюсь, что Хоук подозревает, насколько… ненормальны уроки герцога.
Тирман шагнул ко мне, и все мои мышцы напряглись.
– Сними вуаль, Пенеллаф.
Я колебалась всего несколько мгновений, хотя не было ничего необычного в том, что герцог или герцогиня просили об этом. Им не нравилось разговаривать с половиной лица. Я не винила их. Но герцог обычно не заставлял меня открывать лицо в присутствии лорда Мэзина.
– Не испытывай мое терпение. – Он крепче сжал бокал.
– Простите, но мы… мы не одни, а боги запрещают мне показывать лицо, – сказала я, прекрасно зная, что делала это раньше, но в совершенно иных ситуациях.
– Сегодня боги не найдут в этом вины, – оборвал герцог.
Ну конечно нет.
Я подняла руки, стараясь, чтобы они не дрожали, и расстегнула изящные застежки возле ушей. Потупив глаза, как нравилось герцогу, я сняла вуаль. Мои волосы были собраны в простой узел на затылке; открытые щеки и лоб покалывало. Тирман забрал у меня вуаль и отбросил в сторону. Я сложила руки и стала ждать. Я терпеть это не могла.
Но ждала.
– Подними глаза, – негромко потребовал герцог.
Я подчинилась. Его черные как смоль глаза ощупывали мое лицо, дюйм за дюймом, не упуская ничего, даже медного локона, который щекотал мне висок. Это изучение длилось целую вечность.
– С каждым разом, как я тебя вижу, ты становишься все красивее.
– Спасибо, ваша милость, – пробормотала я, стараясь не выдать отвращения. Я знала, что будет дальше.
Кончики его пальцев прижались к коже под моим подбородком. Он повернул мою голову налево, а потом направо, и цокнул языком.
– Как жаль.
В самом деле жаль.
Я ничего не ответила и сосредоточилась на большой картине маслом, изображающей храмы и коленопреклоненных женщин в вуалях перед существом настолько ярким, что оно соперничало с луной.
– Что ты думаешь, Бран? – спросил герцог лорда.
– Как ты и сказал, очень жаль.
Мне было плевать, что думает этот засранец лорд Мэзин.
– Другие шрамы легко спрятать, но эти? – Герцог вздохнул почти сочувственно. – Наступит время, когда не будет вуали, чтобы спрятать эти достойные сожаления изъяны.
Я сглотнула, подавляя желание отшатнуться, когда он убрал пальцы с подбородка и провел ими по двум рваным шрамам, которые тянулись вниз от левого виска, едва не задевали глаз и заканчивались около носа.
– Знаешь, что сказал ее новый телохранитель?
Лорд не ответил, но я решила, что он отрицательно качает головой.
– Он назвал ее прекрасной, – ответил герцог. – Половина ее лица в самом деле изумительна. – Он сделал паузу. – Ты так похожа на свою мать.
Я потрясенно уставилась на него. Он знал мою мать? Раньше он никогда об этом не говорил.
– Вы ее знали?
Он встретился со мной взглядом. Так трудно смотреть в эту бездонную черноту.
– Да. Она была… особенной.
Не успела я задать вопрос, как он продолжил:
– Ты понимаешь, что телохранитель не стал бы говорить иначе? Он не сказал бы правду.
Я дернулась. В груди образовалась пустота.
Заметив эту реакцию, герцог опять улыбнулся.
– Полагаю, это небольшая милость. Вред, причиненный твоему лицу, мог быть гораздо хуже.
Я могла бы потерять глаз или, что еще хуже, погибнуть.
Но я этого не сказала.
Я опять перевела взгляд на картину, удивляясь тому, что его слова по-прежнему жалят, даже спустя столько лет. Когда я была юной, они ранили, и очень глубоко, но в последние пару лет осталось лишь тупое смирение. Шрамы – то, что я не могу изменить. Я это знала. Но сегодня слова герцога ранили так же, как когда мне было тринадцать.
– У тебя такие прекрасные глаза. – Он убрал пальцы и прижал один к моей нижней губе. – И такие красиво очерченные губы.
Он замолчал, и, клянусь, его взгляд опустился ниже.
– Большинство сочтут твое тело привлекательным.
Желчь поднялась в горле и расползлась по коже тысячей пауков. Только усилием воли я заставила себя стоять неподвижно.
– Для некоторых мужчин этого будет достаточно. – Тирман провел пальцем по моей нижней губе и опустил руку. – Сегодня утром меня навещала жрица Аналия.
Погодите. Что?
Мое сердце замедлилось, и меня охватило замешательство. Жрица? А она что могла про меня наговорить?
– Тебе нечего добавить? – поинтересовался Тирман, поднимая светлую бровь.
– Нет. Простите. – Я покачала головой. – Я не знаю, что могла сказать жрица Аналия. Последний раз мы виделись неделю назад, в салоне на втором этаже, и все прошло хорошо.
– Уверен, что хорошо, поскольку ты провела там всего полчаса и внезапно ушла. Мне сказали, ты так и не прикоснулась к вышиванию и не вступала в беседу со жрицами.
Во мне вспыхнуло раздражение, но я знала, что лучше ему не поддаваться. Кроме того, если герцог рассержен именно этим, то все гораздо лучше, чем я боялась.
– Я была занята мыслями о предстоящем Ритуале, – солгала я. – Наверное, я замечталась.
На самом деле я не стала поддерживать беседу, потому что жрицы все время злословили о разных леди-в-ожидании и говорили, что те не заслуживают Благословения богов.
– Уверен, что тебя волнует Ритуал. И если бы такое случилось только раз, я бы посмотрел сквозь пальцы на твое плохое поведение.
Герцог лгал. Он никогда не смотрел сквозь пальцы ни на один случай якобы плохого поведения.
– Но я узнал, что ты только что была в атриуме, – продолжал он, и мои плечи поникли.
– Да. Была. Я не знала, что мне туда нельзя, – ответила я, и это была не ложь. – Я редко туда хожу, но…
– Вопрос не в том, чтобы проводить время в атриуме, и ты достаточно умна, чтобы это понимать. Не прикидывайся дурой.
Я открыла рот и тут же закрыла.
– Ты разговаривала с двумя леди-в-ожидании, – продолжал он. – Ты знаешь, что это запрещено.
Зная, что за этим последует, я молчала. Но как он мог так быстро узнать. Наверное, нас кто-то видел. Может, мажордом или какой-нибудь королевский гвардеец.
– Тебе нечего сказать? – спросил он.
Опустив голову, я уставилась в пол. Я могла сказать ему правду – что я произнесла всего одну фразу и, насколько я знала, эти леди вообще впервые пришли в атриум. Хотя это неважно. На герцога правда не подействует.
– Такая скромница Дева, – промурлыкал лорд.
Я практически чувствовала, как заострился мой язык, но, насколько могла, смягчила ответ.
– Простите. Мне следовало уйти, как только они пришли, но я этого не сделала.
– Почему?
– Мне… было любопытно. Они говорили о предстоящем Ритуале, – произнесла я, поднимая голову.
– Неудивительно. Ты всегда была таким бойким, любознательным ребенком, чей ум быстро перескакивает с одного на другое. Я предупреждал герцогиню, что тебя будет непросто воспитывать. – Его лицо приняло строгое выражение, а в глазах заблестело предвкушение. – Кроме того, жрица Аналия сообщила о своих опасениях: твои отношения с камеристкой стали слишком фамильярными.