Я сделала несколько шагов, придумывая, что сказать. Что угодно.
– Я… – Я прочистила горло и выпалила: – Мое любимое место в саду – ночные розы. Там есть скамейка. Раньше я почти каждый вечер приходила посмотреть, как они раскрываются. Они были моими любимыми цветами, но теперь мне тяжело на них смотреть, даже на срезанные и в букетах.
– Хочешь пойти туда? – спросил Хоук. Он шел всего в шаге позади меня.
Я подумала об этом, о шелковистых черных лепестках и фиолетовых цветах жакаранды… и о крови, пролившейся на тропинку. О том, как она заполнила трещины в камне, напомнив другую ночь.
– Я… Вряд ли.
– А хочешь посмотреть мое любимое место?
Я оглянулась через плечо, а он остановился рядом со мной.
– Твое любимое место?
– Да. – Он опять протянул руку. – Хочешь посмотреть?
Зная, что этого делать не следует, но все же не в силах остановиться, я опять вложила свою руку в его ладонь. Хоук молча повел меня вокруг фонтана и по главной аллее. Я поняла, куда он меня ведет, только когда мы свернули налево и воздух наполнил нежный и сладкий аромат лаванды.
К иве.
На самом южном краю Садов Королевы росла огромная столетняя плакучая ива. Ее ветви почти касались земли, образуя густой полог. В теплые месяцы рядом с листьями появлялись крохотные белые цветки.
– Любишь плакучую иву? – спросила я при виде дерева.
Рядом с ней на столбах горели несколько фонарей. Их огни за стеклом были неподвижны.
Хоук кивнул.
– Никогда не видел ив, пока не попал сюда.
Неудивительно, что он не видел ив в столице – эти деревья славятся тем, что их поверхностные корни выбиваются из земли. Но странно, что на родине Хоука есть возделанные поля и пещеры, но нет плакучих ив.
– Мы с Йеном играли внутри. Там нас было не видно.
– Играли? Или прятались? – переспросил он. – Потому что я бы там прятался.
Я чуть улыбнулась.
– Ну да. Я пряталась, а Йен тащился со мной, как хороший старший брат. – Я посмотрела на Хоука. – А ты заходил под ветки? Там есть скамейки, но отсюда их не видно. – Я нахмурилась. – На самом деле там сейчас может кто-то быть, мы же не знаем.
– Там никого нет.
Я подняла брови.
– Откуда ты знаешь?
– Просто знаю. Идем. – Он потянул меня за руку, направившись к дереву. – Смотри под ноги.
Я подумала, что его уверенность связана с невероятными умениями по части выслеживания, и двинулась за ним вдоль низкой каменной стены. Мы прошли мимо фонаря. Свободной рукой Хоук приподнял несколько ветвей, и я ступила внутрь. Когда ветви вернулись на место, мы очутились в почти непроглядной темноте. Через густую листву не проникал лунный свет, и под полог просачивался лишь слабый свет фонаря.
Я огляделась, но различила только очертания ствола.
– Боги, я и забыла, как тут темно по ночам.
– Здесь ты словно попадаешь в другой мир, – заметил Хоук. – Как будто мы прошли сквозь вуаль в заколдованный край.
Я широко улыбнулась: его слова напомнили мне о Йене.
– Тебе нужно побывать здесь летом. Ива так цветет! Или когда идет снег, или в сумерках. Снежинки покрывают ветки и землю, но почти не проникают внутрь. Тогда тут и в самом деле как в ином мире.
– Может, мы это увидим.
– Ты так думаешь?
– Почему бы и нет? – отозвался Хоук, и я почувствовала, что он повернулся ко мне. Я ощутила на лбу его дыхание. – Снег еще будет, разве нет? Мы выйдем из замка перед самым закатом и придем сюда.
Отчетливо сознавая, как близко он стоит, я нервно облизнула губы.
– Но будем ли мы еще здесь? Королева может вызвать меня в столицу до зимы, – сказала я то, о чем старалась не думать.
– Возможно. Если так, то нам придется найти другие приключения, правда? Или, может быть, злоключения?
Я рассмеялась.
– Наверное, трудно будет куда-то выбраться в столице. Не со мной… при том, что мое Вознесение будет так близко.
– Тебе нужно больше верить в меня, раз ты думаешь, будто я не могу найти способ выбраться. Уверяю, куда бы мы ни попали, ты не окажешься на карнизе.
В темноте мне показалось, что я чувствую кончики его пальцев на моей левой щеке, но касание было слишком легким и коротким.
– Мы выбрались сюда в ночь Ритуала и прячемся внутри плакучей ивы, – добавил он.
– Это оказалось совсем нетрудно.
– Только потому, что вел я.
Я опять рассмеялась.
– Конечно.
– Твое сомнение меня ранит. – Он отвернулся и потянул меня за руку. – Ты сказала, тут есть скамейки? Погоди. Я их вижу.
Я уставилась в темное пятно, которое, как я считала, было его затылком.
– Как ты можешь видеть эти скамейки?
– А ты разве не видишь?
Я прищурилась, вглядываясь во мрак.
– Э… нет.
– Наверное, у меня зрение лучше.
Я закатила глаза.
– Кажется, ты сказал, что видишь их, и мы, наверное, сейчас о них споткнемся…
– Вот же они.
Хоук остановился и, что невероятно, сел так уверенно, будто прекрасно видел скамейку.
Я уставилась на него с отвисшей челюстью. Боги, он ведь может видеть, как я ловлю ртом воздух, словно умирающая рыба! Я захлопнула рот. Наверное, зрение у Хоука и правда лучше моего.
Или мое зрение хуже, чем я думала.
– Не хочешь сесть? – поинтересовался он.
– Я бы села, но в отличие от тебя не вижу в темноте…
Я ахнула, когда он потянул меня за руку вниз. Не успела я ничего понять, как очутилась у него на коленях – на коленях!
– Удобно? – спросил он, и по голосу мне показалось, что он улыбается.
Я не нашла слов. Он по-прежнему держал меня за руку, а я сидела у него на коленях и могла думать только о той части дневника Уиллы Колинс, где она описывала, как сидела на коленях у мужчины. На них было меньше одежды…
– Нет, тебе неудобно. – Он обхватил меня одной рукой за плечи и боком прижал к своей груди. – Вот. Так гораздо лучше.
Правда, стало лучше.
И не лучше.
– Не хочу, чтобы ты замерзла, – добавил он, и его теплое дыхание коснулось моего виска. Он настолько выше меня, что даже сидя я по-прежнему не достаю макушкой до его подбородка. – Мне кажется, это одна из моих важных обязанностей на посту твоего личного королевского гвардейца.
– Так вот что ты сейчас делаешь? Защищаешь меня от холода, усадив к себе на колени?
– Вот именно.
Его рука легла на мой бок, обжигая клеймом. Я уставилась туда, где по моим представлениям должно быть его горло.
– Это очень неприлично.
– Неприличнее, чем читать непристойный дневник?
– Да, – настаивала я, хотя мои щеки вспыхнули.
– Нет. – Его раскатистый смех прокатился по моему телу. – Я даже не могу солгать. Это неприлично.
– Тогда почему?
– Почему? – Его подбородок коснулся моей макушки. – Потому что я так хочу.
Я моргнула: раз, потом другой.
– А если я не хочу?
Он опять рассмеялся, и по мне пробежала новая резкая волна дрожи.
– Принцесса, я уверен, что если бы какие-то мои действия были тебе неугодны, то в следующий миг я лежал бы с кинжалом в горле. Даже если ты не видишь в темноте дальше собственного носа.
Ну…
– Кинжал ведь при тебе?
Я вздохнула.
– Да.
– Пойми же, – он отпустил мою руку, и я уронила ее на колени, – нас никто не видит. Никто даже не знает, что мы здесь. Насколько всем известно, ты в своей комнате.
– Все равно это безрассудно по многим причинам. Если сюда кто-то придет…
– Я услышу заранее.
Я не успела возразить, что его слух не может быть таким же острым, как зрение, потому что он добавил:
– А если кто-то и придет, то не будет знать, кто мы.
Я отодвинула назад голову, создавая между нами немного пространства.
– Вот для чего ты привел меня в это место?
– Для чего же, принцесса?
– Чтобы… вести себя неприлично.
– И зачем же мне это делать? – спросил он, понизив голос и коснувшись моей руки.
– Зачем? Это вполне очевидно, Хоук. Я сижу у тебя на коленях. Сомневаюсь, что в таком положении ты ведешь невинные беседы.
– Я очень редко делаю что-то невинное, принцесса.
– Да ладно? – пробормотала я.
– То есть ты предполагаешь, что я привел тебя сюда, а не в какую-нибудь уединенную комнату с кроватью, чтобы повести себя особенно неприлично?
Он провел кончиками пальцев по моей правой руке.
– Именно это я и говорю. Хотя лучше всего было бы отвести меня в мою комнату.
Мое сердце начало колотиться, как только мой зад опустился на его колени, но теперь казалось, что оно вот-вот вырвется из груди.
– А если я скажу, что это неправда?
– Я… – Его пальцы двигались к моему бедру, и внутри у меня все затрепетало. – Я бы тебе не поверила.
– А если я скажу, что изначально таких намерений у меня не было? – Его большой палец двинулся по моему бедру. – Но благодаря лунному свету и тебе с распущенными волосами, в этом платье, мне пришло в голову, что здесь прекрасное место для очень неприличного поведения.
– Тогда я… я бы сказала, что это более вероятно.
Его рука скользила по тонкой, прозрачной ткани платья.
– Ну вот и выяснили.
– По крайней мере, ты честен.
Я прикусила губу. Трепет внутри усилился. Это было опасно. Даже если нас никто не обнаружит, это все равно что искушать судьбу перед богами. Пара сорванных поцелуев – ладно, чуть больше, чем пара сорванных поцелуев, – это, наверное, простительно. Но вот такое?
Даже те сорванные поцелуи были непростительны, по крайней мере, если верить герцогу с герцогиней и королеве. Опять же, если боги могут вмешиваться, то почему до сих пор этого не сделали? Тони однажды сказала, что не уверена, были ли навязанные мне правила велением богов.
И если я правильно поняла то, что говорила герцогиня о первой Деве, та совершила много запретного.
И ее не признали недостойной.
– Вот что, давай заключим сделку, – предложил Хоук.
– Сделку?
– Если делаю что-то, что тебе нравится… – Его ладонь скользнула по моему бедру, и у меня перехватило дыхание. Он положил руку на прикрытый платьем кинжал. – Я разрешаю ударить меня кинжалом.