Я крепко зажмурилась и открыла глаза, только когда эти фантомные ощущения пропали.
После нападения прошло не меньше четырех дней. Как я потом узнала, Хоук надавил какую-то точку на моей шее, чтобы я потеряла сознание. Позже я очнулась в своей комнате, где были Хоук, Тони, герцогиня и целитель. Оказалось, я потеряла голос. Крики… они надорвали мне горло.
Мне дали снотворное, и впервые в жизни я его приняла. И пила бы до сих пор, если бы Хоук четыре дня назад не унес порошок из моей комнаты.
Тогда я узнала, что в ту ночь напали не только на Ритуал. Последователи подожгли несколько богатых домов в Лучезарном ряду, отвлекая гвардейцев от Вала и замка. Вот где был Хоук, когда ушел из сада, и это объяснило сажу на его лице.
Устроить пожары – ловкий ход, отдаю должное Последователям. Гвардейцы отвлеклись, и Последователи смогли снять охрану вокруг замка, прежде чем их заметили. Смогли устроить массовую бойню, прежде чем удалось позвать гвардейцев, ушедших в Лучезарный ряд.
Никто не знал, что означало нападение во время Ритуала и меня ли вообще искали. Той ночью не удалось взять живым ни одного Последователя: уцелевшие сбежали и растворились в тенях.
Вознесшиеся сделали то, что пообещала герцогиня. Им пришлось запачкать руки, но их помощь подоспела слишком поздно. Большинство оставшихся в зале погибли. Выжили немногие, и почти все они пребывали в таком состоянии, что даже ничего не помнили.
Той ночью погибло больше ста человек.
Боги, я предпочла бы не просыпаться.
Во сне я хотя бы не думала о пришпиленном к стене горящем герцоге. Не думала о Дафине с единственным голубым глазом или Лорен, которая пыталась помочь подруге, но погибла, сраженная стрелой. Я не помнила, каково это – ползти по мертвым и умирающим, зная, что ничем не могу им помочь. В мои сны не вторгались металлические волчьи маски. И последняя улыбка Виктера, и как он сказал, что он гордится мной. Во сне я не думала, что его последними словами стала мольба простить за то, что он меня не защитил. И во сне я не помнила, как мой дар подвел меня, когда я больше всего в нем нуждалась.
Лучше бы я не говорила о том, что делала в саду.
Лучше бы… Лучше бы я вообще не ходила на Ритуал, а потом под иву. Если бы я осталась в своей комнате, где мне и полагалось быть, мы бы не попали в самую гущу событий. Нападение все равно бы произошло, и люди бы погибли, но, может быть, Виктер остался бы в живых.
Однако голосок на задворках разума нашептывал: Виктер, узнав о том, что происходит, все равно ушел бы. А я – за ним. Его настигла смерть, и этот же голосок шептал, что смерть все равно нашла бы дорогу.
В дни, которые я провела в глубоком забытьи, я могла не признавать того, что сделала с лордом Мэзином, и того, что я чувствую по этому поводу.
Или чего не чувствую.
Я вонзила ногти в ладони.
Я ни капли не сожалела. Я сделала бы это снова. Боги, я желала это повторить, и это меня пугало.
Во сне я ни о чем не думала и ни о чем не заботилась.
Но теперь я проснулась, и со мной были только мои мысли, боль и гнев.
Я хотела найти Последователей, всех до единого, и сделать с ними то же, что и с лордом.
Я попыталась сделать это на вторую ночь после моего пробуждения. Надела плащ и маску, прихватила короткий меч, который когда-то дал Виктер, поскольку кинжал пропал в той неразберихе в ночь Ритуала. Я собиралась нанести визит Агнес.
Она знала, и ничто не убедит меня в обратном. Она знала, и ее попытки предупредить меня оказалось недостаточно. Она виновна в пролившейся в ту ночь крови, ее руки запятнала кровь Виктера. Моего наставника и друга, который пил у нее какао и успокаивал ее. Она могла все это предотвратить.
Хоук настиг меня на полпути через Рощу Желаний и волоком притащил обратно в замок. После этого сундук с оружием убрали из моей комнаты, а ход для слуг заколотили со стороны лестницы.
Поэтому я сидела. Ждала.
Каждый вечер с тех пор, как я очнулась, я ждала, что меня вызовет герцогиня. Чтобы наказать. Ведь я сделала кое-что настолько запрещенное, что все мои прежние выходки по сравнению с этой были сущей ерундой.
Я убила Вознесшегося.
Дева или нет, но за этим должно последовать какое-то наказание. Меня должны признать недостойной.
Стук в дверь отвлек меня от окна. Дверь открылась, и вошел Хоук. Он был в униформе – все черное, за исключением белой накидки королевского гвардейца.
Виктера еще никем не заменили. Не знаю почему. Может, увидев, на что я способна, герцогиня решила, что меня больше не нужно так усиленно защищать. Хотя защищать себя нелегко, если у тебя нет никакого оружия. А может, дело в том, что я уже потеряла трех телохранителей всего за год. Или в том, что при нападении погибло столько гвардейцев. Теперь они не полностью укомплектованы.
Мы с Хоуком пристально смотрели друг на друга с разных концов комнаты. Моя спина напряглась.
Наши отношения стали странными.
Не знаю, оттого ли, что произошло в саду и потом с Виктером, или оттого, что я натворила в той комнате после смерти Виктера. Может, из-за всего. Хоук молчал в моем присутствии, и я понятия не имела, что он чувствует и о чем думает. Мой дар прятался за такой толстой стеной, что ее нельзя было приоткрыть даже слегка.
Он стоял молча, скрестив руки на груди, и смотрел на меня. С тех пор, как я проснулась, он поступал так раз пятьсот. Может, он пытался со мной поговорить, но я лишь смотрела на него.
Может, именно поэтому все было так странно.
Я прищурилась, когда молчание стало гнетущим.
– Что такое?
– Ничего.
– Тогда зачем ты пришел?
– Нужна причина?
– Да.
– Мне не нужна.
– Просто проверяешь, не придумала ли я способа выбраться из комнаты? – с вызовом спросила я.
– Принцесса, я знаю, что ты не можешь выбраться из комнаты.
– Не называй меня так, – огрызнулась я.
– Не могу не отметить, что это прогресс.
Я нахмурилась.
– Какой еще прогресс?
– С тобой, – ответил он. – Ты не очень-то любезна, но, по крайней мере, разговариваешь. Это прогресс.
– Это не намеренно, – бросила я в ответ. – Просто мне не нравится, когда ты меня так называешь.
Он хмыкнул.
– А впрочем, мне все равно.
Я оторвала от него взгляд, чувствуя… Не знаю, что я чувствовала. Я поерзала: неудобно сидеть на жестком каменном подоконнике.
Я не сердилась на Хоука. Я просто злилась… на всё.
– Я понимаю, – тихо произнес он.
Я глянула на него. Он оказался ближе, а я даже не услышала, как он подошел. Теперь он стоял всего в паре шагов от меня.
– Понимаешь? – Я подняла брови. – Что именно?
Хоук пристально смотрел на меня, и в этот момент я почувствовала еще кое-что, кроме гнева и боли. Стыд обжег меня, словно кислота. Конечно, Хоук понимает – по крайней мере, в какой-то степени. Но все равно он, наверное, понимает лучше, чем многие другие.
– Прости.
– За что? – спросила я уже мягче.
– Я уже говорил это тебе, вскоре после всего, но сомневаюсь, что ты слышала.
Я вспомнила смутные ощущения его присутствия.
– Мне следовало повторить это раньше. Прости за все, что случилось. Виктер был хорошим человеком. Несмотря на нашу последнюю перепалку, я уважал его и прошу прощения за то, что ничего не мог сделать.
Все мышцы в моем теле словно окоченели.
– Хоук…
– Не знаю, изменилось бы что-то, если бы я был здесь – где мне и следовало быть, – продолжил он. – Но я прошу прощения за то, что меня не было. К тому времени, как я сюда добрался, я ничего не мог сделать. Прости…
– Тебе не за что извиняться. – Я слезла с подоконника. Все суставы одеревенели от долгого сидения. – Я не виню тебя в том, что случилось. Я на тебя не сержусь.
– Знаю. – Он смотрел поверх меня в окно. – Но это не меняет того, что мне хотелось бы сделать что-то и предотвратить случившееся.
– Мне много чего хотелось бы сделать по-другому, – призналась я, глядя на свои руки. – Если бы я ушла в свою комнату…
– Если бы ты ушла в свою комнату, это все равно бы случилось. Не взваливай все на себя. – Через мгновение я ощутила его пальцы под своим подбородком и подняла на него взгляд. – Ты не виновата, Поппи. Ни в чем. Разве что я… – Он осекся и негромко выругался. – Не бери на себя чужую вину. Понимаешь?
Я понимала, но это ничего не меняло, поэтому я сказала:
– Десять.
Он сдвинул брови.
– Что?
– Ты в десятый раз назвал меня Поппи.
Он улыбнулся уголком губ, и на щеке появился слабый след ямочки.
– Мне нравится тебя так называть, но принцессой – еще больше.
– Да ладно, – отозвалась я.
Он опустил подбородок.
– Это нормально, понимаешь?
– Что?
– Все, что ты чувствуешь. И чего не чувствуешь.
У меня перехватило дыхание и сдавило грудь, и не только от боли. Внутри появилось что-то более легкое, более теплое. То, что он все понимает, некоторым образом доказывало: когда-то он побывал в такой же ситуации, что и я. Не знаю, кто из нас двинулся первым, но мои руки вдруг обвились вокруг него, и он обнял меня так же крепко, как и я его. Я прижалась щекой к его груди под сердцем, а когда он коснулся подбородком моей головы, я облегченно вздохнула. Нежные объятия не исправят мир. Гнев и боль никуда не делись. Но Хоук такой теплый, и его объятия… боги, это как надежда, как обещание, что мне не всегда будет так плохо.
Мы некоторое время стояли так, затем Хоук отстранился и убрал с моего лица выбившийся локон, отчего по мне пробежала знакомая дрожь.
– Я зашел не просто так, – сказал он. – С тобой хочет поговорить герцогиня.
Я заморгала. Итак, время пришло.
– И ты говоришь об этом только сейчас?
– Нам нужно было сначала поговорить о более важных вещах.
– Вряд ли герцогиня с этим бы согласилась.
На лице у него было написано, что ему все равно.
– Пора решить, как меня наказать за то, что… за то, что я сделала с лордом, да?