– А если этот кто-то, кого я не хочу видеть, – ты?
На его лице появилась усмешка.
– Мы с тобой оба знаем, что это не так. – Он окинул меня взглядом. – Нисколько.
– Твое самомнение никогда не перестанет меня удивлять.
Я положила кинжал обратно на столик и огляделась. Поскольку единственным другим местом, чтобы сесть, был неудобный на вид стул, я снова примостилась на краю постели.
– Я никогда не перестану тебя удивлять, – ответил Хоук.
Я улыбнулась.
– А вот и подтверждение.
Он усмехнулся и направился вперед.
– Ты поела?
Я кивнула.
– А ты?
– Пока купался.
– Хорошо, когда умеешь делать несколько дел одновременно.
– Я много чего умею. – Он остановился в нескольких футах от меня. – Почему ты не спишь? Разве ты не вымоталась?
– Я знаю, что утро настанет быстрее, чем хотелось бы, и мы уедем, но я не могу уснуть. Пока что. Я ждала тебя. – Внезапно занервничав, я теребила пояс халата. – Это место… необычное, правда?
– Не удивительно, что оно кажется таким, если ты привыкла только к столице и Масадонии. Здесь все проще, без церемоний.
– Я заметила. Не видно ни одного королевского герба.
Он склонил голову набок.
– Ты ждала меня, чтобы поговорить о королевских знаменах?
– Нет. – Я вздохнула и выпустила из рук пояс. – Я ждала, чтобы поговорить о том, что сделала с Эйрриком.
Хоук ничего не ответил.
Моя нервозность сменилась раздражением.
– Сейчас для тебя недостаточно «позже»? Когда же будет подходящее время?
Он изогнул губы.
– Время подходящее, принцесса. Мы вдвоем, а это как раз то, что нужно.
Я открыла рот и тут же захлопнула. Проклятье. Так вот почему он все время переносил разговор? Если так, то это вполне логично.
– Ты объяснишь, почему ни ты, ни Виктер никогда не говорили, что у тебя есть этот… дар касания?
Мои челюсти расслабились.
– Я не называю его так. Мало кто… слышал о том, что я делаю. Из-за этого дара некоторые считают, что я – дитя богов. Ты, похоже, все слышал и все знаешь, так неужели до тебя эти слухи не доходили?
– Я знаю многое, но нет, об этом никогда не слышал, – ответил Хоук. – И никогда не видел, чтобы кто-то делал то же, что и ты.
Я поймала его взгляд, и мне показалось, что он говорит правду.
– Это дар богов. Вот почему я Избранная. – По крайней мере, это одна из причин. – Сама королева велела никогда не говорить о даре и не применять его до тех пор, пока меня не признают достойной. По большей части я подчинялась этому приказу.
– По большей части?
– Да, по большей части. Виктер о нем знал, но Тони – нет. Рилан и Ханнес тоже не знали. Знала герцогиня, знал герцог, но это и все. И я… не применяла его часто.
– Что это за дар?
Я испустила долгий вздох.
– Я могу… чувствовать боль других людей, как физическую, так и душевную. Ну, с этого начиналось. Похоже, чем ближе я к Вознесению, тем сильнее становится мой дар. Наверное, следует сказать, что теперь я чувствую эмоции людей, – поправила я, теребя одеяло. – Мне не обязательно прикасаться. Я могу просто посмотреть на человека и… и как бы открыть себя. Обычно я контролирую дар и держу чутье при себе, но иногда это трудно.
– Например, в толпе?
Я поняла, что он имеет в виду обращение герцога к горожанам, и кивнула.
– Да. Или когда кто-то проецирует свою боль, не сознавая этого. Но это редкость. Я вижу не более того, что видишь ты или любой другой, но чувствую, что человек это делает.
– Ты… просто ощущаешь, что чувствуют люди?
Я подняла голову.
Он уставился на меня слегка расширенными глазами.
– То есть ты чувствовала боль Эйррика с его очень мучительной раной?
Я кивнула.
Хоук заморгал.
– Должно быть, это было…
– Очень больно? – докончила я. – Да, но это не худшее из того, что мне доводилось чувствовать. Физическая боль всегда теплая и острая, но душевная, эмоциональная боль… словно окатывает студеной водой в холодный день. Такая боль гораздо хуже.
Хоук подошел к кровати и сел рядом со мной.
– А ты можешь чувствовать другие эмоции? Радость или ненависть? Облегчение… или вину?
– Могу, но только с недавних пор. И я не всегда точно знаю, что чувствую. Приходится полагаться на то, что мне знакомо и… – Я пожала плечами. – Но думаю, на твой вопрос можно сказать да.
Впервые за все время нашего знакомства Хоук потерял дар речи.
– И это не все, что я могу, – добавила я.
– Ну еще бы.
Я проигнорировала сухость его тона.
– Еще я могу облегчать боль через прикосновение. Обычно человек этого не замечает, если только не был охвачен очень сильной и очевидной болью.
– Как?
– Я думаю о… счастливых моментах и посылаю их через связь, которую устанавливает мой дар, – объяснила я.
Хоук опять уставился на меня.
– Ты думаешь о счастье, и это срабатывает?
– Ну, я бы так не сказала. Но да.
На его лице промелькнуло нечто непонятное, и он поймал мой взгляд.
– Ты когда-нибудь ловила мои эмоции?
Я хотела солгать, что нет.
– Да.
Он выпрямился.
– Поначалу я делала это не намеренно… ладно, намеренно, но только потому, что ты всегда казался… не знаю. Ты выглядел как зверь в клетке, когда я видела тебя в замке, и мне было любопытно узнать почему. Я понимаю, что мне не следовало это делать. И делала это… нечасто. Заставила себя прекратить. Вроде того. – Его брови взлетели на лоб. – Большей частью. Иногда я просто не могла удержаться. Это все равно что отрицать собственную природу и…
И не применять то, с чем я родилась.
Вот почему порой было так трудно контролировать дар. Разумеется, нередко меня подстегивало любопытство, но это казалось противным природе – отвергать дар и держать взаперти. Это угнетало.
Так же, как вуаль, правила, ожидания от меня и… будущее, которое я никогда не выбирала сама.
Почему вся моя жизнь кажется такой неправильной?
– И что ты почувствовала от меня?
Оторвавшись от размышлений, я посмотрела на него.
– Печаль.
На его лице возникло потрясение.
– Глубокое горе и сожаление. – Я опустила взгляд на его грудь. – Они всегда там, даже когда ты дразнишься и улыбаешься. Не знаю, как ты с ними справляешься. Я решила, что большая их часть связана с твоим братом и другом.
Хоук ничего не ответил, и я подумала, что сказала слишком много.
– Прости. Не следовало применять на тебе дар и, наверное, нужно было просто солгать…
– А ты пыталась облегчить мою боль?
Я положила ладони на колени.
– Да.
– Дважды. Правильно? После урока со жрицей и в ночь Ритуала.
Я кивнула.
– Что ж, теперь я понимаю, почему мне стало… легче. В первый раз это длилось… проклятье, длилось какое-то время. Впервые за годы я так спокойно спал. – Он издал короткий смешок, и я глянула на него. – Плохо, что это нельзя разливать по бутылкам и продавать.
Я даже не знала, что сказать.
– Почему? – спросил он. – Почему ты забрала мою боль? Да, я… печалюсь. Постоянно скучаю по брату. Эта тоска преследует меня, но она терпима.
– Знаю. Ты не давал разрешения вмешиваться в твою жизнь, но я… мне не нравилось знать, что тебе больно, – призналась я. – А я могла помочь, хотя бы временно. Я просто хотела…
– Чего?
– Хотела помочь. Хотела использовать дар на благо людям.
– И ты это делала? Не только со мной и Эйрриком?
– Делала. Помнишь про́клятых? Я часто облегчала их боль. И Виктер страдал ужасными головными болями. Я иногда помогала ему и Тони, но она не знает.
– Так вот откуда пошли слухи. Ты помогала про́клятым.
– И иногда их семьям. Приходилось, если они сильно убивались.
– Но тебе этого делать нельзя.
– Нельзя, и это так глупо. – Я воздела руки. – Я не должна этого делать. Причина вообще бессмысленна. Разве боги уже не сочли меня достойной, если наделили этим даром?
– Вполне логично. – Хоук помолчал. – А твой брат так может? Или еще кто-то из родных?
– Нет. Только я и последняя Дева. Мы обе родились под покровом. Мама поняла, что у меня дар, когда мне было года три-четыре.
Он нахмурился и опять уставился на меня как на головоломку с недостающими частями.
– Что?
Он покачал головой, стряхивая изумление.
– А сейчас ты меня читаешь?
– Нет. Я правда стараюсь этого не делать, даже если очень хочется. Это все равно что жульничать, когда речь идет о ком-то…
Я осеклась. Я хотела сказать: «о ком-то, к кому я неравнодушна».
У меня внутри все перевернулось. Я с округлившимися глазами повернулась к Хоуку. Я к нему неравнодушна. Весьма. Но не так, как неравнодушна к Тони или Виктеру. Это другое.
О боги.
Наверное, это не очень хорошо, но и плохим не кажется. Это как предвкушение и надежда, радостное волнение и еще много чего другого. Но ничего плохого.
– Я бы не прочь иметь твой дар, потому как мне хотелось бы знать, что ты сейчас чувствуешь.
Хорошо, что он не знает.
– Я ничего не чувствую от Вознесшихся, – выпалила я. – Абсолютно ничего, хотя знаю, что они испытывают физическую боль.
– Это…
– Странно, правда?
– Я хотел сказать «тревожно», но да, это странно.
Я наклонилась вперед и понизила голос:
– Знаешь, меня всегда беспокоит, когда я ничего не ощущаю. Это должно бы казаться облегчением, но на самом деле нет. Мне просто… становится холодно.
– Могу понять. – Он чуть-чуть подался ко мне и тоже понизил голос. – Мне следует тебя поблагодарить.
– За что?
– За то, что облегчала мою боль.
– Не нужно благодарностей.
– Знаю, но все равно хочу. – Его губы были невероятно близки к моим. – Спасибо.
– Не за что.
Я прикрыла глаза. От него пахло хвоей и мылом, а его дыхание согревало мои губы.
– Я был прав.
– В чем?
– В том, что ты смелая и сильная. Ты сильно рисковала, когда применяла дар.
– А я думаю, что рисковала недостаточно, – ответила я. – Я не смогла помочь Виктеру. Я была слишком… ошеломлена. Может, я хотя бы смогла забрать его боль, если бы меня не сразило произошедшее.