– Но ты забрала боль Эйррика. Ты помогла ему. – Он опустил голову, и мы соприкоснулись лбами. – Ты абсолютно не такая, как я ожидал.
– Ты все время это твердишь. Чего же ты ожидал?
– Если честно, то больше не знаю.
Я закрыла глаза и обнаружила, что мне нравится эта близость. Мне нравится… когда ко мне прикасаются по моему выбору.
– Поппи?
А еще нравится, как он произносит мое имя.
– Да?
Он коснулся моей щеки пальцами.
– Надеюсь, ты понимаешь: кто бы и что тебе ни говорил, ты самая достойная из всех, кого я встречал.
Мое сердце сжалось самым приятным образом.
– Значит, ты встречал мало людей.
– Даже слишком много. – Он поднял голову и поцеловал меня в лоб. А потом откинулся назад и провел большим пальцем по моему подбородку. – Ты заслуживаешь гораздо большего, чем тебя ждет.
Заслуживаю.
Я открыла глаза.
В самом деле заслуживаю.
Я не плохая. Под вуалью, за своим титулом и даром я такая же, как все. Но ко мне никогда так не относились. Как заметил однажды Хоук, у всех есть привилегии, которых я даже не могу заслужить. И я…
Проклятье, мне так это надоело.
Хоук отстранился назад.
– Спасибо, что доверилась мне, – сказал он напряженным тоном.
Я была не в силах ответить, слишком поглощенная тем, что происходило внутри меня, ибо там что-то менялось, что-то смещалось. Что-то огромное и вместе с тем маленькое. Сердце заколотилось так, словно я боролась за собственную жизнь и… боги милостивые, так оно и было. Прямо сейчас. Боролась за жизнь, за то, чтобы ее прожить. Вот что встало на место внутри меня.
Дева или нет, хорошая или плохая, Избранная или отверженная, я заслуживала жить – и жить без оков правил, на которые я никогда не соглашалась.
Я посмотрела на Хоука, посмотрела по-настоящему, и увидела то, что лежит за пределами физического. Он всегда вел себя со мной не так, как все, и никогда не пытался остановить. С ночи на Валу и до боя в Кровавом лесу, когда он бросил мне меч, он не только защищал меня. Он верил в меня и уважал мою потребность самой постоять за себя. Как он сказал однажды, мы словно давно знаем друг друга. Он… он понимает меня, и я, кажется, могу понять его. Потому что он смелый и сильный, и у него глубокие чувства и мысли. Он перенес потери, но выжил и продолжает жить даже со страданием, которое, как я знаю, таится в нем.
Он принял меня.
И я доверила ему свою жизнь.
И вообще всё.
– Не надо на меня так смотреть, – хрипло вымолвил он.
– Как так?
– Ты сама знаешь, как на меня смотришь. – Он закрыл глаза. – А может, и не знаешь, и вот почему я должен уйти.
– Как я смотрю на тебя, Хоук?
Он открыл глаза.
– Так, как я не заслуживаю. Не от тебя.
– Неправда.
– Хотелось бы, чтобы так и было. Боги, мне нужно уйти. – Он встал и попятился, не отводя от меня взгляда. Я сомневалась, что он вообще хочет уйти. Он глубоко вздохнул. – Доброй ночи, Поппи.
Я смотрела, как он идет к двери, и его имя вертелось у меня на языке. Я не хотела, чтобы он уходил. Не хотела провести ночь одна. Не хотела, чтобы он думал, будто этого не заслуживает.
Чего я хочу, так это жить.
Чего я хочу, так это его.
– Хоук?
Он остановился, но не обернулся.
Мое сердце опять бешено забилось.
– Ты… ты останешься со мной сегодня ночью?
Глава 33
Хоук не ответил. Как и в тот раз под ивой, я даже не была уверена, что он дышит. Сейчас воспоминание о ночи Ритуала не вызвало резкой боли.
Затем он заговорил:
– Я ничего не хочу так сильно, как этого, но вряд ли ты понимаешь, что случится, если я останусь.
У меня слегка закружилась голова.
– А что случится?
Он повернулся и устремил на меня пронзительный взгляд.
– Я не смогу быть с тобой в постели и не оказаться через десять секунд на тебе. Может, мы даже до кровати не успеем добраться. Я знаю свои пределы. Знаю, что я не настолько хорош, чтобы помнить о своих и твоих обязанностях или о том, что я настолько недостоин тебя, что это будет грехом. И даже зная это, я все равно сорву с тебя халат и поступлю так, как обещал тебе той ночью в лесу.
Меня обдало жаром.
– Знаю.
Он резко втянул воздух.
– Знаешь?
Я кивнула.
Хоук сделал шаг от двери.
– Я буду не просто держать тебя. Я не ограничусь поцелуями. Внутри тебя будут не только мои пальцы. Моя потребность в тебе слишком велика, Поппи. Если я останусь, ты не выйдешь из этой двери Девой.
От прямоты его слов по мне пробежали мурашки. Но меня потрясли не сами слова, а его потребность во мне. Я не предполагала, что могу быть объектом такого неистового желания. Мне никогда этого не позволяли.
– Знаю, – повторила я.
Он сделал еще шаг ко мне.
– Правда, Поппи?
Я правда знала.
Так странно понимать себя и быть такой уверенной, когда я так долго жила, себя не понимая. Мне никогда не позволяли решать, кто я, что мне может нравиться или не нравиться, чего я хочу или не хочу. Но теперь я знала.
Узнала в тот момент, когда попросила его остаться. Я знала, что могут быть последствия. Знала, кто я такая и чего от меня ждут, и знала, что больше так не могу. Я не этого хочу в жизни. Это не мой выбор.
Но вот это… этого я хотела.
Я хотела Хоука.
Это был мой выбор.
Я возвращала обратно свою жизнь, и это началось задолго до него. Началось, когда я потребовала от Виктера научить меня сражаться, а потом брать меня с собой помогать про́клятым. Эти шаги были существенными, однако кроме них я делала и более мелкие, но в чем-то даже более важные. Я менялась, развивалась, как и дар, которым мне было запрещено орудовать, но все равно хотелось воспользоваться. Это происходило с каждым приключением или рискованной выходкой, на которые я шла. Это сквозило в моем желании испытать то, что мне не разрешалось.
Вот почему я осталась с Хоуком в «Красной жемчужине».
Вот почему я встретила взгляд герцога и улыбалась ему, когда сняла вуаль.
Вот почему я заговорила с Лорен в атриуме, а потом пошла на Вал. Вот поэтому я молчала, когда герцог преподавал мне уроки.
Когда я отсекла руку, а потом и голову лорда Мэзина, я разрубила цепи, носить которые никогда не было моим выбором. Просто тогда я этого не понимала. За прошлые годы и особенно за последние недели я сделала так много этих маленьких шагов. Не знаю, когда это наконец произошло, но в одном я совершенно уверена.
Хоук был не катализатором.
Он был наградой.
На удивление твердыми руками я взялась за пояс и, развязывая его, не отвела взгляда. Халат распахнулся и соскользнул с моих плеч. Я позволила ему упасть к ногам.
Хоук не спускал с меня глаз. Он смотрел на меня не мигая, и его глаза встретились с моими. Затем его взгляд начал скользить по моему телу. Света было достаточно, чтобы он мог все разглядеть. Все впадинки и округлости, все потайные местечки и все шрамы. Рваные порезы на руках и животе, шрамы на ногах, которые выглядели как раны от острых ногтей, но служили доказательством того, что я избрана богами.
Эти отметины на ногах оставлены не когтями, а клыками, разорвавшими кожу. В ту ночь меня укусили.
Но я не стала про́клятой.
Хоук не поймет правды об этих шрамах. Двое из тех, кто знал, теперь мертвы, остались только королева с королем, герцогиня и мой брат. Впервые в жизни я хотела рассказать кому-то правду об этих шрамах. Хотела рассказать Хоуку.
Но не сейчас.
Не когда его взгляд медленно возвращается к моим глазам. Не когда он смотрит на меня так, словно впитывает каждый дюйм моего тела. Я невольно задрожала, когда его взгляд наконец встретился с моим.
– Проклятье, ты так прекрасна, – хрипло прошептал он. – И это так неожиданно.
Он бросился ко мне с той стремительностью, которая заставляла меня удивляться, что он не Вознесшийся. В одно мгновение я оказалась в его объятиях, а его губы прижались к моим. Не было ничего медленного и сладкого в том, как он меня целовал. Меня словно проглатывали, и я хотела этого. Я поцеловала его в ответ, крепко прижимаясь к нему, и как только его язык прикоснулся к моему, он отстранился.
Дальше все происходило так быстро, что все сливалось в размытые полосы. Не без моей помощи с него слетела туника, потом сапоги и наконец штаны. Я задрожала, впервые взглянув на него.
Он… прекрасен.
Золотистая кожа и поджарое мускулистое тело. Грудь и живот вылеплены годами тренировок и безошибочно указывали на силу и мощь. Кроме того, жизнь оставила на нем отметины: небольшие рубцы и длинные шрамы. Он боец, как и я, и теперь я в самом деле увидела то, что боялась замечать раньше. На его теле тоже записано все, что он пережил, а глубокий красноватый шрам в верхней части бедра служил свидетельством того, что у Хоука, наверное, бывают собственные кошмары. Шрам походил на своего рода клеймо, словно в кожу вдавили что-то раскаленное и причиняющее боль.
– Этот шрам на бедре, – спросила я, – откуда он?
– Заработал много лет назад, когда был достаточно глуп, чтобы попасться, – ответил он.
Иногда он говорит так странно, будто прожил на десятки лет больше, чем, я уверена, ему исполнилось. Я знала, что порой год может показаться целой жизнью. Я перевела взгляд выше и вытаращила глаза.
О боги!
Я прикусила губу, зная, что, наверное, не следует так пялиться. Это неприлично. Но я все равно не отводила взгляда.
– Если ты будешь так на меня смотреть, все закончится, даже не начавшись.
У меня запылали щеки, и я отвернулась.
– Я… ты совершенство.
На его лице появилось напряженное выражение.
– Нет, я не совершенство. Ты заслуживаешь кого-то совершенного, но я слишком большой негодяй, чтобы отдать тебя кому-либо.
Я покачала головой, не понимая, как он может не видеть, чего он заслуживает.
– Я не согласна с тем, что ты сейчас сказал.
– Да ладно, – ответил он и обвил меня рукой.