цитрус на снегу, свежий и терпкий. Как… как может кровь так пахнуть?
– Пенеллаф, – заговорил Хоук, и его голос прозвучал как-то иначе. Ровнее и глубже, будто наполненный эхом. – Посмотри на меня.
Словно утратив контроль над телом, я подняла взгляд. Его глаза… медовые оттенки смешались с более яркими золотистыми пятнышками. Я разомкнула губы. Я не могла отвернуться. Что… что он делает?
– Пей, – прошептал или прокричал он – я не поняла, но его голос был повсюду, вокруг меня и внутри. И его глаза… Я по-прежнему не могла от них оторваться. Казалось, его зрачки расширились. – Пей от меня.
С его руки на мои губы упала капля крови и просочилась на язык, терпкая и вместе с тем сладкая. Во рту защипало. Он прижал руку к моим губам, и его кровь хлынула мне в рот, побежала по горлу, густая и теплая. Где-то в глубине разума я подумала, что мне не следовало уступать. Это неправильно. Я стану монстром, но вкус… ничего подобного я раньше не пробовала. Я полностью пришла в себя, проглотила и выпила еще.
– Вот так. – Голос Хоука стал глубже, ниже. – Пей.
И я пила.
Я пила, а он не отводил от меня пристального взгляда, похоже, не упуская ничего. Я пила, и моя кожа начала гудеть. Я пила, вцепившись в окровавленную руку и удерживая его рядом с собой, не сразу поняв, что я делаю. Вкус его крови… Это чистый грех, утонченный и хмельной. С каждым глотком боль уменьшалась, сердце билось медленнее и ровнее. Я пила, пока мои глаза не начали закрываться. Пока меня не окружил калейдоскоп ярких голубых пятен. Цвет напомнил море Страуд. Эта голубизна была поразительно ясной, как водоем, не тронутый человеком.
Но это было не море. Под ногами ощущался холодный твердый камень, и к коже жались тени. Мягкий смех отвлек мое внимание от водоема…
– Достаточно, – сказал Хоук. – Этого достаточно.
Недостаточно. Еще нет. Прильнув к его руке, я жадно пила. Я кормилась, словно изголодавшаяся, вот как я себя чувствовала. Именно этого вещества мне не хватало всю мою жизнь.
– Поппи, – простонал он, отнимая разорванную руку.
Я потянулась за ней, потому что мне хотелось еще, но мышцы превратились в жидкость, а кости размягчились. Я обмякла в его объятиях, мне казалось, что я плыву, потерявшись в ощущениях: кожа продолжала вибрировать, сердце в груди оживало. Я понятия не имела, сколько прошло времени – может, минуты, а может, часы, – прежде чем Хоук позвал меня.
Я открыла глаза. Он смотрел на меня, его черты немного расплывались. Он прислонился спиной к стене, прижался к ней затылком и в этот момент казался полностью расслабленным, словно это он, а не я, отведал волшебства.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил он.
Я не знала, что ответить. Мое тело горело, как в огне? Было охвачено жгучей и пульсирующей болью? Нет.
– Мне не холодно. И в груди… не холодно.
– Так и надо.
Он не понял.
– Я чувствую себя… иначе.
Он слегка улыбнулся.
– Хорошо.
– Как будто… я отделилась от тела.
– Это пройдет через несколько минут. Расслабься и наслаждайся.
– Мне больше не больно. – Я попыталась привести в порядок мысли, но они разбегались. – Я не понимаю.
– Это из-за моей крови.
Он убрал волосы с моей щеки. От его прикосновения по мне пробежала знакомая дрожь, и мне понравилось это ощущение. Мне нравилось, какие ощущения он у меня вызывал. Всегда нравилось, но теперь так быть не должно.
– Кровь атлантианцев обладает целительными свойствами. Я же тебе говорил.
– Это… это невероятно, – прошептала я.
– Разве? – Он взял мою руку. – Здесь была рана?
Я взглянула на внутреннюю сторону предплечья, которое разорвали когти. Там осталась засохшая кровь и грязь, но кожа под ними была гладкой.
– А здесь? – Он погладил большим пальцем выше, сразу под плечом. – Разве здесь не было следов когтей?
Мой взгляд зацепился за старый бледный шрам на сгибе локтя, оставшийся после нападения Жаждущих. Я заставила себя посмотреть выше, туда, где палец Хоука продолжал выводить круги. Там не было ни свежих отметин, ни открытых ран. Я уставилась в изумлении.
– Здесь… нет новых шрамов.
– Новых шрамов не будет, – сказал он. – Я же обещал.
Он обещал.
– Твоя кровь… она изумительна.
В самом деле, изумительна. Мой разум лениво перебрал всё, в чем она может пригодиться. Исцеленные раны, спасенные жизни. Многие будут против того, чтобы пить кровь, но…
Погодите.
Я поймала его взгляд.
– Ты заставил меня пить кровь.
– Да.
– Как?
– Это одна из тех способностей, что возникают по мере взросления. Не все из нас могут… принуждать других.
– Ты делал это прежде? Со мной?
– Наверное, ты захочешь списать на это свои прежние поступки, но нет, Поппи. Никогда не делал и не хотел.
– Но сейчас сделал.
– Да.
– И тебе совсем не стыдно.
– Нет, – ответил он, и на его лице появился намек на поддразнивающую усмешку. – Я же сказал, что не позволю тебе умереть, и ты бы не умерла, принцесса. Ты умирала. Я спас тебе жизнь. Некоторые сочли бы нужным поблагодарить.
– Я не просила тебя так делать.
– Но ты благодарна, разве нет?
Я закрыла рот, потому что действительно была благодарна.
– Только ты можешь спорить со мной по этому поводу.
Я не хотела умирать, но также не хотела становиться Жаждущей.
– Я не обернусь…
– Нет. – Он вздохнул и положил мою руку обратно на живот. – Я рассказал тебе правду, Поппи. Атлантианцы не создают Жаждущих. Их делают Вознесшиеся.
У меня замерло сердце. Я перевела взгляд на деревянные балки на потолке. Мы не в темнице. Я повернула голову и увидела деревенскую кровать с толстыми одеялами и маленький столик рядом.
– Мы в спальне.
– Нам нужно уединиться.
Я вроде бы слышала голос Киерана, но сейчас в комнате кроме нас никого нет.
– Киеран не хотел, чтобы ты меня спасал.
– Потому что это запрещено.
У меня ушла пара секунд, чтобы вспомнить его рассказ, и я похолодела.
– Я превращусь в вампира?
Он рассмеялся.
– Что тут смешного?
– Ничего. – На этот раз он приподнял другой уголок губ. – Знаю, ты все никак не хочешь поверить в правду, но в глубине души уже поверила. Поэтому и задаешь такой вопрос.
В его словах есть смысл, но мне не хватало ни интеллектуальных, ни эмоциональных сил, чтобы его уловить. Не сейчас.
– Чтобы превратиться, тебе потребовалось бы гораздо больше крови. – Он опять прислонился головой к стене. – А от меня потребовалось бы гораздо более активное участие.
Мышцы в нижней части моего тела сжались, доказывая, что на самом деле они не размягчились.
– Какое более активное участие ты имеешь в виду?
Улыбка Хоука изменилась, став такой же греховной, как и его кровь.
– Может, я лучше покажу?
Меня бросило в жар.
– Не надо.
– Лгунья, – прошептал он, закрывая глаза.
Тепло распространялось по мне, как вспышка, и я изменилась. Ощущение бестелесности начало исчезать, появилось больше… веса. Я старалась не обращать на это внимания.
– С… Нейллом и Делано все хорошо?
– С ними все хорошо. Уверен, они будут рады, что ты о них спрашивала.
Я в этом сомневалась. Что-то происходило, менялось.
Тело больше не казалось моим. Жар проникал в мышцы, вспыхивал на коже, разливался внутри. Я представила, что это кровь Хоука медленно прокладывает путь в каждую клетку моего тела.
Он внутри меня.
Я теряю над собой контроль, как и в ту ночь в Кровавом лесу, и когда мы были в комнате над таверной.
Грудь вдруг заныла и отяжелела, но не от боли, нехватки воздуха или холода. Нет. Такое же ощущение было, когда Хоук прикасался ко мне, когда раздевал меня и целовал – целовал везде. Я полностью расслабилась. Внутри покалывало, кожа зудела. Во мне пульсировало бритвенно-острое вожделение, обжигающее темное желание.
Хоук вдохнул, и его ноздри раздулись, а грудь словно застыла. Его черты по-прежнему казались размытыми, но чем дольше я на него смотрела, тем жарче мне становилось.
– Поппи, – вымолвил он.
– Что? – мой голос был полон меда.
– Прекрати думать о том, о чем сейчас думаешь.
– Откуда ты знаешь, о чем я думаю?
Он опустил подбородок, и его взгляд стал ласкающим.
– Я знаю.
Я поежилась и шевельнула бедрами. Рука Хоука обняла меня крепче.
– Ты не знаешь.
Он не ответил. Интересно, он чувствует жидкий огонь в моих венах и влажный жар внутри?
Прикусив губу, я попробовала на вкус его кровь и со стоном прикрыла глаза.
– Хоук?
Он издал какой-то звук и что-то сказал, но очень неразборчиво.
Я потянулась, делая быстрые неглубокие вдохи. Шершавая рубашка и штаны царапали кожу и чувствительные затвердевшие соски.
– Хоук, – выдохнула я.
– Нет. – Он напрягся. – Не называй меня так.
– Почему?
– Просто не надо.
Мне так много всего нельзя делать и говорить, но я целиком и полностью сосредоточилась на том, как все тело горит и пульсирует от желания. Мои руки задвигались, заскользили по животу, по изорванной когтями рубашке, вверх к груди. Ведомая инстинктом и потребностью, я сомкнула пальцы на дрожащей плоти, обхватила ладонью. Все мое тело затрепетало.
– Поппи, – выдавил Хоук. – Что ты делаешь?
– Не знаю, – прошептала я, выгибая спину и поглаживая себя сквозь тонкую разорванную рубашку. – Я горю.
– Это просто кровь, – невнятно произнес он. Инстинкт подсказал, что он наблюдает за мной, и стало еще жарче. – Это пройдет, но ты… ты должна прекратить так делать.
Я не прекратила. Я не могла. Мой большой палец потер твердый камешек, и я втянула воздух. Я вспомнила, что делал Хоук, но он пользовался не только руками. Я хотела, чтобы он сделал это снова. Пульсирующая, ноющая боль между ног скручивала внутренности. Я сжала бедра, но это не помогло. От давления стало только хуже.
– Хоук?
– Поппи, во имя любви богов…
С колотящимся сердцем я открыла глаза. Я оказалась права. Его взгляд прикован ко мне – к другой моей руке, которая сама по себе скользила по животу.