Я решила ничего не говорить Милли и держать эту новость в секрете как можно дольше. Но бремя было слишком тяжелым, и дождливым утром в четверг я рассказала лучшей подруге, что умираю.
Она долго обнимала меня, и мы плакали в объятиях друг друга, но после этого она пообещала мне, что слез больше не будет.
– Горе – совсем не то, что тебе нужно, – сказала она. – Мы найдем причины праздновать каждый день.
Она недавно ушла из адвокатской конторы, и теперь могла уделять магазину больше времени. Мы договорились держать мое состояние в секрете; не было смысла расстраивать наших давних клиентов. Я не могла позволить роковому диагнозу изменить непреложный факт: «Книжный сад» – обитель радости. Там меня и нашел Эдвард.
Однажды утром он зашел в магазин, и у меня перехватило дыхание.
– У вас есть какие-нибудь книги о вечности? – спросил он. – Примерно столько я тебя ждал.
По магазину бродили покупатели, так что я делала все, что могла, чтобы оставаться спокойной и собранной, хотя мое сердце чуть не выпрыгнуло из груди прямо в руки Эдварда. Подыгрывая ему, я собрала подходящие книги и сложила на прилавок. Его присутствие вдохнуло в меня новую жизнь.
– «Исповедь» Августина Блаженного. «Бойня номер пять». «Невыносимая легкость бытия», – говорила я, показывая ему подборку.
Когда я вкладывала каждую книгу ему в руки, наши пальцы слегка соприкасались.
– Как ты… нашел меня? – спросила я, заглядывая ему в глаза.
– А как я мог не найти? – был его единственный ответ.
– Спасибо тебе за цветы.
Он улыбнулся, купил все книги, которые я выбрала, и спросил, может ли он пригласить меня на ужин.
Так мы продолжили разговор, который так внезапно прервался много лет назад.
Но если мое сердце оставалось таким же сильным, как всегда, тело мне изменяло. Коктейль из лекарств, выписанный доктором Хестером, помогал справляться с болью. Этого было достаточно, чтобы скрыть мою болезнь от посетителей и, как я надеялась, от Эдварда. Мы только что воссоединились, и я не хотела, чтобы мой диагноз испортил наше счастье. Я надеялась держать правду в секрете как можно дольше, но, как оказалось, у меня не было выбора.
Однажды вечером мы должны были встретиться за ужином в кафе «Флора», и я двинулась по знакомому пути. Нужно было пройти всего три квартала от магазина, но произошло нечто странное: ноги как будто отказали. Добравшись до кафе, где Эдвард ждал под навесом, я едва дышала. Подходя, чтобы взять его за руку, я почувствовала слабость, и мои колени подкосились.
– Элоиза! – крикнул он, подхватывая меня и не давая упасть.
– Если человек недотепа, то это надолго, – сказала я, улыбаясь ему.
Но Эдвард не улыбался. Его глаза были полны беспокойства.
– Когда ты собиралась мне сказать?
Я долго молчала с глазами, полными слез, и наконец рассказала ему о диагнозе. Все эти недели он казался нереальным – как в романе с трагическим концом, который я читала когда-то давным-давно, а потом засунула на дальнюю полку. Я не хотела перечитывать его и снова думать о мрачной судьбе персонажей. Но вымысел стал реальностью, и теперь Эдвард стоял рядом со мной с сокрушенным видом.
– Дорогая, – прошептал он, заключая меня в объятия. – Сколько у тебя времени?
– Не так много, – сказала я, прижавшись лбом к его лбу.
Он крепко зажмурил глаза и снова открыл их, как будто обрел уверенность.
– Тогда мы будем использовать каждое мгновение по максимуму. – Он осторожно поднял меня на руки и внес в дверь кафе «Флора». – И начнем прямо сейчас.
Так мы и делали. Эдвард водил меня в парк на пикники, утверждая, что свежий воздух пойдет мне на пользу. В театре он носил меня на руках вверх по лестницам и заказывал самые удобные кабинки в лучших ресторанах Лондона. Он как будто официально ухаживал за мной, как я мечтала еще в 1968 году. И когда мое здоровье совсем ухудшилось, Эдвард все время оставался рядом: он бодрствовал на диване, чтобы всегда быть под рукой, чтобы приготовить мне чашку чая или включить мне серию «Острова Гиллигана» по телевизору.
Когда я наконец сообщила эту новость Милли, она была в таком же отчаянии. Я отклонила ее предложения о помощи, чтобы она направила все свои силы на магазин, где заняла мое место. Я сказала ей, что у меня есть круглосуточная сиделка, и сказала правду: со мной был человек, который меня любил.
Как и всегда в присутствии Эдварда, время текло быстро, но мне хотелось замедлить его ход. Я хотела наслаждаться каждой секундой. Мы говорили обо всем на свете, особенно о прошлом. Я напомнила ему его слова в тот вечер, когда мы впервые встретились в Королевском автомобильном клубе.
«Природа, Бог, называйте как хотите – это больше, чем мы. Больше и могущественнее всего, что мы можем сделать или о чем можем мечтать».
Я тогда ответила: «Значит, по-вашему, все, что случается, случается не потому, что мы так захотели, а потому, что это было частью плана?»
«Да, или по-настоящему хорошего романа», – сказал он.
Однажды вечером, когда солнце начало клониться к горизонту, Эдвард погладил мои растрепанные волосы.
– Ты не можешь отрицать, что наши жизни, порознь и вместе, были прекрасны, пусть странным образом и вопреки всему.
Я посмотрела ему в глаза, выражая согласие.
– Милли помогла мне составить завещание, – сказала я ему.
Он отвернулся, не желая говорить о конце, но я продолжала.
– Я оставляю все своей дочери Валентине. Обещай мне, что найдешь ее.
– Обещаю.
Я указала на бумажный пакет на прикроватном столике.
– И еще обещай мне, что, когда найдешь ее, отдашь ей это.
Он кивнул.
– Дай бог, чтобы магазин доставил ей столько же радости, сколько и мне, и чтобы «Книжный сад» дожил до следующего поколения читателей. Но она сама должна решить, что с ним делать. Единственное, что имеет значение, – это ее счастье.
Эдвард поднес к моим губам стакан, и я сделала маленький глоток через соломинку. В горле у меня пересохло, и пить было приятно.
– Пожалуйста, присмотри за ней, – продолжала я, – и за Милли тоже.
Он кивнул.
– Не волнуйся. Я буду там столько, сколько смогу, за кулисами. Они даже не узнают об этом. – Он мгновение помолчал. – Я должен тебе сказать одну вещь.
Он откашлялся, а я приготовилась слушать.
– Когда-то давно я был… владельцем этого здания. Я вознамерился его продать, и вот к моему агенту обратилась весьма интересная парочка подружек, мечтающих… открыть книжный магазин.
Я ахнула.
– Знаешь, некоторые, возможно, сочли бы это предприятие убыточным, но я думал иначе. Примроуз-Хилл был нужен книжный магазин. Тебе нужен был книжный магазин.
Тяжело дыша, я улыбнулась. В этом он весь. Он всегда был таким.
– О, Элоиза! – воскликнул он, слезы текли по его лицу.
– Нет, – сказала я, взяв его за руку. – Я хочу видеть твою улыбку. Хочу запомнить ее… на всю вечность.
Мои веки отяжелели, но я собрала весь скудный запас сил, чтобы держать глаза открытыми еще несколько мгновений, чтобы увидеть улыбку, которую он мне подарит.
Он сжал мою руку, мои веки затрепетали и наконец закрылись. Однако я все еще могла видеть – по крайней мере, то, что происходило на большом экране перед моим мысленным взором. Совсем другое зрелище, и кристально чистое. И мы были там вдвоем. Мы сбросили с себя оболочку возраста и болезней, и осталась только радость, самая яркая: ее излучали наши лица, когда мы бежали, держась за руки, по лугу, заросшему травой и усеянному полевыми цветами. Милли и Валентина тоже были там и махали руками. И я преисполнилась того, чего жаждала всю жизнь: покоя.
Глава 37
Валентина
Вечер перед Рождеством
Стол накрыт, и на старом мамином проигрывателе крутится пластинка Бинга Кросби. Я бросаю взгляд на кухню и радуюсь, что из духовки идет не дым, а лишь пикантный аромат розмарина и ростбифа. Я улыбаюсь про себя, вспомнив свой первый день в Лондоне и Лайзу с обугленной сковородкой в руках. Кажется, это происходило тысячу лет назад, а может быть… вчера. Пусть повариха из нее никакая, но глядя на цветочную композицию на столе, я понимаю, что она нашла свое призвание.
– Иди открывай, подруга, – говорит мне Лайза, когда раздается звонок в дверь. – А я разберусь с этой зверюгой. – Она вытаскивает из духовки огромную сковороду и плюхает на плиту, ругаясь себе под нос: – Вот ведь чертова зараза. Дьявол тебя побери. Думала убить меня, да, дрянь?
Приехали Милли и Фернандо. Она протягивает мне коробочку помадки и краснеет, когда я указываю на омелу, которую днем повесила над входом. Однако Фернандо ничуть не смущен. Он приподнимается на цыпочки и целует ее.
– У меня на зубах ничего не налипло? – нервно спрашивает Лайза, когда мгновение спустя раздается очередной звонок в дверь. Я сообщаю ей, что она выглядит сногсшибательно, и иду к двери. Мне не терпится увидеть нового кавалера Лайзы, о котором она на удивление мало рассказывает. И вот он на пороге: дружелюбного вида мужчина лет сорока с фиолетовым ирокезом.
– Меня зовут Джайлз, – представляется он, нервно хрустя костяшками пальцев на покрытой татуировками левой руке. Лайза быстро чмокает его, и я улыбаюсь.
Фернандо крепко жмет ему руку.
– Живешь здесь или работаешь поблизости?
– И то и другое, – отвечает Джайлз.
– Значит, соседи. – Фернандо улыбается. – Что там Лайза говорила о твоей работе?
– Я бухгалтер, – говорит он.
– А еще Джайлз – вокалист в группе, – добавляет она, улыбаясь мне со знанием дела. – Дорогой, расскажи всем о «Ночном резаке». – Она сияет. – Он там солист.
– О-о, ничего особенного. Просто кучка парней с приличной работой, которые любят играть рок-н-ролл по выходным.
Я наблюдаю, как он обнимает Лайзу за талию, а она смотрит на него с обожанием. Похоже, она нашла мужчину, которого искала все эти годы, и пока он, кажется, выдерживает конкуренцию с самыми блестящими литературными героями – по крайней мере, в Книге Лайзы.