— Командир сказал, чтобы мы помогли все, чем сможем.
— Отлично. За мной, товарищи бойцы.
Я с солдатами и криминалистом зафиксировали занесенные снегом дорожки следов, ведущих от теплового узла до большого сугроба, наметенного вокруг какого-то кустика и густо усеянного желтыми следами мочи. Очевидно, Смычок от души маскировал это место своими выделениями.
Затем, под шуточки солдат, я стал аккуратно, слой за слоем снимать лопатой слои, пропитанного мочой, снега. Смешки закончились, когда под лопатой появились первые кости.
Эксперт, не рефлексируя, фотографировал каждый слой, после чего собирал кости в мешок, а одному солдату стало плохо — он пожелтел лицом и, зажав рот ладонью, резво побежал в сторону, где согнулся и задергался в спазмах рвоты.
Кости вовсе не походили на чистенькие и аккуратненькие костяки, стоящие в школах, в кабинетах биологии. Эти кости были с остатками мяса и хрящей, плохо обглоданные и совсем не аппетитные.
Наконец, через полтора часа, все кости были описаны, сфотографированы и упакованы в мешок. В разворошенный снег мы закопали контейнер, так называемый «маячок», с запиской, что, такого-то числа, такими-то должностными лицами, в присутствии таких-то граждан, именно здесь были обнаружены и изъяты некие кости, похожие на человеческие. Военные люди были отпущены, кости загружены в багажник «Нива», а мы, с экспертом, замершие как собаки, заехали в расположенную в пятистах метрах чайхану, поесть вкуснейшего плова и чуть-чуть обогреться. Криминалист невозмутимо наворачивал рис с говядиной, а я еле ковырял ложкой — костей явно хватало всего на половину человека, и как привязывать их к изъятому в съемной квартире пальцу и устанавливать личность потерпевшего, я не представлял.
Глава 7
Глава седьмая. Врачебная ошибка.
Февраль одна тысяча девятьсот девяносто второго года.
Я сидел в небольшом кубрике, на входной двери которого висела скромная вывеска «Библиотека». На смотрящем в голубое небо, узеньком окошке под потолком стояло несколько цветочных горшков, прикрывающих толстые прутья решеток.
Эта полуземлянка, собранная из огромных бетонных форм была в девичестве штрафным изолятором зоны номер пять, что притулилась в шестидесятых годах на окраине города, среди торфяных болот. Но шли годы, Город рос и его окраины стали расползаться, вокруг территории зоны стали строится, сначала пяти, а потом и девятиэтажные здания, с крыш которых бывшие и будущие сидельцы отправляли, неучтенные администрацией ИТК, посылки своим братишкам в черных робах. С ростом этажности зданий, окружающих зону, рос в высоту и забор, окружающий зону, но дома росли быстрее.
Наконец, с наступлением эпохи демократии и плюрализма, трудящиеся, населявшие окружающие зону дома, уставшие от толп развязных парней, оккупировавших их крыши и дворы, провели несколько митингов, под лозунгом «Зона, гэть!», и власть их услышала. Зону расселили за город, многочисленные сооружения пока стояли неприкаянные, а из мест заключения здесь остался спецприемник и небольшой изолятор временного содержания. Вот в спецприемник я сегодня и приехал, мне нужен был обстоятельный разговор со Смычком. Территория была не моего района, через речку, в центре Города спецприемника не было, поэтому здесь я был гостем, званым, но не родным.
Смычка привели минут через десять. Был он одет в какой-то спортивный костюм, из числе тех, что мама мне покупала для уроков физической культуры еще в первом классе. Стоили они рублей пять, а коленки на штанах отвисали и болтались пузырями уже после первой носки. Наверное, откопали где-то неликвид, и одевали доставляемых сюда БОМЖей, чтобы им совсем голыми не ходить.
Согласно распечатки Информационного центра гражданин Смычков Андрей Борисович, шестьдесят пятого года рождения, ранее был не судим, и приехал к нам из города, затерявшегося где-то в диких степях Забайкалья.
— Присаживайся, Андрей Борисович. — я махнул в сторону привинченной к полу табуретки: — Рассказывай, как ты до жизни в теплотрассе докатился?
БОМЖ сел на табурет и с тоской посмотрел в сторону прямоугольника окна под потолком, откуда бил золотистый луч зимнего солнца. Руки его, с толстыми, черными от застаревших обморожений пальцами, не находили себе место, беспорядочно перемещаясь по тонкой ткани спортивного костюмчика. Опухшее лицо предпенсионера чуть-чуть подергивалось в набегающем периодически, тике, а мутные грязно-голубые глаза смотрели в любое место, кроме меня.
— Что молчишь? Разговаривать все равно тебе со мной придется. У нас с тобой месяц впереди, поэтому молчи-не молчи, разговор будет.
— Я ничего не знаю.
— Не знаешь, как на две тысячи километров переместился и в Городе оказался?
— Не, это я знаю. Я к тетке, в Геленджик ехал, а у меня вещи украли. И деньги. И документы.
— И в каком месяце ты в голод приехал?
— В апреле кажется…
— Какого года апрель был?
— Сейчас какой год?
Когда-то я читал, что определенное количество БОМЖей встречается в любом государстве, при любом режиме и в любой экономической формации. Этот индивидум, уверен, был бы БОМЖом, где бы не родился. Единственное различие, что у нас, в Сибири, он жил в колодце теплотрассы, а в Париже, или Нью-Йорке, Андрей Борисович жил бы под мостом.
— Почему из дома уехал?
— Работы нет, квартиры нет, из родни одна тетка осталась…
— А вот база данных мне говорит, что по месту твоей прописки три человека остались проживать. Судя по всему, твоя мать и две твои младшие сестры…
— Мать на меня заявление написала, что я деньги у нее украл… — несчастный и гонимый, распространяя выхлоп, въевшегося в организм, стеклоочистителя, наконец поднял на меня взгляд, ища сочувствия и понимания.
— И как дело было? — подыграл я Смычку.
— Не брал я ни каких денег.
— Ну и ладно, не брал и не брал. Тем более, что ты не в розыске, значит и заявления никакого не было. Давай лучше поговорим за мясо, которое ты две недели ел…
— Не ел я никакое мясо…
— Правда? А вот твоя подруга рассказала…
И после этого Андрюша замолк. Он просто выключился из разговора, тупо уставившись в потертый линолеум цвета морской волны и молчал. Через двадцать минут в помещение библиотеки стали заглядывать местные сотрудники, ненавязчиво намекая мне, что мое время истекло и у них здесь свои мероприятия.
— Ты, Андрей, не думай, что ты отмолчишься. Ты здесь не один. Кто из вас с подругой первым заговори, тому послабление выйдет, а кто будет молчать… — я с силой хлопнул БОМЖа не прощание по плечу и пошел к дежурному, узнавать насчет Аленки.
— Ее в консультацию женскую повезли, якобы беременная она. — улыбаясь, ответил мне дежурный, посмотрев в журнале учета контингента.
— Связаться с ними можно, когда будут? — ехать лишний раз сюда не хотелось, необходимо было поговорить с женщиной и определится, кто является слабым звеном в этом людоедском тандеме.
— У нас на машине рация третий день не работает. — дежурный, с деланным сочувствием, развел руками.
— В какую консультацию ее повезли?
— На Хазарской улице, это возле…
— Спасибо, я знаю.
На улице, не по-зимнему, грело солнце. Спецназ неизвестной принадлежности, выстроившись «гусеничкой» и, положив руку на плечо впереди стоящему коллеги, готовился в тренировочному взятию двора изолятора временного содержания. Судя по крикам в мегафон незнакомого мне начальства, попытка штурма была уже не первой.
Я сел в «Ниву» и стал разворачиваться. За моей спиной хлопнул взрывпакет, ударили холостые выстрелы в воздух и несколько человек в камуфляже, по лестнице, закрепленной на крыше «УАЗика» — «буханки», стали прыгать через металлические ворота. Ворота распахнулись, открытые изнутри, и «гусеница» зеленых светло-серых человечков ворвалась во двор…
— Да, были, но в больницу на Институте повезли, врач кое-что у пациентки обнаружил…- огорошила меня медицинская сестра в регистратуре женской консультации, и я продолжил погоню за неуловимой БОМЖихой.
Машина из изолятора стояла у входа в приемный покой «женской» больницы, водитель, подложив между головой и рулем форменную шапку, спал сном праведника. Я протянул руку в ручке входной двери и в последний миг еле успел ее отдернуть — от резкого удара дверь распахнулась и с грохотом ударила в кирпичную стену, а на пороге стояла, одетая в серые форменные юбку и куртку, сержант милиции и судорожно дышала, надувая красные, как помидоры, щеки.
— Тут женщина не выбегала?
— Что, Аленку мою упустили?
— А вы откуда…
— Она за мной числилась.
Все было предсказуемо. Обнаружив у бродяжки воспаленную кисту, уже доставляющие женщине неудобства, гинеколог женской консультации срочно направил ее в специализированную больницу. А там всякие-разные неприятности стали наслаиваться одну на другую. Молодой ординатор опоздал на дежурство, а дежурная медсестра, знаки внимания которой ординатор равнодушно игнорировал, по своей коварной женской сути позвонила заведующему отделения, в котором трудился молодой доктор и «вложила» последнего, старательно представив ситуацию в максимально черном цвете. Когда молодой человек ворвался в лечебное учреждение, на ходу сдирая длинную кожаную куртку, удачно сторгованную им два дня назад во время стоянки фирменного поезда «Россия» у меднолицего китайца, что вез в Москву две сотни таких курток, то из смотровой выглянул разъяренный заведующий, вынужденный осматривать раннюю и скандальную пациентку вместо опоздавшего подчиненного. Выплеснув на молодого доктора свою злость, заведующий удалился наверх, руководить вверенным отделением, на прощание не забыв сообщить, что ждет ординатора через четыре часа с правильно! оформленными медицинскими картами стационарных больных.
И вот уже срок свидания с грозным начальником неумолимо приближался, а сесть и заполнить документацию у врача не было не минуты. И тут, как по заказу, в смотровую вваливается хабалистая милиционерша, волокущая за собой прикованную одной рукой наручниками вонючую девку в отечным лицом и требует принять их побыстрее.