– Погодите, – сказал Дорогин, поскольку Варвара, судя по всему, пребывала в легкой прострации. – Ведь речь идет о чайнике, а тут целый сервиз!
– Где сервиз? – осведомилась Варвара, делая попытку встать и, перегнувшись через стол, заглянуть в папку.
– Сиди! – хором сказали Яхонтов и Муму, и Варвара опустилась опять в кресло, обиженно надув губы.
– То-то и оно что сервиз, – согласился Яхонтов, бережно убирая фотографию в папку. – Тут вот какое дело… Это действительно был сервиз. Фаберже, как известно, числился официальным поставщиком драгоценных безделушек для императорской семьи. Само собой, пользуясь положением, драл он за свои изделия по семь шкур, и императрица, земля ей пухом, обычно старалась как-нибудь потихоньку обойти этого рвача и приобрести украшения на стороне, у того же Никитина, к примеру.
Качество было не хуже, а обходилось это гораздо дешевле – иногда раз в пятнадцать, в двадцать… Но это когда она покупала для себя. А в торжественных случаях, когда нужно было сделать кому-то ценный подарок от лица российской короны, приходилось обращаться к Фаберже и раскошеливаться – положение, как известно, обязывало. И вот в одиннадцатом году Александра Федоровна заказывает Фаберже этот самый сервиз в подарок королю Монте-Негро. Звали короля, кажется, Негошем, но в нашей истории он никакой роли не играет…
– М-монте-Негро? – вскинула отяжелевшую голову Варвара. – Это в Бразилии?
– Это на Балканах, – терпеливо пояснил Дорогая, в то время как Яхонтов с веселым удивлением разглядывал расклеившуюся журналистку. – «Монте» – горы. «Негро» – это, по-моему, и без перевода понятно. Черногория.
– Ах да, – шумно обрадовалась Варвара. – Я просто забыла.
Дорогин сунул ей в руку пирог с мясом и повернулся к Яхонтову.
– Извините, – сказал он. – Она вчера была на банкете по случаю возвращения на родину этого самого чайника и немного перебрала шампанского.
– Эх, семь-восемь! – сокрушенно воскликнул Яхонтов. – Кто же знал, что в ней шипучка эта бродит! А я, старый дурак, спирту ей…
– Ничего, – сказал Муму, – она крепкая, оклемается.
Яхонтов оценивающе оглядел Варвару с ног до головы и снова с заметным удовольствием вернулся к ногам.
– Да, – одобрительно сказал он, – крепкая. И вообще… Эх, годков бы двадцать долой, я бы ей показал!
– Ишь чего захотели, – жуя пирог, невнятно проговорила Варвара.
– Годков бы двадцать… И вообще, не забывайте, что разговор записывается. Только пленку зря переводите, а она денег стоит…
– И то правда, – сказал старик, с видимым облегчением оставляя скользкую тему. – Так вот, этот самый черногорский король Негош был большим другом России и императорской семьи, так что подарок ему решили сделать поистине царский: настоящий чайный сервиз из чистого золота, с черногорскими гербами…
– Стоп, – снова вмешалась в разговор Белкина. –С гербами? Тогда это не то. На басмановском чайнике царский герб, я сама видела. Российский, а никакой не черногорский. Кстати, а какой герб у Черногории?
– Двуглавый орел, – сказал Дорогин.
– Ну да?! Врешь ведь, Дорогин.
– Не врет, – сказал Яхонтов. – Так оно и есть. Отличия, конечно, имеются, но в целом… В общем, чтобы заметить разницу, надо приглядеться и вдобавок иметь оба герба перед глазами.
– Па-ардон, – сказала Варвара. – Я, кажется, сегодня слегка.., гм.., невпопад.
– Да уж, – сказал Дорогин.
– Ничего, – успокоил присутствующих Яхонтов. – Так даже веселее. Давненько я красивых девок не спаивал. Так вот, Фаберже получил заказ. Непривычно, конечно, но деньги-то немалые! Да и с императрицей не больно-то поспоришь. Сегодня ты официальный поставщик двора, а завтра пойдешь своими брошками на ярмарке торговать… В общем, сделал он сервиз и представил на высочайшее рассмотрение. И что-то такое у них там вышло, что-то не срослось… Короче говоря, сервиз не одобрили и подарили Негошу что-то другое. А сервиз как-то незаметно пропал. В ту пору из дворца многое вот так пропадало: было и сплыло, и спросить не с кого, потому что здоровье наследника важнее…
– Распутин? – быстро спросил Сергей.
– Поговаривали, что он, но разве теперь узнаешь? За руку его не схватили, так что этот вопрос пока остается открытым. Да так, видно, открытым и останется. Вот, собственно, и все. Да, и еще одно. Басманов, конечно, чайничек свой купил не случайно. Ну сами подумайте: эмигрант, без году неделя в Стамбуле, ни денег, ни жилья, ни перспектив, ни здоровья… И вдруг – на тебе! – покупает чайник. Не кусок хлеба, а медный заварочный чайник. Не из-за герба же он его купил! Тем более что Басманов-то как раз знал, чем черногорский герб отличается от российского. Значит, приходилось ему слышать о сервизе, а может быть, и видеть. Может быть, Басмановы его у Гришки и купили, кто знает? У старого графа знаменитая коллекция была, многие завидовали. Так или иначе, а чайник он опознал сразу и безошибочно. Не удалось его провести старому Шульцу…
– Шульцу?
– Ну да. Орудовал после революции в Москве такой комбинатор, золото под медь маскировал. Замели его в двадцать четвертом году, но расколоть не успели: на второй день помер в камере.
– Убили?
– Да какое убили! От старости он помер, старый сквалыга! Всю жизнь всех за нос водил, и тут вывернулся.
– Надо же, – сказал Дорогин. – Выходит, правду мне рассказывали. А я-то думал, что это просто байка.
– Где это тебе про него рассказывали? – живо заинтересовался Яхонтов.
Дорогин замялся.
– Да так, – сказал он, – в одной компании…
– И долго ты в этой компании сидел? – спросил старик.
– Н-да… – удивленно произнес Сергей. – Да нет, не очень. Но мне хватило. А как вы узнали, если не секрет?
– Не секрет, – ответил Яхонтов. – На ювелира ты не очень похож, а байки про старого Шульца только в двух местах можно услыхать – за столом, где наше старичье про былые времена вспоминает, и еще там, где ты про него слышал.
На веранде неслышно возникла Анна Сергеевна и спросила, подавать ли обед. Дорогин поспешно поднялся и сказал, что им с Варварой пора.
– Нам еще нужно обработать материал, – заявил он, вынимая из внутреннего кармана куртки бумажник. – Журналисты, знаете ли, работают без выходных.
– Так уж и без выходных, – проворчала Варвара. Дорогин немного удивился, поскольку ждал этой реплики, но вовсе не от Варвары, а от Яхонтова.
– Я имею в виду хороших журналистов, – сказал он, – а не тех, которые регулярно напиваются на работе.
– Да ладно тебе, – примирительно пробасил Даниил Андреевич, – особенно-то не строжись. Это я виноват. Не рассчитал маленько.
– А вы не могли бы еще немножечко провиниться? – невинно поинтересовалась Варвара. – Граммов на пятьдесят, не больше.
– Тогда твой.., гм.., твой коллега тебя до дома не довезет, – сказал Яхонтов.
– Давай уж как-нибудь в другой раз. Созвонимся, я жену куда-нибудь отправлю… А?
– Не обращайте на него внимания, пожалуйста, сказала воспитанная Анна Сергеевна.
– Спасибо вам огромное, – поблагодарил хозяев Дорогин, убирая в карман Варварин диктофон. – Даниил Андреевич, у меня к вам просьба. Вы не одолжите нам на время фотографию сервиза? Мы скопируем и сразу же вернем, обещаю.
– Верните обязательно, – сказал Яхонтов, вынимая из папки фотографию. – Сервиз-то сгинул, так что вот эта картонка – единственная о нем память. Две войны, три революции… Вряд ли мы о нем еще когда-нибудь услышим. Хоть чайник нашелся, и то ладно.
– Спасибо, – повторил Муму, бережно принимая фотографию. Он открыл бумажник и вынул оттуда пятьдесят долларов, жалея о том, что нельзя дать больше, не возбудив у Яхонтова подозрений: благотворительности старик явно не признавал и запросто мог обидеться. – Вот, пожалуйста. Это вам.
– Это еще что? – грозно прорычал Даниил Андреевич, глядя на деньги так, словно Дорогин протягивал ему дохлую кошку.
– Процент от авторского гонорара, – невозмутимо солгал Дорогин. – Таков порядок, извините. Не я его придумал, не мне его менять. С нас за это строго спрашивают, так что вы уж не подводите нас с Варварой под монастырь. Да, квитанцию я привезу вместе с фотографией, тогда и распишетесь. Я понимаю, что этого маловато, но, как говорится, чем богаты…
– Впервые в жизни вижу честного журналиста, – проворчал Яхонтов, принимая деньги. – Ну спасибо, коли так. Дрянь ведь, бумажки захватанные, а жить без них как-то не получается.
Дорогин сердечно распрощался с хозяином и его женой, подхватил под локоть довольную всем на свете Варвару, почти волоком протащил ее через сад и со вздохом облегчения усадил в машину. Запустив двигатель, он оглянулся, но на крыльце уже никого не было.
Глава 5
Был субботний вечер. Школьному сторожу Михаилу Ивановичу Струкову оставалось жить меньше двух с половиной суток, но он об этом, конечно же, не знал. Не знал об этом и учитель истории Перельман, тезка Михаила Ивановича, работавший в той же школе, что и страдавший от хронического алкоголизма сторож. Он провел этот вечер точно так же, как и сотни других вечеров, с той лишь незначительной разницей, что сегодня над ним не висела тягостная необходимость вставать назавтра в половине шестого утра и битый час трястись в переполненном транспорте только затем, чтобы убить еще один день своей жизни на вдалбливание в тупые головы современных подростков исторических сведений, которые были этим подросткам абсолютно не нужны.
Завтра воскресенье, а это означало, что сегодняшний вечер принадлежал ему безраздельно. Невелико сокровище, конечно, но для человека, который шесть дней в неделю занимается нелюбимым делом, даже один абсолютно свободный вечер – это уже что-то.
По субботам во второй смене у Михаила Александровича Перельмана было всего три урока, поставленных к тому же подряд, один за другим – с первого по третий. Благодарить за это следовало Ольгу Дмитриевну Валдаеву, которая составляла расписание, но Перельман не собирался рассыпаться перед ней в любезностях. Валдаева просто делала все от нее зависящее для того, чтобы сохранить в школе сравнительно молодого грамотного специалиста, да к тому же мужчину. Мужчины-учителя – вымирающий вид, их нужно беречь, о них нужно заботиться, с них нужно сдувать пылинки. Кром