Я: Почему?
Дедушка: Да? Интересная теория. А зачем ему жена?
Миша: Ну, чтобы создавать девочек.
Дедушка: Резонно. А мальчиков?
Миша: Мальчиков создает Бог, а девочек – его жена.
Я: С чего ты так решил?
Миша: Мам, я вообще-то в школе биологию изучаю. У Бога нет женских клеток, поэтому, чтобы создавать девочек, нужна жена. У него мужские клетки, он создает мальчиков, а у нее женские – она девочек. Вот они и создают и тех, и тех. Вы что, не проходили?
Миша: Мама, нет никаких доказательств того, что ты правду рассказываешь о том, какая ты была в детстве. Мама твоя умерла, и никто не может подтвердить.
Я: Дедушка есть, он может подтвердить!
Миша: Нет, не может, мы уже спрашивали. У него было слишком много детей, и он не помнит, кто какой был в детстве. И вообще он сказал, что ты фантазерка.
Я: Это он помнит, да?
Миша: Ага, и мы теперь запомнили.
Из телефонного разговора:
– Мама, скажи уже папе, чтобы побыл отцом. А то он шахматы смотрит!
– А в чем дело?
– Я уже целый час хожу дома без штанов! Он не дает мне штаны!
– А ты что, сам не можешь взять?
– Я могу, но пусть он отцом побудет!
– Лев, ты уроки сделал?
– Ага.
– А когда ты успел-то?
– Так не задано, мам.
– Лев, если ты хочешь есть, открой холодильник, там полно еды, выбери – я погрею. Чего ты виснешь на шкафчике?
– Мам, я не хочу еду из холодильника, я хочу из шкафчика.
– Мама, мне надо вот эти усики мерзкие сбрить, да?
– Ну, можно скоро уже. Я папе скажу, и он выберет тебе безопасную бритву.
– А кто меня научит? Папа же бороду не бреет… Мам, ты мне покажешь, как бриться?
– Мамочка, у меня бессонница.
– Да? Не можешь уснуть?
– Могу, но снов совсем нет…
– Лев, ты руки помыл?
– Да.
– С мылом?
– Нет.
– А зубы почистил?
– Да, и сразу говорю, что без пасты.
Выходные с Мишей:
– Мам, давай ты мне прочитаешь вот этот рассказ из «Денискиных рассказов»?
– Давай. А ты потом все же почистишь зубы, ладно?
– Ладно.
– Ну вот, Миш, я прочитала, теперь иди зубы чисти.
– Нет, не пойду.
– Как? Почему? Мы же договорились!
– Нет, мы договорились, что ты прочитаешь один рассказ, а ты прочитала четыре! Так что я теперь четыре раза не сделаю то, что обещал!
– Миш, а тебе все-таки что больше нравится, школа или детский сад?
– Конечно, школа, мам, ты что…
– А почему? (Это в надежде на ответ про друзей, знания и интересный опыт.)
– В школу вставать на полчаса позже, там нет каши и никто не проверяет, вымыл ли руки…
– Миш, ну, может, все-таки будешь врачом?
– Я уже сказал, я буду археологом. Это принятое решение.
– Миш, ну археологом же неперспективно. Все уже всё раскопают к тому времени, как ты выучишься. Все динозавры уже открыты, Трою раскопали. Давай врачом, это бесконечное поле для открытий.
– Мам, все раскопать невозможно! После динозавров можно будет раскапывать и изучать бабушку с дедушкой, а потом – вас с папой.
Лёва рассказывает мне перед сном миф про Эдипа. Потом рассказывает просто про Эдипа и объясняет, почему Эдип – жертва. Потом рассказывает про эдипов комплекс и про трансформацию этого мифа в нашей жизни. Потом объясняет, почему это его любимый миф и какое влияние этот миф оказал на литературу вообще…
Help…
Что делать, если он такой умный, что хочется упасть ниц? Я его слушаю и думаю: ну и фиг с ним! И пусть неприспособленный и лопух. Найдем ему такую жену, которая будет вполне себе земная… А потом думаю, как ему с такой женой будет плохо… Она будет ругаться на него, будет требовать от него практичного подхода, обзывать недотепой…
Ладно, думаю, пусть тоже будет юродивая, поселю их у себя под боком обоих и буду их обоих сама чморить. И любить.
Миша ест перед телевизором.
– Миша, у нас дома не принято есть перед телевизором.
– А у нас принято. Твоим домом это назвать трудно, ты на работе живешь.
Ест мороженое, рядом стоит миска с пловом и паштет с огурцом. Мы обе с Зиной смотрим с осуждением.
– Господи, ну пусть уже ваш Путин издаст закон про еду.
– Какой?
– Ну просто про еду. Для детей.
– Зачем?
– Надо такой закон: есть можно что хочешь, и когда хочешь, и в любом порядке, так как в животе все равно все перемешивается потом. Его тогда все дети любить будут.
– А это важно?
Миша безапелляционно, продолжая облизывать шоколадное мороженое:
– Любому президенту важно, чтобы его все любили. Особенно дети.
Я на родительском собрании. Я – мать. Люди обсуждают костюмы для новогоднего праздника. Миша – звездочет. Раздают контрольные, я смотрю в листочек «Михала Гороцкого». Горжусь.
Смотрю на рисунки на стенах, ищу на них в уголке подпись своего «Михала». Круто!
Узнаю́, что он открывает и держит дверь учителю. Вижу на схемке, за какой партой и с кем он сидит. Потом слушаю рассказ про поведение мальчиков в классе, про размахивание мешком со сменкой и летающие сосиски в столовой. Ржу… но… Почему-то слезно.
Мишка давно любит и часто напевает песню «Наутилуса» «Апостол Андрей». Сегодня я стояла рядом и услышала: «…и Андрей весь в слезах побрел с вискарями домой…»
– Что?!! Миша, с кем побрел?
– С вискарями…
– Это от слова «виски»?
– Ну да, те, кто пьют виски. Он их доставал пьяных из воды, плакал, потом домой с ними побрел…
– Ясно, а про пескарей ты не слыхал?
– Не-а, а это кто?
– Мам, срочно иди сюда!
– Не могу, я работаю!
– Мам, срочно, я сказал! Это вопрос жизни и денег! А твоя работа про смерть и за бесплатно!
С благодарностью к тем, кого уже нет
16 января 2017 года
Сегодня в Москве в Новодевичьем монастыре, всего в нескольких минутах ходьбы от хосписа, где много лет назад я с ней познакомилась, хоронят Лизу Глинку. Доктора Лизу.
А вместе с ней на двух других кладбищах Москвы прощаются еще с тридцатью погибшими в этой жуткой авиакатастрофе. И да, я больше думаю про Лизу, и еще больше про ее детей и мужа, которые не имеют возможности спокойно скорбеть, которые прощаются с мамой и женой под вспышки камер, среди сотен незнакомых лиц… Да и мамы нету, чтобы проститься. Есть только какой-то гроб в центре храма и Лизина фотография… Поверить трудно, невозможно, но когда думаешь, что одновременно прощаются и другие мужья, жены, родители, дети, что и в других московских храмах стоят закрытые гробы, как-то начинаешь верить в то, что и Лизы больше нет… И еще мне кажется, если кто-то в самолете успел понять происходящее и испугаться, то Лиза точно сумела сказать хотя бы тем, кто сидел с ней рядом, что-то важное-последнее-успокоительное.
Я решила записать кое-что, что мне кажется страшно важным, хотя многим не понравится. Лиза – не святая. Она земная и грешная, как и все мы. Она могла и выпить, и прекрасно и со вкусом, как и моя мама, материлась. Она любила быть ухоженной и хорошо одетой. Она когда-то научила меня красить ресницы так, чтобы они не слипались. До войны она любила встречаться с друзьями, но война сделала ее чужой для многих из нас. Она была маленькой, но очень сильной, хотя при этом могла и рыдать, и обижаться, и злиться, и тут же прощать, а могла, кстати, и не прощать.
Очень легко создать идола, кумира, приходить к ней на могилу молиться и поклоняться. Это легко. Потому что всем нам не хватает героев, и хорошего всегда мало… и уже сегодня люди опускаются на колени перед гробом с ее останками и обсуждают возможную канонизацию… Это не нам решать. А нам нельзя идти простым путем. Потому что святым невозможно соответствовать, потому что если Лиза – святая, то мы без нее ничего не сможем. То дело ее не продолжится. А вообще-то мы можем очень много.
Лиза помогала отверженным, преданным, изгоям. Мы не сможем в ее масштабе – всем сразу. Но мы можем переводить в ее фонд деньги – по сто рублей в месяц, но регулярно. Мы можем приносить на Павелецкий вокзал по средам одежду, мыло, влажные салфетки, носки. Мы можем не только не выгнать бомжа из нашего уютного подъезда зимой, мы можем даже пригласить его внутрь с улицы. Ведь перед бездомной собакой мы дверь открываем, а перед человеком? Каждый чиновник, принимающий какое-то конкретное решение в отношении конкретного человека здесь и сейчас, может помочь беженцу из Донецка или Луганска, может подписать разрешение на госпитализацию немосквичу, каждый врач скорой помощи может обезболить человека без регистрации и без жилья, каждый ресторатор может договориться о передаче продуктов бездомным, каждый продавец и покупатель в магазине может купить для нищего буханку хлеба, каждый журналист может писать о том, что помогать надо всем – потому что мы люди, а не зверье. Мы можем прекратить выискивать в благих делах других людей подвох и выгоду, мы можем приучать себя делать хорошее понемногу, для всех, без социальных различий и злобных выводов.
Чтить память Доктора Лизы надо не на ее могиле, а продолжая ее дела.
Когда-то моя мама, Вера Миллионщикова, сказала в интервью: я не святая, я просто делаю то, что мне нравится. И Лиза тоже делала то, что нравилось ей. И мы просто должны попробовать ей помочь. Делами. Помощью тем, кто нуждается, даже если их убеждения нам чужды.
Когда-то мы сидели у мамы дома, с Лизой Глинкой, ее мужем Глебом, с папой моим… Родители пережили каждый по инфаркту, и Лиза приехала с поддержкой и деньгами на лекарства, на отдых. Мама подарила ей кольцо, свое самое красивое, которое папа ей подарил на мое рождение, в благодарность за помощь и чтобы еще раз подтвердить, что они одной крови…