ловонной слизи, перемешанной с растаявшим снегом…
Мак-Реди вернулся к складу. Баркли встретил его у двери.
— Все? — хмуро спросил он.
Метеоролог кивнул:
— Все!
— Оно нигде не оставило следов?
— У него были другие проблемы. Когда я видел его в последний раз, оно уже превращалось в угли.
Норрис коротко рассмеялся:
— Да, ну мы с вами даем!.. Вывести из строя самолеты с вездеходами и оставить эту тварь в одиночестве на целую неделю!
Мак-Реди принялся осматривать склад.
Внутри, несмотря на выбитую дверь, было тепло и влажно. В центре помещения находился большой неотесанный камень. Из него исходил странный голубой свет, более насыщенный, чем электрический. На столе в дальнем конце склада стоял странный прибор из проволоки, стеклянной колбы и радиодеталей. Он и был источником слабого шума, который люди услышали, когда приблизились к складу. Тут же, на столе, располагалось еще одно сооружение из стеклянных загогулин, металлических пластинок и странной светящейся сферы. Материал сферы был людям совершенно незнаком.
— Что это? — Мак-Реди подошел поближе.
— Не трогай! — сказал Норрис — Все это надо исследовать! Хотя я и так догадываюсь. Перед нами атомная установка, господа! Этот маленький хрупкий приборчик предназначен для того, чтобы производить энергию, которую люди производят с помощью многотонных реакторов. И похоже, в нем используется тяжелая вода, которую эта тварь получала из льда и снега.
— Где она все это раздобыла? — удивился Мак-Реди. И тут же хлопнул себя по лбу. — Ну, конечно! Тут же приборный склад! Кретины мы… Но каким же разумом должна обладать эта раса!..
Норрис только развел руками.
— Кстати, свет холодный, — сказал он. — Однако помещение каким-то образом обогревается. Тутне меньше ста двадцати по Фаренгейту.
— Да, — согласился Мак-Реди. — Я уже начинаю потеть. Видимо, они живут на более горячей планете, чем Земля, и у более горячей голубой звезды. — Он взглянул через дверь на пятно слизи. — Вот и все! Хорошо, что двадцать миллионов лет назад они оказались именно здесь, в холоде и льдах. Иначе бы теперь здесь не было нас… Кстати, по-моему, был еще один прибор, сделанный из консервных банок, но похожий на рюкзак… Оно работало над этой штукой, когда мы пришли.
Баркли улыбнулся:
— Смотри. — Он указал на потолок. К потолку был прилеплен шар из консервных банок, обвязанных тряпками, с двумя кожаными ремнями внизу. Прямо сквозь оболочку одной из банок билось маленькое сердечко странного пламени.
Баркли подошел к прибору, поднял руки и схватился за кожаные ремни. Он потянул «рюкзак» на себя, но этого усилия оказалось вполне достаточно, чтобы сам Баркли оторвался от пола и взмыл к потолку.
— Похоже, антигравитация, — спокойно сказал Мак-Реди.
— Антигравитация, — подтвердил Норрис — Ему не нужны были ни птицы, ни самолеты. В его распоряжении были банки, стекло и содержимое приборного склада. И целая неделя спокойной работы. А до Америки — всего лишь один прыжок с этим антигравитационным механизмом. И тем не менее мы остановили его. Еще полчаса, и оно бы затянуло эти ремешки и отправилось покорять наш мир, а мы бы так и остались в Антарктиде.
— Тот альбатрос… — неуверенно проговорил Мак-Ре-ди. — Тебе не кажется…
— Не кажется! Зачем ему? Оно почти закончило эту штуку'!.. Нет, не смеши меня. Мак! — Норрис вышел наружу. — Эй, люди! Все, кто меня слышит! Это существо прилетело с другой звезды! Но мы любим наше Солнце и нашу Землю. И мы защитили ее!
Умирающая Земля
«Сумерки»
«Twilight», журнал «Astounding Stories», № 11, 1934
«Ночь»
«Night», журнал «Astounding Stories», № 10, 1935
Сумерки
— Кстати, о путешествующих автостопом, — сказал Джим Бенделл. — Пару дней назад я подобрал одного парня, и парень этот не походил на обычного человека. — Джим рассмеялся, но смех его прозвучал как-то неестественно. — Он рассказал мне удивительные вещи… Большинство из тех, кого подвозишь, обыкновенно выкладывают историю о том, как потеряли хорошую работу, и заявляют, что теперь попытают счастья на Западе.
Джим Бенделл — агент по недвижимости, и я знал, о чем он будет говорить дальше. Это его любимая тема. Джима по-настоящему беспокоит большое количество свободных земельных участков в нашем штате. Однако расписывая каждому встречному-поперечному прелести наших мест, сам он предпочитает не выбираться дальше черты города. Он попросту боится необжитых районов. Так что я попытался вернуть его в русло начатого рассказа.
— И что же заявил этот парень, Джим? Что он старатель, который не может найти землю для прииска?
Джим поморщился:
— Не смешно, Барт!.. Дело вовсе не в том, что он заявил. Он даже ничего не заявлял — просто рассказал. Понимаешь, он не стал клясться, будто все это правда, просто рассказал. Вот что не дает мне покоя. Я знаю, это не может быть правдой, но то, как он об этом говорил… не знаю.
По его речи я понял, что он действительно озадачен. Джим Бенделл обычно очень следил за своим английским и по-настоящему гордился им. Если он начинает запинаться, значит, волнуется. Примерно как в тот раз, когда принял змею за деревянную палку и хотел сунуть ее в костер.
Впрочем, волнение полностью оправдалось содержанием рассказа.
Джим подобрал незнакомца, когда начало смеркаться. Вправду, именно «подобрал». Тот лежал футах в десяти от Южной дороги. Сначала Джим подумал, что незнакомца сбили и не остановились. Одежда у него была странная. Похожа на серебро, но мягкая, как шелк. И в темноте слегка светилась… Джим поднял бессознательное тело, уложил в машину и отправился дальше. Предстояло проехать около трех сотен миль, и Джим решил оставить раненого в Уоррен-Спрингсе, у доктора Вэнса. Однако через пять минут тот пришел в себя и открыл глаза. Посмотрел вокруг, сначала на машину, потом на луну.
— Слава Богу! — произнес он.
Его вид Джима потряс. Незнакомец был красив. Нет, скорее тут подойдет слово «прекрасен»… Впрочем, и это не совсем точно… Скажем так: незнакомец был великолепен. Рост — примерно шесть футов два дюйма. Каштановые с красноватым оттенком волосы напоминали тонкую медную проволоку. Широкий лоб, вдвое шире, чем у Джима. Черты лица — изящные, но крайне выразительные; глаза — серые, словно сталь, и большие.
Одежда незнакомца скорее напоминала купальный костюм в паре с пижамными брюками. Руки — длинные и мускулистые, как у индейца. Однако кожа — белая, лишь слегка покрытая золотистым загаром. В общем, он был великолепен. Самый чудесный человек из всех, что когда-либо встречались Джиму.
— Привет! — сказал Джим. — Попали в аварию?
— Нет… По крайней мере, на этот раз не попал.
Голос у незнакомца тоже оказался изумительным. Необычный голос. Он звучал музыкально — как орган, но с человеческими интонациями.
— Похоже, мой разум еще не совсем в норме, — продолжал незнакомец. — Я пытался провести эксперимент. Скажите, какой сегодня день, год и прочее… Возможно, тогда для меня что-нибудь прояснится.
— Девятое декабря тысяча девятьсот тридцать второго года, — сказал Джим.
Это сообщение ни в малейшей степени не обрадовало незнакомца. На его лице промелькнула кривая ухмылка.
— Больше тысячи… — задумчиво сказал он. — Не так уж плохо по сравнению с семью миллионами. Жаловаться вряд ли стоит.
— Семь миллионов чего?
— Лет, — спокойно сказал незнакомец, словно это для него ничего не значило. — Однажды я попытался провести некий эксперимент. Или, скорее, попытаюсь… Эксперимент состоялся в три тысячи пятьдесят девятом году. Я занимался тогда исследованиями пространства. Время, как мне до сих пор кажется, — лишь побочный эффект. Все дело в пространстве. Я почувствовал, что поле захватило меня, но не смог вырваться. Поле гамма-эн-четыре-восемь-один, интенсивностью девятьсот тридцать пять единиц Пеллмана. Оно засосало меня, а потом я вынырнул наружу. — Странный человек снова усмехнулся. — Думаю, поле пробило туннель в пространстве до того места, которое будет занимать Солнечная система, — через высшие измерения, превысив скорость света и забросив меня во временную плоскость будущего.
Незнакомец не рассказывал — просто размышлял вслух. Потом он вновь начал осознавать присутствие Джима.
— Я не смог точно настроить приборы, семь миллионов лет эволюции полностью все изменили. И, возвращаясь, слегка промахнулся. Я из три тысячи пятьдесят девятого года… Скажите мне: какое изобретение считается сейчас самым удивительным?
Вопрос настолько ошеломил Джима, что он ответил едва ли не прежде, чем подумал.
— Полагаю, телевидение. Еще радио и самолеты.
— Радио — это хорошо. Тогда здесь должны быть приборы.
— Но послушайте… Кто вы?
— Ох, простите, я забылся! — В изумительном голосе послышались виноватые нотки. — Меня зовут Арес Сен Кен-лин. А вас?
— Джеймс Уотерс Бенделл.
— Уотерс? Что это значит? Мне незнакомо подобное слово.
— Ну… Это просто имя. Почему оно должно быть вам знакомо?
— Понимаю… Значит, у вас нет классификации. «Сен» в моем имени означает «ученый».
— Откуда вы, мистер Кенлин?
— Откуда? — Кенлин улыбнулся, и голос его прозвучал медленно и тихо. — Я пришел из мира, от которого нас сейчас отделяет семь миллионов лет. А может, и больше… Они потеряли счет годам. Я имею в виду людей… Все необходимое там делают машины. Ну а до этого я находился в Нева-Сити, в три тысячи пятьдесят девятом году.
Только теперь Джим начал понимать, что перед ним не псих.
— Я был экспериментатором, — продолжал Кенлин. — Занимался наукой. Мой отец тоже был ученым, но в области генетики человека. Я — результат эксперимента. Отец доказал свою правоту, и весь мир последовал его примеру. Я стал первым представителем новой расы.
— Новая раса… — пробормотал Джим. — О Господи!.. Каков же был… Каков будет…
— Каков будет ее конец? Я его видел. Почти… Я видел их, маленьких человечков, испуганных и растерянных. И машины.