, без сомнения, летающий аппарат падал. Медленно, скользил вниз по кругу, постепенно входя в штопор.
Ужасно. Летающей машине потребовалась почти минута, чтобы потеряв управление и устремившись к земле, пролететь первые мили, и это, не смотря на скорость. И в самом конце аэроплан вошел в штопор — в настоящий штопор. При этом мотор машины ужасно завывал. Это был жуткий, смертоносный полет — словно гроб несся к земле на скорости большей чем пятьсот миль в час.
Земля вздрогнула от этого страшного столкновения. Но еще до того, как аэроплан врезался в землю, мы вскочили в машины и помчались к месту катастрофы. Я был в машине с Джеффом — лабораторным техником. Двигатель джипа взвыл, и мы быстро набрали скорость миль в семьдесят. Покинув стартовое поле, мы нырнули в мелкую канаву и потом вылетели на дорогу — пустынную, бетонную дорогу, которая вела к том направлении, где аэроплан должен был врезаться в землю. Двигатель взревел, когда Джефф выжал акселератор. Смутно я слышал грохот большого автомобиля майора, который несся следом за нами.
Джефф гнал машину, словно сошел с ума, но никто, казалось, этого не замечал. По бетонке мы разогнались до девяносто пяти миль в час, может, и больше. От встречного ветра у меня заслезились глаза, так что я не мог быть уверен, видел ли я хвост огня и пламени позади аэроплана. При падении от трения могли загореться баки с дизельным топливом… Только этот летательный аппарат такое топливо практически не использовал, лишь для набора высоты. Теперь же баки его должны быть пусты — аэроплан должен был выработать все горючее при подъеме, а спускаться собирался планируя. Мотором у него была антигравитационная катушка Картера.
Наш джип свернул на грунтовую дорогу, протянувшуюся через широкую равнину, и ветер вновь засвистел вокруг. Далеко впереди я увидел проселочную дорогу, которая должна была привести к тому месту, где должен был упасть аэроплан Боба. Мы тормознули, и машину занесло под скрежет шин. Как бы мы не спешили по грунтовке, несмотря на все усилия мотора, больше чем шестьдесят пять не выжать.
Джефф резко свернул на коровью тропу, и взвыли рессоры. Мы стали притормаживать, когда оказались в четверти мили от аэроплана.
Аэроплан упал между огороженной частью пастбища на лесной опушке. Выскочив из джипа, мы, словно медалисты бега с препятствиями, перемахнули через забор и помчались к обломкам аэроплана, и замерли разглядывая то, что недавно было «экспериментальным летающим аппаратом». Присоединившийся к нам майор был спокойным и бледным.
— Мертв, — вынес свой приговор Кондон.
Я тоже был спокойным и, возможно, тоже бледным как мел.
— Не знаю! — протянул я. — Его там нет!
— Нет! — майор уже почти кричал. — Но Боб должен был быть там. Должен быть! У него не было парашюта! Он не мог выпрыгнуть из кабины… Мы бы увидели.
Я указал на аэроплан и вытер со лба холодный пот. Я чувствовал, что весь с ног до головы покрыт потом, аж ручеек тек вдоль позвоночника. Крепкая, стальная машина ушла в землю на глубину восьми или девяти футов, разметав почву и камни, словно это жидкая грязь. Крылья валялись а другом конце поля, плоские, скрученные куски дюралевого сплава. Раньше фюзеляж летающего корабля имел великолепный силуэт, но теперь, ударившись о землю, он развалился на куски.
Верхняя часть, где были расположены индукционные катушки из висмута, превратилась в бесформенную смесь разодранных проводов. Внутри машина была разбита, раздавлена, разорвана, точно так же как, и её корпус. Задняя часть экспериментального двигателя — тяжелый нагнетатель, напоминающий наковальню, — был разломан, он раскололся, развалившись на несколько кусков. Ни одна деталь машины не осталась на своем месте в этой адской мешанине.
Подбежав к обломкам, я в первую очередь заглянул в кабину, где должно быть красное месиво — то, что раньше было человеком, только ничего похожего там не оказалось. Пилота просто не было. Он не покидал самолет. Был чистый безоблачный день, и мы бы сразу увидели падающее тело… Только вот кабина оказалась пуста. Мы тщательно её осмотрели. Пришел фермер и другие зеваки. Столпившись поодаль, они обменивались впечатлениями. Потом приехало еще несколько фермеров на старых, ветхих автомобилях с женами и их семьями и тоже стали пялиться на обломки. Мы отправили владельца земли в город, и вскоре он вернулся с рабочими и грузовиком с прицепом. К тому времени уже начало смеркаться. Но мы не стали делать перерыв на ночь, и работы продолжались до утра, и только когда начало светать, мы поспешили прочь.
Потом пятеро из нас: майор военно-воздушных сил, Джефф Родней, двое из корпорации Дугласса, никогда не мог запомнить их имен, и я — так вот, все мы собрались в нашей комнате: моей, Боба и Джеффа. Мы просидели там несколько часов, пытаясь припомнить каждую мелочь, каждую деталь, пытаясь объяснить то, что произошло. А потом раздался телефонный звонок. Я встал и ответил. Странный, неприятный голос равнодушно поинтересовался:
— Господин Талбот?
— Да.
Звонил Сэм Гантри — фермер, которого мы оставили дежурить на месте аварии.
— Тут какой-то человек появился.
— Да? И что он хочет?
— Не знаю. Я не понимаю, откуда он появился. Он то ли мертв, то ли без сознания. Он в костюме летчика и на голове у него стеклянный шлем. Выглядит он каким-то синим… Так что думаю: он мертв.
— Господи! Боб! Вы пробовали снять шлем? — взревел я.
— Нет… Нет… Нет… Сэр. Мы не трогали его.
— Его кислородные баллоны должны быть пусты. Послушайте: возьмите молот, гаечный ключ, все что угодно… и разбейте переднюю, стеклянную панель его шлема! Быстро! Мы скоро будем!
Джефф уже вскочил. Майор приоднялся вместе с остальными. Я схватил полупустую бутылку виски, и нырнул в чулан. Прихватив кислородный баллон под мышку, я запрыгнул в джип, и Джефф рванул с места. С ходу набрав скорость, он так и не сбрасывал её до конца ночной поездки. Мы неслись на полной скорости к месту катастрофы сломя голову, так что нас бросало из стороны в сторону. Джефф отлично знал дорогу, и мы даже не притормаживали на поворотах. На этот раз он рванул прямо через проволочное ограждение. Фара разлетелась.
Раздался скрежет рвущейся проволоки, прочертившей узор царапин на капоте джипов. И мы, подпрыгивая, понеслись через поле. На земле стояло два фонаря. Еще три фонаря были у фермеров, собравшихся на поле. Несколько человек присело рядом с неподвижной фигурой в фантастическом, раздутом скафандре для полета в стратосфере. Когда наш джип тормознул, и его занесло, и мы, словно горошины из стручка, высыпали из машины. У меня в одной руке была бутылка виски, в другой — кислородная подушка.
Лицевая панель шлема Боба была разбита, но кожа его имела синеватый оттенок и пошла пятнами, на губах выступила пена. Длинная царапина на щеке — след от разбитого стекла, медленно наливалась кровью. Майор, ничего не говоря, приподнял голову пилота-испытателя, и осколки стекла зазвенели внутри шлема. Потом майор попытался влить немного виски в горло несчастного.
— Подождите, — остановил я его. — Майор давайте лучше сделаем ему искусственное дыхание. Это быстрее приведет его в себя…
Майор кивнул и поднялся, кривясь, стал растирать руки.
— Костюм его очень холодный! — пояснил майор. Я поднес загубник кислородного баллона к лицу Боба и открыл вентиль, стараясь держать загубник так, чтобы поток чистого кислорода бил прямо в рот несчастного.
Через десять секунд Боб закашлялся, а потом несколько раз глубоко, судорожно вздохнул. Когда его легкие наполнились кислородом, его лицо почти мгновенно стало розовым. Однако, как мне показалось, выдыхать ему было ничего, и тело его теперь очень быстро наполнялось кислородом. А потом, вновь закашлявшись, он попросил:
— Помогите мне сесть.
Мы усадили его, потом он с трудом поднял руку и помахал нам.
— Теперь со мной все в порядке, — объявил он.
— Слава богу… Но что же с тобой случилось? — спросил майор.
Боб не отвечал. Минуту он сидел молча. Взгляд у него был странным — голодный взгляд, так по крайней мере мне показалось. Потом он посмотрел на деревья, которые темнели у него за спиной, перевел взгляд на людей, столпившихся возле фонарей, и, в финале запрокинув голову, уставился на мириады звезд, которые сверкали, танцевали и поблескивали у него над головой в ночном, безоблачном небе.
— Я вернулся, — тихо выдавил он. А потом неожиданно вздрогнул и со страхом огляделся. — Но… я должен быть… тогда… тоже…
А потом минуту, не отводя взгляда, он смотрел на майора, и наконец едва заметно улыбнулся и, повернувшись к парочке из Дугласс инкорпорейтэд, он начал свой рассказ…
Вначале с аэропланом было все в порядке. Я стартовал и поднимался на обычном дизельном двигателе, пока не оказался на безопасной высоте, где воздух уже был достаточно разряженным и поле, которое создавала машина, не могло воздействовать на объекты на поверхности Земли… Боже! Поверхности Земли!.. Правда я не знал, насколько далеко распространяется это поле — двигатель ведь был экспериментальным, и запускать его на стенде, в ангаре было равносильно игре в русскую рулетку… На высоте в сорок пять тысяч футов я решил, что нахожусь в полной безопасности. Тогда я выключил дизельные двигатели, тем более что указатель топлива уже стоял на нуле. Тишина поразила меня. Такая тишина!..
Потом я запустил двигатель-генератор, и электрические катушки загудели, разогреваясь. А потом… Удар поля оказался страшным… На мгновение я оказался парализован. У меня не было никаких шансов разорвать цепь, отключив экспериментальный генератор… Хотя я сразу понял, что-то пошло не так… В схему закралась какая-то ужасная ошибка. И я вынужден был сидеть в кабине и наблюдать, как индикаторы показывают совершенно невозможные данные… И еще… Я отлично понимал, что только сам смогу себе помочь, но прежде чем я сумел что-то предпринять, дела пошли еще хуже.
Стоило мне потянуться вперед, как катушки начали исчезать — они бледнели, становились призрачными, нереальными и исчезали одна за другой. А когда машина и вовсе растаяли, я на мгновение увидел синее небо. Потом, словно со стороны, я увидел, как самолет падает, и свет померк, так как Солнце, подобно ракете, пролетело по небу и исчезло. Не знаю, сколько я находился в странном состоянии, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Вокруг меня была только пустота: ни тьмы, ни света, никаких звезд…