— Ну, допустим, кузнеца я зря обидел, моя вина...
— Да не вина это ваша, а беда! Беда в том, что вы всех людей на один аршин мерите. Для вас, видно, что Силантьич, что тот тракторист нерадивый — все едино. А они ведь разные. Разные, Николай Исакович! И подхода к себе разного требуют!
Бывший главный механик лишь неопределенно пожал своими узковатыми плечами.
Вечером того же дня, подписав необходимые приемо-сдаточные документы, Трайнин встретился с заведующим мастерскими Григорием Ивановичем Долговым и разъездным механиком Анатолием Николаевичем Холоповым.
Поблагодарив за поздравления по случаю назначения на должность главного механика совхоза, Петр сразу же перешел к делу:
— Вот что, братцы. Походил я сегодня по мастерским, осмотрел машинный парк, с механизаторами поговорил. Дела-то наши неважнецкие. В каком смысле? Поясню. Сейчас у нас конец ноября, так? Значит, месяца через три с небольшим и к посевной приступать надо будет. Там и уборочная подоспеет. А комбайнеров у нас — один на две-три машины. Верно говорю?
— Да уж куда верней, — подтвердил Холопов.
— Что будем делать? — посмотрел на него Трайнин. — Может, кого-то из трактористов на комбайнеров переучим пока не поздно?
— Кого переучивать-то? Тех мальчишек да девчонок, которые и своего-то трактора путем не знают, да?
— Как не знают? — посмотрел Трайнин теперь уже на заведующего мастерскими.
— А вот так. В свое время на краткосрочных курсах их, думаешь, на всю катушку учили? Как бы не так! Поднатаскают на заводке двигателя да трогании с места, покажут, как навешивать инвентарь для пахоты и сева, вот и все. А случись даже пустяшная поломка, эти механизаторы только руками разводят.
— Григорий прав, Петро, — поддержал Долгова Холопов. — Молодые механизаторы у нас слабоваты. Вместо переучки каждого еще доучивать надо.
— Ну что ж... Спасибо вам, братцы, за подсказку, — развел руками Трайнин. — Действительно, не имея надежного резерва, в атаку не бросайся. Так на фронте было, так и теперь. — Прихлопнул ладонью по столу. — Значит, решено: сначала трактористами займемся. Так?
— Так-то оно так, — ответил Долгов.— Но время, время, Петро! И наши возможности к тому же. Ну соберем мы молодых механизаторов на доучку. А кто их машины к посевной будет готовить? Сам же знаешь, опытных кадров у нас — кот наплакал. На войну, эвон, скольких провожали. Сотни! А вернулось? Если и тебя считать, то ровным счетом девятнадцать выходит. Да и те большинство инвалидность имеют. Им и свои-то тракторы обслуживать нелегко. — Заметив, как насупил брови Трайнин, добавил, словно оправдываясь: — Нет, ты не подумай, что я против технической учебы. Она нужна, очень нужна! Но как совместить учебу механизаторов и подготовку машинного парка к посевной, извини, ума не приложу.
— На фронте как подобные же задачи совмещали? — вопросом на вопрос ответил ему Трайнин. — Неужто забыл, Григорий? Напомню. К примеру, ремонтировали машину, и тут же изучали матчасть. Обкатывали после ремонта и заодно практическое вождение отрабатывали. Разве нельзя и сейчас так-то?
— А ведь это идея! — заерзал на стуле Холопов. — В самый раз получится. Только не распылиться бы... — Повернулся к заведующему мастерскими: — Слушай, Григорий! Если поступить так: собрать в группу машины по одному виду ремонта, перед началом работ опытный механизатор объясняет устройство тех или иных узлов, как они взаимодействуют. Сам ремонт — как бы закрепление пройденного. Все по графику. А главное, учителей много не потребуется. На каждую группу по одному механизатору. Как ты мыслишь?
— Что ж, цикличность ремонта мы распишем, — сказал Долгов. — Завтра же этим займусь.
— Вот это конкретный разговор, — заулыбался довольный Трайнин. — Значит, нашли выход. Но надо узаконить наше мероприятие. — Взглянув на Холопова, спросил: — Ты, Анатолий, возьмешься руководить курсами повышения квалификации?
— О чем разговор, Петро! Конечно!
— Ну и отлично, — удовлетворенно кивнул Петр. — Преподавателями назначим фронтовиков, потолкую с ними. Уверен, никто не откажется помочь молодежи. — Взглянул мельком на часы. — Ого! Скоро полночь. Все, братцы, по домам! Идите, не ждите меня. Я кое с какими бумагами разберусь...
Долгов с Холоповым ушли. Трайнин разложил техническую документацию, но тут в дверь кабинета кто-то несмело постучал.
— Марья Ивановна, это ты? — думая, что пришла уборщица, отозвался Трайнин. — Заходи.
Дверь за его спиной тихо скрипнула, вошедший потоптался у порога, неуверенно произнес:
— Ошибка произошел, Петр Афанасьевич. Керим я. Керим Иманов.
Трайнин захлопнул папку с документами, быстро повернулся на голос.
— Керим? Ты?! — сдавленным голосом произнес он.
— Я, Петр Афанасьевич. Салям алейкум. Не сердись, что поздно зашел. У тебя люди были. Мало-мало подождать пришлось...
— Керим, дорогой! — Петр шагнул навстречу парню, обнял его за плечи. — Жив, значит?..
Керима Иманова Трайнин знал давно. Еще до войны, когда возглавлял совхозное автохозяйство, приметил он этого смышленого черноглазого паренька. Тогда Кериму было лет семнадцать. Он еще учился в школе. А после уроков бежал в мастерские, крутился возле шоферов. Услужливый, любознательный, он был влюблен в технику.
Где-то на исходе войны, уже в Польше, получил Петр Трайнин письмо от жены, в котором помимо других не очень-то веселых новостей Надежда Ильинична сообщала и о том, что в поселок пришла еще одна похоронка: погиб Керим Иманов, тот самый паренек.
И вот он, живой, Керим. Да и какой молодец! Форма, хотя и без погон, будто влитая на нем сидит! На груди — орден Красной Звезды и медалей немало!
Но что это? Трайнин только сейчас заметил, что левый рукав гимнастерки Иманова пуст, засунут под широкий солдатский ремень. Так вот, значит, какая плата за воскрешение отдана.
Смущенно кашлянул, легонько похлопал Иманова по плечу, сказал:
— Вернулся, значит... И давно? Да ты проходи, садись.
— Не шибко давно, Петр Афанасьевич. Месяц будет, — ответил Керим, присаживаясь на стул. — Три госпиталя сменил, целый год лечился. Мина, понимаешь, рядом рванул. Больше ничего не помню. В себя пришел — один. Совсем мертвым, значит, был... Ну встать не могу, пополз. Артиллеристы подобрали. И — госпиталь. Документ — нет. Свои, выходит, взяли. Ведь совсем мертвым был...
— Ну а дальше что было, Керим? — поторопил его Трайнин.
— Дальше совсем железный стал, — грустновато улыбнулся Иманов. — Это доктор так сказал про меня. Сорок семь осколков из тела вынул. Крупных. Мелких не доставал, и сейчас сидит. Ну а рука... Рука в третий госпиталь резал. Не заживал, понимаешь. Потом этот, как его... гангрен начался. Опять умирать стал...
— Да-а, парень, досталось тебе! — сочувственно вздохнул Трайнин. Мотнул головой, закончил с нарочитой бодростью: — Но главное, ты жив, Керим, жив! А рука... Мы тебе такой протез сварганим, что на домре играть сможешь! — Перевел разговор на другое, спросил: — Ты сейчас как, отдыхаешь или при деле?
— При деле... — снова грустно улыбнулся Керим. — Если б при деле... — И вскинув на Трайнина умоляющие глаза, заговорил с жаром: — Петр Афанасьевич, ну какой это дело? Завскладом меня поставили, понимаешь? Совсем, выходит, не мужчина я, если — на склад. Женщину ставь, ей в самый раз. А я... Обидно!
— Постой, Керим, не горячись, — сказал Трайнин. — На склад определили? Ну так что ж? Вот и заведуй. Ты же грамотный, среднее образование имеешь. Ты не сердись, гляди трезво. О тебе ж заботятся, а ты...
— Заботятся?! — привстал со стула Керим. — Заботятся, говоришь?! Да мне от такой заботы... Женщине, понимаешь, стыдно в глаза смотреть! Нет, не понимаешь ты, Петр Афанасьевич! — Иманов махнул рукой, сел на стул.
— Остынь, не горячись, Керим, — снова попытался успокоить его Трайнин. — Зря ты так. Понимаю я тебя. Но... Куда б ты еще хотел... с одной-то рукой? Знаю, к технике тебя тянет, как прежде. Но если подумать... С трактором ты не справишься, автомашину тоже повести не сможешь. Так куда определять-то тебя, а?
— А на комбайн, — подсказал Иманов. — На комбайн, Петр Афанасьевич. У тебя что, комбайнеров девать некуда? Думаешь, не справлюсь? Справлюсь! У меня эта рука сильный, штурвал крутить может!
— Но ведь и на комбайнера сначала выучиться надо, Керим! Штурвал крутить — полдела.
— Не беспокойся, Петр Афанасьевич, — не дал Трайнину договорить Иманов. — Я все понимаю. Есть у меня учитель. Иван Дегтярев учить будет. Он сам мне это предложил. Ну а ты... Ты только разреши ему, ладно? Очень прошу, разреши, а? Ведь это для меня...
Петр Афанасьевич Трайнин понял Керима. Потому, уже не колеблясь, сказал просто:
— Ну, коль Иван Дегтярев берется за это... Помню такого. Он еще до войны был лучшим механизатором совхоза. Что ж, Керим, в добрый путь! В случае чего и я помогу. Дерзай!
Утром домой к Трайнину пришел Николай Якимов, тракторист, снял потертый треух, смял его в руках.
— Ну, что у тебя, Николай? — спросил Петр. Он заканчивал бриться. — Выкладывай. Вижу, не чай пить спозаранку пришел.
— Да уж до чаю ли! — махнул зажатым в руке треухом Якимов. — За сеном занаряжен был. Отъехал километра три и вдруг — хрясь! Поначалу думал, — коленвал пополам. Ан нет, подшипник токо. Но все одно, хрен редьки не слаще.
— Подшипник, говоришь? — ополаскивая лицо под рукомойником, переспросил Петр. Распрямился, фыркнул, сдувая воду с кончика носа. — Ну так что ж ты ко мне-то пришел? У нас что, заведующего мастерскими нет?
— Да был я у Долгова, — мотнул головой Якимов. — А что толку? Подшипников, сам знаю, давно нет. Да и токо ли их! Почитай, простой шайбы али шплинта — днем с огнем не сыщешь. Ты вот что, Петр Афанасьевич. Надевай-ка Звезду свою геройскую да и езжай прямиком в район. Не от себя говорю, от всех механизаторов. Они меня, случаем пользуясь, отрядили. Ну и тряхни там начальство как следует. А то... Знаю, и главный механ