{37} допрашивала меня о нем... Это целая интересная эпопея, дошедшая до запроса в Кантональном парламенте. Запрос внесли коммунисты, основываясь на доносах «Рус. Нов.». У меня есть стенограмма этого запроса. Именно после него ко мне и адресовалась Sûreté. Очевидно, по рекомендации министра Dubaule’s{38}, который отвечал на запрос. В запросе так-таки черным по белому и фигурирует «Рус. Нов.». Черт знает, что такое и что за человек, или столб, или просто феноменальный болван.
А сейчас уже абсолютно конфиденциально. Я думаю, убеждена, что Мих. Мих.{39} «Новый журнал» погубит. Хотя Мих. Ос.{40} не был политиком, но у него было чутье, был вкус. А теперь — сушь, и вещи просто недопустимые. Болтовня — пусть расталантливая Федотова{41} — просто всем надоела. А Херасков{42}... Современный социализм еще не научился употреблять носовой платок, сморкается в руку, в руку кровавую. А он — об обществе благородных! И такая чепуха, и так написано безвкусно, что — уноси всех святых! В беллетристике — беда! Яновский{43} — пусть бы лучше сделался носильщиком на вокзалах, или еще чем-нибудь. И страшно огорчил Бор. Кон.{44}. Неувязки — в компонации. Как может мать, цирлих-манирлих, поместить свою дочь в мансарде вместе со студентами? Мы — Могилевские помещики, и хорошо знаем эту среду во всяких ее вариациях. Такой матери не может быть. Она может смотреть сквозь пальцы, как дочь ловит жениха, и хотеть этого. Но мансарда, провал козел и т.д. для «Леры» — все это просто ужасно. Иван Ал.{45}, вероятно, испугался собраний в Париже молодежи, которая выносит резолюции о «порнографической книжке «Темные Аллеи»{46} и написал рассказ без своей любимой теперь темы. И вышла сушь и безвкусица и в беллетристике. Так жаль журнала! Он просто необходим. Но я так хорошо знаю Мих. Мих., что удивляюсь, как он мог взяться за такое дело — один. По моему, в таком журнале еще гораздо больше, чем в газете, нужна коллегия. Более или менее хороши ли рецензии, но ведь не ими живет журнал. Остальное — скука просто дичайшая. Это мнение здесь общее. Прошу оставить это суждение между нами. Мих. Мих. сильно на меня рассердился за критику некоторых статей в прошлых номерах. Одна статья была опасна для возвратившихся в Россию, а другая — просто злая и глупая. Это я ему прямо и написала. Нет, это не его дело, журнал. К тому же он перегружен своей работой, историей России, своими детьми — где ему еще создать «живую редакцию». А журнал, повторяю, страшно нужен. Это все же отдушина в нашей очень тяжелой жизни.
А жизнь — тяжела невыносимо. Иногда хотим уже уходить. Молодежь еще может как-то лавировать и чего-то ждать. Ну, а мы, столь старые старики, поставлены в отвратительные для самочувствия условия. Да и пора — очень мы устали. А уж на людскую низость смотреть, и эту вечную пропаганду слушать — опротивело.
Что же это я сделала?! Пишу и пишу. Простите! В Соед. Штаты — если можете — советую не возвращаться: мой муж предсказывает нарастание там конфликтов — стоит ли в них снова купаться? Правда, и здесь, особенно во Франции, со спокойствием и благодушием жить нельзя. Но все же тут все как-то душе «понятнее”. В Швейцарию вместе с Тат. Марк.{47} все-таки загляните. Виза? Но Вам визу дадут быстро. Манухины{48} тоже нансисты, но добиваются визы через 5-6 недель. А мы тут нажмем и Вам много хлопотать не придется. Только это надо сделать поздно весной или летом, когда во всей силе здешняя красота.
Сегодня слышала, что в Риме умирает Татьяна Львовна Толстая{49}. Ей — 83 года. А дочь ее, Таня, замужем за богатейшим итальянским магнатом. Чудо: ни куска его богатств не отнято! Живут с лакеями, дворцами и т.д. — среди адовой нищеты.
Жму Вашу руку, и оба мы сердечно вам кланяемся.
Душевно вам преданная, Екатерина Прокопович.
29 января 1947
Дорогая Екатерина Дмитриевна.
Простите, что с опозданием отвечаю на Ваше интереснейшее письмо от 9 января. Я с той поры переехал в Ниццу, нашел здесь небольшую квартиру — впредь до нового переезда — и долго наслаждался, ничего не делая, югом, — пока и здесь не установилась настоящая стужа и пальмы не покрылись снегом.
Очень рад, что Вы пишете воспоминания, и очень сожалею, что не хотите их печатать. Я знаю, что всего печатать нельзя, что всех нас связывают и личные отношения, и политические соображения. Думаю однако, что многое напечатать и можно, и нужно. Относительно Скобелева совершенно с Вами согласен. Керенского я очень люблю лично и вполне искренно считаю его выдающимся человеком. Ваш отзыв о последней книге «Нового Журнала» меня огорчил. Я никак не назвал бы статью Федотова «болтовней»: ведь и Вы не отрицаете его таланта и учености. Но мне все менее понятно, чего же он собственно хочет. Я в Нью-Йорке очень часто спрашивал политических деятелей и публицистов, хотят ли они войны межу Россией и С.Штатами. Все отвечали: нет. Знаю только одного человека (левого), ответившего: да, — и этот человек не Федотов, и он в «Новом Журнале» ни разу ни одной строчки не напечатал. Если люди в частных беседах (в печати ведь всего не скажешь) говорят «нет», то я не вижу ни малейших оснований им не верить. Между тем начало последней статьи Федотова трудно вообще понять, если не думать, что он — теперь, в пору атомных бомб — именно хочет войны с Россией. Должен сказать, что я поэтому не без некоторого злорадства прочел в последнем номере «Свободной Мысли» примечание Мельгунова к статье Карташева. Правда, оно относится к церковному вопросу, в котором я никак не компетентен. Но оказывается, что и Федотов «цепляется за Москву» и что он в некоторых отношениях еще дальше пошел в направлении на Каноссу, чем участники визита 12 февраля{50}! Говорится и о его «детской наивности» (надо, очевидно, читать: «глупости»).
Кто-то сказал мне, что Вы и Сергей Николаевич подумывали о приезде в Жуан-ле-Пэн{51} или даже о переезде сюда, в дом, устроенный Роговским. Я позавчера побывал в нем. Бунин, собирающийся на юг, просил меня посмотреть на этот дом. Комнаты там недурные, мебели достаточно, большого комфорта, конечно, нет, но его теперь во Франции нет вообще. Живущий там Рысс{52} сказал мне, что еда хорошая и здоровая. Цены баснословно дешевые: с Бунина будут брать три тысячи франков в месяц за полный пансион! При доме хороший врач: доктор Беляев. Он тоже там живет. Пока жильцов человек десять, как будто все образованные, не навязчивые люди. Главный недостаток: при нынешней погоде в доме очень холодно. Месяца через два лучше ничего и желать нельзя будет (в нынешних обстоятельствах). От Ниццы в Жуан-ле-Пэн полчаса езды в автокаре. Вот было бы приятно увидеть Вас здесь! Впрочем, мы с Т.М.{53} сами не знаем еще, сколько времени пробудем здесь. Квартиру мы сняли без всякого обязательства: можем уехать когда угодно. Говорят, что в Ниццу собирается и Василий Васильевич{54}?
Возвращаюсь к «Новому Журналу». Я теперь только сотрудник и больше никакого отношения к редакции не имею. Но я не сомневаюсь, что М.М. Карпович был бы очень, очень рад Вашему участию в журнале. Если он без всякой оговорки поместил эту статью Федотова (а уж он наверное войны не хочет), то разногласия с Вами никак препятствием быть не могут. Все ли книги Вы читали? Первые давно разошлись. Вам не понравился Бунин. Однако некоторые рассказы, помещенные им у нас, настоящие шедевры («Таня», например). Я не слыхал, чтобы парижская молодежь выносила резолюции против его «порнографической книги»?! Так ли это? Бунин чрезвычайно искренний человек и в жизни, и в литературе. Его сейчас интересуют только две темы: физическая любовь и смерть. Он только об этом и пишет. («Ловчий» — исключение).
Огорчили Вы меня известием о Т.Л. Толстой. Я мало знал ее, но встречался. Кстати (или некстати), немного знал и Коллонтай. Один раз был в Петербурге ее соседом на обеде у Горького, — очень давно это было. Она тогда была необыкновенно хороша собой.
Мы оба шлем сердечный привет и лучшие пожелания Вам и Сергею Николаевичу.
31.1.1947
Дорогой Марк Александрович!
Не нашла в Вашем письме происшествия (или его опровержения), случившегося в Нью-Йорке: «обокрадена квартира писателя, М.А. Алданова. А так как Алдановых в Нью-Йорке нет сейчас, то полиция и не может установить, что именно украдено». Это — сообщение «Нов. Рус. Сл.» Правда это? Кто и что искал? Бумаги, говорится там, разбросаны. У нас две недели тому назад (в Цюрихе) украден химик (молодой), владевший секретами фирмы. Газеты подозревают иностранцев, заинтересованных в рецептах этой фирмы (засекреченных). Вся полиция на ногах, даны приметы. Последние его с кем-то (?!) встречи были в Берлине. Может быть и квартирой Алданова заинтересовались не гангстеры, а иностранцы, как они заинтересовались нашим архивом в Праге? Там, правда, воровать им не пришлось: посредником приобретения (даром) был Бенеш{55}. Хотели бы знать, что же произошло у Вас?
Теперь к Вашему письму. Еще бы! Талант и ученость Федотова я признаю. Но я не люблю учености, кот. меня ничему не учит. А учиться я очень люблю и готова сидеть — не по возрасту — на парте и есть глазами учителя. А тут — читаю, читаю, так ничего понять и не могу. А в Бельгийском университете проходила философию и очень люблю эту отрасль полу-науки. А вот у него — ничего не понимаю! Фразы, обороты — блестящие. А придет конец — «сво