Лес кустарником зарос.
Парни сбросили фуфайки,
Не взирая на мороз.
От махорки дым колечком.
Всем известно с давних пор.
Нету в мире лучше печки,
Чем пила или топор.
Норма выполнена втрое,
Все расчищены кусты.
По мешкам собрали хвою,
Приготовили хлысты.
На пенёк уселись грузно,
Объявили перекур.
Лес теперь доставить нужно
Ближе к сплаву на реку.
Пять минут во власти дыма.
Прислонились две спины.
И в плену у никотина
Отдыхают пацаны.
Хорошо в плену махорки,
Только время не стоит.
Ствол закинуть на закорки
Близкий вечер им велит.
Хоть у Коли больше мочи,
И ему бы комель взять.
Но тогда придётся очень
Сильно брёвна наклонять.
Делать нечего, ребята,
Поднатужились вдвоём.
И комель на два обхвата
На плечо принял Семён.
На закорках Николая
Жердь, её рукой обняв,
По валежнику шагают.
Путь лежит на лесосплав.
Давит словно пресс полено.
Хоть дорога не долга,
В снег уходит по колено
Напряжённая нога.
Где с пилой прошли ребята,
Там остались только пни.
На ночлег к хозяйке в хату
Возвращаются они.
Ожидает их кормёжка.
И слышны издалека
Запах жареной картошки
И парного молока.
Дело в том, что по приказу,
Что был дан весною той,
Их должны кормить три раза
Те, кто взяли на постой.
Но обычно на рассвете
Раньше первых петухов,
Должен бригадир отметить
Тех, кто к рубке не готов.
И торопятся на реку
До заутренней поры,
Чтоб успеть на лесосеку,
Взяв пилу и топоры.
От рассвета до заката,
Дюжину часов подряд,
Без еды живут ребята.
Только изредка дымят.
Видя Сеню с Николаем,
Как они к избе идут,
Их хозяйка начинает
Выставлять на стол еду.
Первый завтрак сытный очень.
Хвалит пищу Николай.
Суп, солёные грибочки
И пшеничный каравай.
Быстро съели с голодухи.
Лучше завтрак не ищи.
Сердобольная старуха
Достаёт из печки щи.
А потом казан картошки,
Миску, полную котлет,
Жбан напитка из морошки —
Это, парни, ваш обед.
Всё исчезло за зубами,
Чуть не лопнет их живот.
Вот кастрюлю с голубцами
Им на ужин подаёт
Хлебосольная хозяйка.
— Вы, ребята, молодцы.
Квасом пищу запивай-ка.
Съесть пришлось и голубцы.
Еле-еле запихнули
В рот последний голубец.
Самокрутками пахнули.
Вот и трапезе конец.
Небо звёзды зажигает.
Жадно втягивая дым,
Сеня молвил Николаю:
— Хорошо быть молодым.
Неприятность никакая
Не испортит аппетит.
От волненья заикаясь,
Им хозяйка говорит:
— На козлёнка посмотрите,
Очевидно, быть беде.
Он не цокает копытом,
Не притронулся к еде.
Он с утра, разлив зелёнку,
Громко мекал и скакал.
Неужели Бог козлёнка
За веселье наказал.
Николай ответил сразу:
— Так недобр этот свет.
Тут не обошлось без сглаза,
А другой причины нет.
Порчу, чей-то взгляд колдуний
Навести мог невзначай.
Вспоминайте, тётя Дуня,
Кто входил к нему в сарай.
— Я, не ведая печали,
Напоила молоком.
Две соседки забегали
Поболтать о том, о сём.
— Дед меня когда-то жизни
И повериям учил.
Должен на козлёнка брызнуть
Тот, кто порчу сотворил, —
Стал учить старуху Коля,
И её увещевать, —
Не спасти его дотоле.
Нужно тех соседок звать.
Позвала соседок Дуня,
Не сказав им для чего.
Просит: — кто водою дунет
На козлёнка моего.
Удивляются подружки,
Что за дивный поворот.
Набрала воды из кружки
Тётя Глуша полный рот.
Брызнув воду как при глажке,
Окропила печь и пол,
Но лежит в углу бедняжка,
Даже глазом не повёл.
Только брызнула вторая
На козлёнка первый раз,
Тот вскочил, хвостом виляя,
И исчез невольный сглаз.
Та ладонями всплеснула,
Голосит на всё село:
— Только мысль промелькнула,
Как Дуняше повезло.
Посмотрев на действо это,
Удивляется Семён.
Обойдя почти пол света,
Не видал такого он.
Усмехнулся парень криво.
Нету веры чудесам.
Но узрев такое диво,
Хоть не верь своим глазам.
Вспомнив голос в сельском клубе,
Тяжело вздохнул Семён.
Козью ножку сжали губы,
Вспоминался вещий сон.
Подивясь со всеми вместе,
Всунул руку он в карман.
Там лежал нательный крестик,
Сокровенный талисман.
Не пристало иудею
Быть в плену каких-то чар,
И одеть себе на шею
Сердца пламенного дар.
Но расстаться с ним не гоже,
Забобонным Сеня стал.
Если и не он, то кто же
Столько раз его спасал?
Крепкий сон и кружка чая,
Снова двое на ветру.
С Николаем вызывают
Их в контору поутру.
Поздравляют. Вы сегодня
Без работы и пайка.
Срок прошёл, они свободны.
Путь дорога далека.
До свидания, приятель, —
Говорит Семёну друг, —
Очень крепкое объятье,
— Ты на запад, я на юг.
Путь неблизкий на подводе.
Переполненный вокзал.
— Наконец-то на свободе, —
Сам себе Семён сказал.
В вещмешке буханка хлеба,
А в кармане документ.
Как медаль сияет небо
В этот праздничный момент.
Вот стоят его вагоны,
А у Сени денег нет.
Но на крыше эшелона
Кто потребует билет?
Не зевай, держи карманы.
Ведь по крыше средь солдат
Ходят, бродят уркаганы,
И ограбить норовят.
Вот один из них хохочет,
Взял за скобку сундучок.
Но отдать его не хочет
Бравый с виду морячок.
На злодеев смотрит смело.
Говорит: — моё, не трожь.
Уркаганам нету дела,
В темноте сверкает нож.
Морячок умел и крепок,
Но раздался боли крик.
Всю войну пройдя, нелепо
Погибает фронтовик.
Тать, ножом своим играя,
К Сене медленно идёт,
А Семён мешок снимает
И бандиту отдаёт.
Говорит, смеясь злодею:
— Покопайся, коль не лень,
На солдате зажиреешь
Ты навряд ли в этот день.
В руки вор берёт котомку,
Развязал и заглянул,
А потом, ругаясь громко,
Сплюнув, в сторону швырнул.
Наконец-то Шепетовка.
Сеня с крыши соскочил.
Восемь лет тому винтовку
Здесь ему комвзвод вручил.
Остаётся вёрст под тридцать
До Славуты прошагать.
Поцелует он сестрицу
И сожмёт в объятьях мать.
Это словно воскресенье.
Много вёрст прошёл пешком.
Восемь лет ушло у Сени,
Чтоб прийти с пустым мешком.
Избежать удалось тризны.
Распрямился в полный рост,
И задумался о жизни.
Восемь лет коту под хвост.
Не нашёл себе подругу.
В двадцать семь седой совсем.
Восемь лет, бродя по кругу,
Он ходил из плена в плен.
Часть 2. Печалясь в раю
Глава 1 1948год
Если вырвался из ада,
Завершив паденье вниз,
Верить в светлое не надо.
Не взлетишь на Парадиз.
Это слишком утопично
Для прошедших через плен.
Их советская опричнина
Превратить желает в тлен.
Им холеные чекисты
Вновь устраивают ад.
Даже документов чистых
Не бывает для солдат.
Он в малиновой фуражке
Словно глыба над тобой.
Вместо паспорта бумажка
Говорит, что ты изгой.
Много их судьбой распятых.
Среди них и наш Семён.
Поневоле виноватых,
С несмываемым пятном.
Раб потёртой жёлтой «ксивы».
Не поймёшь кто ты такой.
Все славутские архивы
Уничтожены войной.
Жив ты или не родился,
Где твоя сестра и мать,
Где работал, где учился,
Невозможно доказать.
Что живёт под небосводом,
Доказать он был бы рад.
Что работал счетоводом
И имеет аттестат.
Всё сгорело и пропало