Украинским языком.
Знает Сеня — жив доколе
Не раскроется секрет.
То, что он в еврейской школе
Проучился десять лет.
Даже год пединститута
У Семёна за спиной,
А Иван частенько путал
Где навоз, где перегной.
Две рябые буйволицы
И четырнадцать коров.
Дойке довелось учиться,
Разодрав ладони в кровь.
Но зато хоть недостатка
Наконец-то нет в еде.
Год тому ему несладко
Довелось пожить в нужде.
Привели их на работу,
Как коней или коров,
К берегам реки какой-то
В бывший лагерь для воров.
Не кормили дня четыре.
Тех, кто был едва живой
В тёмной каменной квартире
Разместили на постой.
Каждый день на лесопилку
Под конвоем их вели.
Топоры, раздав и пилки,
Заставляли лес валить.
Хоть бери и лезь в верёвку.
Было так ужасно там.
Им вонючую похлёбку
Наливали как скотам.
Тем, кто голода не ведал
Не понять забот простых,
Что такое четверть хлеба
Разделить на шестерых.
Невозможно резать ровно,
Коль в руке танцует нож.
И частенько схваткой с кровью
Завершается делёж.
А в шестёрке у Ивана
Навести порядок смог
Без раздоров и обмана
Ленинградский педагог.
Он придумал схему эту,
Как краюшку разделять.
И его авторитету
Не посмели возражать.
Хлеб, на ломтики порезав,
Он садился к нам спиной,
А Иван на пайку хлеба
Всем показывал рукой.
Говорил учитель фразу.
Например: — усатый Глеб.
И понятно было сразу
Кто получит этот хлеб.
Эту схему соблюдали
И не ссорились они.
Никого не обижали.
Так текли за днями дни.
Проживали рядом вдовы.
Конвоиры поутру,
Дать парней всегда готовы
Для работы по двору.
Подсыпать зерно в кормушки,
Убирать сарай и дом.
И порой его старушки
Угощали молоком.
А под вечер в лагерь снова
Возвращали под замок.
От конвойного такого
Он сбежать, конечно, мог.
Но в побеге смысла нету.
Сразу видно кто такой,
Без еды и документов.
Почитай глухонемой.
До отчизны вёрст немало.
Пару тысяч. Враг кругом.
Полицейская облава
Ждёт за первым же углом.
Вот и ходишь за скотиной,
Кормишь кур и поросят,
А хозяйка хворостиной
Подгоняет как гуся.
Чаще всех одной вдовице
Приходилось помогать.
Принести ведро водицы,
Дров на зиму нарубать.
Эта женщина Ивана
Брала чаще, чем других.
Он работал, не буянил,
Был старателен и тих.
Угодить, стараясь Марте,
Он месил навоз и грязь,
А она давала марки,
И кормила не скупясь.
Хлеб вкуснее, чем опилки.
Веселее сытым жить.
Над владельцем лесопилки
Захотелось подшутить.
Покупая сигареты,
Он потеху замышлял.
Самой мелкою монетой
Четверть марки разменял.
На работе пребывая,
Пересмешник поутру,
Из кармана вынимая,
Разбросал их по двору.
На земле лежит монета,
И блестит издалека,
Целый пфенниг, ярким светом
Под ногами старика.
Слышит Ваня: — Donner weter,
Ах, какой прекрасный вид.
Нагибаясь за монетой,
Немец стонет и кряхтит.
Топором махает Ваня.
Видит он издалека.
Извлекает из кармана
Кошелёк его рука.
И в него свою находку
Начинает погружать.
Дальше, тучною походкой
Продвигается опять.
В пиджаке его двубортном
Скрылся жёлтый кошелёк.
Вдруг в грязи мелькнуло что-то,
Словно яркий огонёк.
Снова светится улыбка
На лице у богача.
Видно кто-то по ошибке
Деньги бросил сгоряча.
Остарбайтерам потеха,
Пот с несчастного течёт.
А бедняге не до смеха.
Подбирая свой живот,
Он сгибается в поклоне.
Треск суставов вдалеке.
Вот монетка на ладони,
А потом и в кошельке.
Хоть лицо его пылает,
Словно флаг из кумача.
Немец деньги собирает,
Чертыхаясь и ворча.
До обеда эту сцену
Демонстрирует чудак.
Долго эта Мельпомена
Развлекает работяг.
Пусть немного сбросит жира
От забавной суеты.
Даже немцы конвоиры
Надрывают животы.
Наконец-то остановка,
Объявляют перекур.
Даже в этой обстановке
Он шутник и балагур.
К рождеству решилась Марта,
И Ивана как вола,
Уплатив четыре марки,
Насовсем его взяла.
Долго спорили, рядились
Фрау Марта и солдат,
И Ивана оценили
Чуть дешевле двух цыплят.
Сытно ел у фрау Сеня,
Но работал как батрак.
Спал в коровнике на сене.
Всё же лучше, чем барак.
Никогда голодным не был,
Даже поправляться стал.
На обед похлёбку с хлебом
С аппетитом наминал.
Свежий воздух и кормёжка,
Сельский труд без выходных.
За троих работал ложкой,
А косой за пятерых.
Часто Марта говорила,
Что проклятая война,
Как четвёртый хвост кобыле
Была фермерам нужна.
Сына Марты звали Отто.
Он на фронте воевал.
На стене висело фото,
А на ней младой капрал.
После школы добровольно
Он поехал воевать.
Была женщина довольна,
И гордилась сыном мать.
Был он рад, ну счастлив просто,
И писал из дальних мест,
Что уже своим геройством
Заслужил железный крест.
Враг упорный скоро сгинет,
И ему за ратный труд
Два села на Украине
Во владенье отдадут.
Он писал, что будет вскоре
И у них свой лес и луг,
Пашня, речка, берег моря,
Много крепостных и слуг.
Но однажды снег скрипучий
Двор накрыл своим ковром.
Марта, грозная как туча,
Дом покинула с трудом.
Еле двигается тело,
Непослушная нога.
На Ивана посмотрела
Как на лютого врага.
Стала мрачною фемина,
Увидал Иван в окне,
Что висело фото сына
В чёрной рамке на стене.
Похоронку получила,
А соседи говорят,
Что огромною могилой
Стал далёкий Сталинград.
Мигом Марта постарела,
Стал не мил ей белый свет.
Целый день она сидела
И смотрела на портрет.
Двадцать лет растила сына,
И в секунду унесла
Ненавистная чужбина
И проклятая война.
Меж собой владыки вздорят,
Стонет шар земной от ран,
А за это слёзы горя
Достаются матерям.
Глава 11. Март 1945 г.
Застеклённое оконце
Озаряется огнём,
Словно западное солнце
Осветило всё как днём.
Небо светит не случайно,
Гул звучит со всех сторон.
Отразились в водах Майна
Сотни «Дугласов «Бостон».
Я рассказывать не стану
Про моторный ровный вой,
Как пришлось узнать Ивану
Ад бомбёжки ковровой.
Как серебреные крылья,
Перекрикивая гром,
Дрезден и Берлин накрыли
Смертоноснейшим ковром.
Как земли и камня ворох,
Словно пух взлетают ввысь.
Много огненных узоров
На ковре рисует жизнь.
Эти страшные узоры
Для людей как божий суд,
Много смерти, много горя
И страдания несут.
Кто ковры соткал, тот знает,
Как узоры нелегки.
Сколько ниток обрезают,
Завязав на узелки.
Сколько трупов спозаранку
Довелось земле предать,
Жизни и ковра изнанка
Нам способна рассказать.
Слёз и крови в поволоке
На изнанке не видны.
Нитей порванных до срока
Очень много у войны.
От бомбёжки убегая
Трудно сохранить живот.
Алюминиевая стая
Очень многих заклюёт.
И приходится Ивану
Укрываться до зари,
Под плитой как таракану,
А вокруг земля горит.
Дали немцам на дорожку.
Хочется плясать и петь.
Только как же в той бомбёжке
Самому не умереть?
Сколько зло с добром не спорит,
Есть в них общая черта.
Будь то счастье, будь то горе,
Всё пройдёт — всё суета.