В кабинет зашла высокая полноватая муданжка в стильно скроенной врачебной форме и тонком, но потрясающе изящном колье. Усевшись к столу, она пару секунд помолчала, рассматривая Алису, а потом заговорила на довольно приличном всеобщем:
— У меня два вопроса. Первый: собираетесь ли вы оставаться на Муданге? И второй: если да, то есть ли у вас мужчина, готовый немедленно на вас жениться?
Из клиники Алиса вышла по синусоиде. Мало ей было самого по себе кошмара от мысли, что придётся быть матерью, так теперь ещё оказалось, что на Муданге дети, рождённые вне брака, — позор для родителей и сами живут незавидно, хоть последние годы правительство и борется с пренебрежительным отношением к ним.
Выходило, что Алисины дни на Муданге сочтены. Только она обжилась… Даже думала к лету пристроить к дому верандочку… А теперь всё это придётся бросать. И куда податься? Где ещё во Вселенной можно так спрятаться, чтобы оттуда не выдали? Чтобы было по карману и в цивилизованных условиях? Не говоря уже о том, чтобы там нашёлся кто-то знакомый и дружественно настроенный…
В таких мыслях Алиса доковыляла до дома, вошла и села на тумбочку в прихожей, не понимая, что ей делать дальше. Искать мужа? Пойти, как Лиза сказала, в парк днём погулять? Что за бред. Кому она сдалась? Она и себе-то нужна скорее по привычке, а тут чужой человек.
В дверь заколотили. Алиса не сразу поняла, что с этим делать. Точнее, она сперва даже не поняла, что с этим вообще можно и нужно что-то сделать — ну шум, ну неприятный… Только спустя ещё одну серию ударов она осознала, что кто-то хочет войти, и поспешила открыть дверь.
Ясень! Боже, неужели он как-то узнал? Откуда? Врач же не могла рассказать? Или у Алисы уже живот видно? Или он просто так…
И тут она поняла, что это не Ясень. Почти то же самое лицо, но излом губ более надменный, глаза более томные, скулы чуть острее. Намётанный взгляд бывалого кукольника подмечал разницу форм и объёмов. Алиса так увлеклась, что даже не задумалась, зачем он — Явор, кажется? — к ней пожаловал.
— Я видел, ты выходила из женской клиники, — сказал Явор, даже не подумав зайти в дом. Алиса стояла перед ним по-прежнему в куртке, и чувствовала, как тепло от утренней протопки замещается уличным кусачим морозом. Явор смотрел ей в лицо жёстким, сосредоточенным взглядом, как будто собирался что-то ей внушить силой мысли. — Ты от него понесла, так ведь?
Алиса сглотнула. По логике вещей всё так и было. Хотя в её голове то, что тогда случилось у неё с Ясенем, никак не вязалось с теперешней нависшей над её жизнью угрозой. Подспудно хотелось убедить себя, что Ясень к этому не имеет отношения, что его ласковые руки и тёплые губы не могли открыть двери хтоническому ужасу, ворвавшемуся в жизнь Алисы. Может, её сглазили? Или в еде что-то было… Воображение Алисы изобретало самые немыслимые схемы с капустой, аистами и телепатическим внушением, но сквозь всё это стойко звучал голосок разума: да, это был Ясень, и нет, никаких вариантов.
Она ничего не сказала, но, видимо, что-то такое изобразила на лице, что Явор принял за ответ. Он склонился к самому её лицу — так близко к ней до сих пор оказывался только один человек, и Алиса ахнула от неожиданности и от сверкнувшего болью воспоминания о почти таком же лице у самого её лица, но слова из почти таких же губ выпали совершенно иные.
— Не вздумай говорить ему. Ни слова. Ни намёка. Вообще не смей даже думать о том, чтобы с ним пообщаться. Иначе я тебя сдам с потрохами твоему папаше с запретом выезда за пределы Околоземья. Слышишь меня? И никому во дворце тоже не вздумай рассказывать. Хорошо поняла?
Обомлевшая Алиса смогла только кивнуть.
— Учти, я узнаю, — прошипел сквозь оскаленные зубы Явор. — Сболтнёшь, будешь всю оставшуюся жизнь клясть свой длинный язык!
Алиса снова кивнула. Что там сложного-то, промолчать? Она и так ни с кем не разговаривает. Почти. А теперь будет совсем ни с кем. В глазах защипало.
— Смотри у меня, — бросил напоследок Явор и захлопнул дверь, оставив Алису в полном одиночестве.
Она развернулась спиной к двери и медленно сняла куртку, затем ботинки. Прошлёпала на кухню, ткнула кофемашину и встала, тупо глядя на пластиковую панель, защищающую стену от брызг. Кофемашина успела налить полчашки к кому моменту, когда Алиса разревелась.
Плакала она долго, сидя на полу перед кухонным столом и врем от времени задевая лопаткой угол столика, за которым и ела, и работала. Домик маленький. Ребёнок в нём не поместится. Ясень не вернётся. Лизе показываться нельзя. На Муданге оставаться нельзя. Всё, что Алиса неимоверными усилиями духа создавала последние несколько месяцев, порушилось в один день.
Она проиграла.
С чего она вообще взяла, что способна к самостоятельной жизни без папиного присмотра? Что заслуживает большего, чем гнить в оркестре, где она никому не нужна? Откуда такая спесь? Она же, выходит, всё запорола с самого начала, с первых же дней! Решила, что ей всё можно, потому что сняла халупу на отшибе и привлекла внимание знойного самца. Разве так делает человек, который может позаботиться о себе? Разве такой меркой себя меряет?
Алиса сидела перед печкой, которую она так старательно училась топить, и понимала, что её бегство не удалось. Её поймали — не папа, он-то не дотянулся, но путы её собственной беспомощности. Как в дурной комедии, попалась, потому что запуталась в собственных ногах. И теперь ей ничего не оставалось, как возвращаться в клетку, потому что эта канарейка не выживет в природе.
Алиса вытащила телефон и некоторое время просто смотрела на погасший экран. Наконец она решила, что может по крайней мере выпить свой кофе, прежде чем окончательно ставить крест на свободной жизни. Кофе уже подостыл и вовсе не годился на роль последнего желания перед пожизненным заточением. Алиса поставила новый, а сама тем временем умылась и выпила воды. В клетку она пойдёт с гордо поднятой головой. Хотя бы попытается. Конечно, папа, скорее всего, увидит её насквозь, как обычно, но пускай ему придётся для этого хоть небольшое усилие приложить.
Кофе Алиса смаковала так долго, как могла. Помимо предстоящего разговора её подстёгивало получить как можно больше удовольствия ещё и та мысль, что придётся поумерить количества кофе, которые она потребляет, а то женщина из клиники говорила, что это не очень полезно… Но всё же когда-то чашка иссякла.
Алиса несколько раз глубоко вдохнула, словно готовясь к прыжку с парашютом, а потом, не давая себе опомниться, разбудила телефон, открыла избранные контакты и ткнула в первый. Она так и не удосужилась его оттуда убрать. Как будто знала…
— Константин Романов слушает, — резкий голос сбил её с мысли, и Алиса секунду молчала, не соображая, как начать. — Кто это?
— Это я, — на автопилоте сказала Алиса и больно укусила себя за язык. Нельзя же просто так брать и отвечать на его вопросы, а как же поднятая голова?
Папа, однако, тоже на мгновение замолк — от удивления? Или глотал ругательства? Когда он заговорил, его голос звучал ещё резче.
— Когда тебя ждать?
Алиса поморгала. Вот так? То есть, он даже не подумал, что она может позвонить зачем-то ещё, кроме как сообщить о своей капитуляции? И она оказалась настолько предсказуема? Нет, ну она знала, что папа её увидит насквозь, но не настолько же издалека!
— Я хотела спросить, — промямлила Алиса, чтобы потянуть время и как-нибудь вывернуться из неизбежного признания его правоты, — как у тебя дела.
— Что ты там бормочешь? Я спросил, во сколько ты будешь дома! Если тебя интересует получить свежий обед, будь добра, определись со своими планами, иначе будешь опять питаться объедками из холодильника.
Алиса смотрела невидящим взглядом на свой бук, стоящий на столике. Что если она скажет папе, что у него будет внук? Это он тоже уже просчитал? Может, и пол угадает прямо с Земли? И про то, что отец — Ясень, тоже?
— А как дела у мамы? — произнесла Алиса, чтобы потянуть время.
— Как у неё могут быть дела⁈ — вспылил отец. — Сидит рисует, как обычно! Выставка будет в том месяце! Ты там пьяная, что ли? С чего такие дурацкие вопросы?
— Трезвая, — честно сказала Алиса. Хотя, наверное, её состояние и правда было похоже на одурманенное. — Тут на Муданге напитки так себе, а если с других планет заказывать, пошлина очень большая.
Папа издал какой-то придушенный звук и замолчал. Похоже, завис. Алиса, поздравляю, ты сломала папу. Вот он, твой единственный талант — ломать.
— Я недавно сломала сайт Космической оперы, — вспомнила она к слову. — Они открыли баг-баунти, я денег заработала прилично. Представляешь, ты вот с ними договариваешься о концертах, а я могла прямо с улицы зайти и посмотреть, каким телепортом ты прибудешь и в какой номер тебя поселят. Я, конечно, не ста…
— Что ты несёшь⁈ — не выдержал папа. — Ты когда домой вернёшься, паразитка⁈
Алиса погладила большим пальцем уголок бука. Надо было открыть, посмотреть расписание паромов, прикинуть время на сборы, сдачу ключей от дома… Это было простое действие, не требующее большой концентрации внимания. Это уж точно было проще, чем отказать папе. Но он был где-то там далеко. Он не знал, что Алиса проиграла. Не знал, что она не справилась. Он просто сидел с открытой клеткой и ждал, когда она сама заползёт обратно и закроет за собой.
— Никогда, — внезапно для себя и совершенно ровным голосом сказала Алиса. — К тебе — это не домой. У меня теперь здесь дом.
Сказала и поверила в это. Пусть она проиграла этот раунд, но разве это значит, что надо сливать и остаток игры? Что может быть хуже, чем вернуться к папе? Умереть? Нет. Испортить жизнь своему ребёнку? Ну, во-первых, Алиса пока что ничего, кроме ужаса, к нему не испытывала, во-вторых, угроза была какая-то абстрактная, а в-третьих, можно подумать, ему с папой будет хорошо! Алиса вот всю жизнь терпела, а если он по характеру будет больше похож на брата? Через что тому пришлось пройти — неужели на Муданге ему будет хуже⁈