Я по странам неисхоженным
С караванами шагал,
Над стихами невозможными
И смеялся и рыдал.
Помнишь, лампа, время зимнее.
Ночь. Беспамятство снегов.
Девушке с глазами синими
Говорил я про любовь.
Ты всему была свидетелем.
Но однажды в час ночной
Догорела, не заметила —
Я покинул дом родной.
Тишину твою уездную,
Сад с оркестром в полумгле
И свою каморку тесную
С кипой книжек на столе, —
Все, что сердцу было дорого,
Все оставил, разлюбил,
И в огнях большого города
В революцию вступил.
Годы шли крутые, быстрые,
Буреломные года.
По стране рассветной выстрелы
Грохотали…
А когда,
Вслед за песнею победною,
Вспыхнул свет электроламп,
Керосиновую, медную
Отнесли тебя в чулан.
Под портретом государевым
Возле сваленных икон
Отсияло твое зарево,
Схоронился медный звон.
Отошла в былое бедная
Дней уездных тишина.
Керосиновая, медная,
Никому ты не нужна.
Нынче всюду электричество.
Край наш вятский знаменит.
Но тот пламень твой лирический
До сих пор во мне звенит.
Попрощаемся, ровесница,
Лампа юности моей.
Передам тебя я с песнею
В краеведческий музей.
Будешь ты под черным номером
Мало места занимать,
Обо всем, что было-померло,
Будешь ты напоминать.
Может кто-нибудь задумавшись,
Вспомнит ночи при огне
И мечты мужавших юношей
Там в уездной тишине.
Горяча заката киноварь…
И со всею стариной
Город в славе керосиновой
Потухает предо мной.
1928
Привет воде
Не в круговом ли бурь движении
До розовых долин Аму
Дошел песчаным наваждением
Сахары огненный самум?
Теченья рек границы сломаны,
И где зеркалился узбой —
Все оказалось завоеванным
Песками, зноем и тоской.
Невыносимое видение —
Безводная сухая ширь.
Из ночи в ночь ты шла, Туркмения,
Вращая вековой чигирь.
Ты на песках была распластана
Страна неволи и беды,
И солнце жгло, и ветер властвовал,
И люди гибли без воды.
Там в пустыне за колодцами,
По беспамятным пескам
Ходит, бродит вместе с овцами
Одногорбая тоска.
Ни воды, ни корма малого,
А колодцы пусты.
Только ветры, ветры шалые
Да колючие кусты.
Ой, кочевье невеселое,
Суховейный, черный год!
Горевал, повесив голову,
В Кара-Кумах скотовод…
И вдруг вода речная, полая
Крутой, широкой полосой,
Вода, как свет, в пустыню голую,
В Келифский хлынула узбой.
Привет воде! Цвети, Туркмения!
Идет вода, кипит волной,
И ей навстречу с упоением
Шуршат пески на водопой.
Там, где когда-то бесполезная.
Бесплодная была земля,
Машина поступью железною
Открыла новые поля.
И ныне там встают оазисы,
И, славя первый водомет,
Унылая пустыня Азии
Сама себя не узнает.
И ветром влажным, небывалым
Шумит песчаный океан…
Так здесь открытием канала
Был начат пятилетний план.
1930
Сельская кузница
Кукует в кузнице кукушка —
Кует кувалда по станку
Свою докучную частушку:
Ку-ку, ку-ку.
Лучится утро чистой сталью,
Звенит и вторит молотку,
И над проселочною далью
Ликует звонкое — ку-ку.
Кудрявится вдали опушка
Кустами кучными в шелку.
Кукует в кузнице кукушка:
Ку-ку, ку-ку.
1920
Дмитрий Семеновский
Товарищ
Весенним дыханьем, нежданно и ново,
Меж нами промчалось заветное слово,
Заветное имя одно:
— Товарищ! —
Как песня, звучит нам оно.
То — песня во славу труда-миродержца,
То — мост, переброшенный к сердцу от
сердца,
То — братьям от братьев привет.
— Товарищ! —
Прекрасней воззвания нет.
Из темных подвалов, из глуби подполья
Помчалось оно на простор, на раздолья
Кипящих толпой площадей.
— Товарищ! —
То — новое имя людей.
Лучистее взгляды, смелее улыбки.
И кажется: майским сиянием зыбким
Вся жизнь озарилась до дна.
— Товарищ! —
Мы — сила, мы — воля одна.
1917
«Юных глаз счастливое сиянье…»
Юных глаз счастливое сиянье
И волненья радостного дрожь,
Как заветное воспоминанье,
Ты всегда в душе моей найдешь.
Помнишь: увидала, подбежала,
Хорошея сердцем и лицом,
И сияла взором и дрожала
Молодым сквозистым деревцом?
И недаром в том правдивом взоре
Так душа играла и цвела:
На любовь, на радость и на горе
Нежную ты руку мне дала.
В дни сомнений, в дни разуверений
Вспоминал я, милая, не раз
Трепет твой безудержный, весенний,
И сиянье необманных глаз.
И когда на ложный путь разлада
Мы сбивались, счастья не храня,
Свет того девического взгляда
Возвращал тебе всего меня.
Дни летят. Весна сменилась летом,
В листьях плод таится золотой.
Ты лучишься новым ровным светом —
Материнства теплой красотой.
1930
Никифор Тихомиров
Братья
Мы с тобой родные братья,
Я — рабочий, ты — мужик,
Наши крепкие объятья —
Смерть и гибель для владык.
Я кую, ты пашешь поле,
Оба мы трудом живем,
Оба рвемся к светлой воле,
С бою каждый шаг берем.
Я сверлю земные недра,
Добываю сталь и медь.
Награжу тебя я щедро
За твои труды и снедь.
Наши руки мощью дышат,
Наши груди крепче лат,
Наши очи местью пышут,
Постоим за брата брат.
Мы с тобой родные братья,
Я — рабочий, ты мужик,
Наши крепкие объятья —
Смерть и гибель для владык.
1917
Шершавая ладонь
Расту. Расту. Стальные нервы
Закалены среди машин.
Я не последний и не первый
Пришел от голубых равнин.
Пришел, пропахнувший лесами,
И с песнями плакучих ив,
Смотрел я детскими глазами
На стянутый ремнями шкив.
Смотрел и думал молчаливо
Под пляску звонких молотков,
И пряталась в душе пугливо
Семья печальных васильков.
Так с каждым днем все реже, реже
Всплывало дальнее село.
И новый мир в душе забрезжил,
Запело сердце, зацвело…
Я полюбил душой глубоко
Заводский грохот и огонь.
Насыщена железным соком
Моя шершавая ладонь.
1923
Борис Турганов
Товарный 209 238
Широки страны моей просторы:
протянулись без конца и края.
По ночам — сверкают семафоры,
и рожки сигнальные играют,
и уходят в дымные дороги,
в дальние, глухие перегоны
по крутым подъемам и отлогим
красные товарные вагоны.
… … … … … … … … … … … …
Ветер налетал, метал и плакал,
заливался, завивался выше.
Дождик покрывал блестящим лаком
станционные худые крыши.
Эшелон грузился у товарной,
и погрузка шла — без замедленья.
Знали мы: готовит враг коварный
снова на Советы наступленье,
знали мы, что пану поклониться
для рабочих — нынче несподручно.
И повез нас к западной границе
паровоз — насмешливый разлучник.
Наши хлопцы — сжались тесным
кругом,
крепко помнили, зачем мы едем,
и вагон товарный был нам другом,
согревал и двигал нас к победе.
И сильнее памяти о доме,
и сильнее, чем глухая осень —
мне запомнился вагонный номер:
209 238.
… … … … … … … … … … … …
Не задаром, видно, хлопцы бились, —
мы покой завоевали прочный.
Время шло, мы сроки отслужили,
и настало мне идти в бессрочный.
Дома много всяческой заботы:
незаметно день за днем проходит.
Позабыл я за своей работой
о тяжелом, о двадцатом годе.
И, довольный этой мирной долей,
жил я, ни о чем не беспокоясь,
но однажды, возвращаясь с поля,
повстречал в степи товарный поезд.