Еще поехали в первую свою экспедицию в Хрящевку Ольга Евтюхова, Элеонора Федорова-Давыдова, Маргарита Герасимова, Юрий Новиков, профессиональный фотограф — мой фронтовой друг Игорь Леонидович Межеричер. Несколько позднее к нам присоединился тоже заслуженный фронтовик и превосходный полевой археолог Леонид Павлович Зяблин. Появилась у нас и своя машина — знаменитая полуторка, которая активно и уже, конечно, безвозмездно передавалась нами крестьянам, покидавшим трехсотлетнее село и переселявшимся на третью террасу, в степь. Иногда, правда, она возвращалась с арбузом, а то и с рыбой. Село Хрящевка было еще больше Ягодного. Были в нем приходы, из них два с каменными церквями, была главная площадь — «Биржевая» — с паровой мельницей. Был свой причал... Подошел ко мне председатель сельсовета, говорит: «Яковлевич! Ну что мне делать наверху, если пожар! Поставили бур, сверлим-сверлим, 18-го метра достигли, а воды все нет!». Стало очень горько! Относились к нам в селе замечательно. Поселили, как и в Ягодном, в старой, прекрасно сохранившейся земской школе, в глаза называли благодетелями, вспоминаю это со щемящим чувством. Формально я был перемещен на должность заместителя начальника экспедиции, но второй отряд оставил за собой, так же как и сам А.П. Смирнов в первом отряде в Булгаре Великом. К задачам же отряда были присоединены поиски палеолитических памятников, порученные превосходному специалисту в этой области Марии Захаровне Паничкиной. Также в компетенции отряда были и памятники времени сложения Волжской Болгарии, салтовские культурные элементы, которые, хоть и в мало выразительном виде, были зафиксированы при единичных погребениях курганов у с. Ягодного.
Л.Н. Петров, Н.Я. Мерперт, А.П. Смирнов. 1953 г.
Куйбышевская экспедиция 1951 г. Второй отряд. Хрящевка. На подвозе сена
Куйбышевская экспедиция. Поволжье, с. Хрящевка, 1952 г. Слева направо: Н.Я. Мерперт, М.З. Паничкина, Д.И. Архангельский, А.П. Смирнов
Хрящевка была буквально окружена курганными группами и остатками разновременных, а иногда и многослойных поселений, что обусловлено превосходными природными условиями района: тучными черноземами, заливными лугами, реками (Черемшан, Сускан, Шейкиан) и озерами (здесь начинаются знаменитые аксаковские места), пойменными рощами. Срубные курганы составляют явное большинство памятников и в целом близки по основным параметрам, но они разнообразнее по отдельным показателям и чаще содержат впускные погребения более поздних периодов. С другой стороны, здесь встречены и курганные погребения, предшествовавшие срубным и относящиеся к еще очень мало изученным или вообще неизученным группам (весьма условно они связываются с полтавкинской культурой). В общем плане правильно отмечалась их древнеямная подоснова, но дальнейшая эволюция последней, факторы, обусловившие ее процесс, и результаты оставались невыясненными. И в этом плане работы Куйбышевской экспедиции позволили несколько прояснить положение. Был зафиксирован ряд курганных групп, включавших от трех до двух курганов в районе между Хрящевкой и Ставрополем. Размеры курганов различны: от очень небольших — диаметром 10 м и высотой 0,50 м до весьма крупных — диаметром до 60 м и высотой до 4 м. Для них всех характерна круглая в плане форма и четко выраженная полушаровидная насыпь, что резко отличает их от сильно уплощенных и часто овальных срубных курганов этого района. Два таких кургана вскрыты у с. Светлое Озеро — один малый (диаметр 15 м, высота около 1 м), второй большой — диаметр 3,5, высота 2,7 м. В первом найдено одно погребение: погребенный, лежавший скорченно на спине головой на северо-северо-восток, был густо покрыт охрой у черепа и ступней. Во втором кургане два основных — погребения мужское и женское — в отдельных материковых ямах. Оба костяка лежали на спине лицом вверх, головой на северо-северо-восток, мужской костяк с вытянутыми, женский с согнутыми руками. Оба основных погребения безынвентарны.
В насыпи же кургана найдены два впускных погребения. Одно явно позднее, с костяком, вытянутым головой на запад и принадлежавшим ребенку 2-х лет. Вещей при нем не было. Вторым же было типичное срубное погребение со срубным горшком. Наиболее же интересен третий курган — одиночный и самый большой: диаметр его 60 м и высота близка к 4 м. Будучи господствующей высотой этого участка, он пользовался особым вниманием в самые различные эпохи, вплоть до современности, когда на нем совершались весенние празднества. В разных слоях его насыпи открыты остатки кострищ и зольных пятен. В 1 м от поверхности раскопки показали наличие значительного пятна материковой глины, и в нем локтевая и часть лучевой кости человека. И много ниже, на материке, на этом же месте вскрыта большая круглая яма (диаметром 2,50 и глубиной 1,40 м), в которой найдены отдельные кости человека, коровы, барана и косули, а также скопления золы и угля.
Могильная яма располагалась под центром насыпи. Форма ее близка квадрату с сильно округленными углами. Сторона ее 3,50 м, глубина в материке около 2 м. Удалось проследить темно-красную прослойку и следы перегнившей бересты, на которых и лежал погребенный — на спине, головой на северо-северо-восток. У ног погребенного стоял раздавленный землей горшок. Вся поверхность покрыта орнаментом. Сосуд оригинален, но как форма его, так и основные элементы орнаментации, несомненно, связаны с керамикой полтавкинских погребений, причем с наиболее ранними ее формами, сохраняющими еще древнеямные традиции и вместе с орнаментацией свидетельствующие о генетической связи между последовательными ступенями развития бронзового века лесостепного Заволжья.
Раскопки кургана №1 у села Хрящевки, поздний бронзовый век
Остатки погребального дома в кургане №1
Находка сосуда в погребении «Крестового Кургана» при тождестве обряда погребения всех трех курганов у Светлого Озера позволила уточнить датировку всей этой оригинальной группы, поскольку совмещение их показателей свидетельствует о несомненной преемственности между древнеямными погребениями и описанными курганами светлоозерской и подобных ей групп. Вместе с тем последние приобретают и новые черты, позволяющие говорить о полтавкинской культуре, в свою очередь явившейся одним из компонентов срубной культуры Среднего Заволжья. Открытие наиболее раннего этапа этого достаточно сложного и многокомпонентного процесса явилось определенным вкладом в общее развитие проблематики бронзового века степного и лесостепного Поволжья.
До сего времени мои описания памятников срубной культуры Среднего Поволжья касались лишь погребальных памятников, поскольку погребальный обряд и инвентарь (прежде всего, керамика) наиболее информативны для определения культурной принадлежности и хронологии памятников. Поселения значительно реже и в гораздо большей мере подвержены разрушениям. Но, все же, ряд их остатков был открыт нашей экспедицией и в отдельных случаях может быть отнесен к наиболее информативным памятникам всей срубной культурно-исторической области.
Значительно менее стационарно довелось мне работать в смежных Среднему Поволжью областях. К югу от него — в степях Нижнего Поволжья — я сменил К.Ф. Смирнова на посту начальника Сталинградской экспедиции в 1957 году, за два года до ее завершения. Предварительно, в 1956 году, по окончанию Куйбышевской экспедиции я по приглашению нашего ведущего кавказоведа Е.И. Крупнова принял участие в рекогносцировке на значительной территории Северного Кавказа — от Грозного до Кисловодска. После этого мы отравились в Махачкалу и посетили некоторые из дагестанских экспедиций. Я был поражен и фантастической красотой Кавказа, и поразительными археологическими его богатствами, а также тесными связями северокавказской и степной проблематики. Последняя, естественно, серьезно заинтересовала меня в ходе исследования памятников срубной культуры Среднего Поволжья, а для выяснения ее корней весьма благодатным оказался «сдвиг к югу» в степное Поволжье — от Мелекесса до Прикаспия — т.е. в пределы тогда еще фактически не изученной, но лежащей в основе всего дальнейшего развития юга Восточной Европы от Западного Причерноморья до Прикаспия древнеямной культурно-исторической области. С ее памятниками я впервые соприкоснулся в 1957 году у села Быково и хутора Красная звезда, где совместно с В.П. Шиловым продолжил широкие раскопки древнеямных курганов, начатые К.Ф. Смирновым и введшие меня в сложнейший процесс первичного освоения степных пространств, сложения простейших форм подвижного скотоводства, а следовательно, специфического варианта «неолитической революции», взаимодействия с древнейшими раннеземледельческими центрами. Именно в Нижнем Поволжье и Предкавказье сложилась одна из основных зон соприкосновения и взаимодействия раннеземледельческого и степного миров, сыгравших столь значительную роль в исторических судьбах Евразии. Вместе с тем, изучение того же взаимодействия неизбежно влекло за собой его расширение за счет охвата новых регионов, новых форм связей, втянутых в этот процесс.
Эта важнейшая проблематика, которая стала для меня основной на 50-е и 60-е годы, территориально выходит далеко за пределы Нижнего и Среднего Поволжья, но именно последнее явилось главным импульсом для соответствующих моих исследований. Предшествующие разделы посвящены, за редким исключением (Быково, Красная звезда, Светлое озеро), памятникам срубной культуры — наиболее поздней и развитой, я бы сказал, финальной для степных и лесостепных культур, возникших на подоснове древнеямной культурно-исторической области, где наиболее сильны были южные, юго-западные и юго-восточные компоненты. Но в эпохи среднего и позднего бронзового века, с распространением производящих форм хозяйства и формированием вторичных его центров на широких территориях и Центральной, и Южной Европы, и западной Азии, положение резко усложнилось. Определяющее воздействие в том же лесостепном Поволжье имели уже не только южные импульсы, но и ряд прочих — от центральноевропейских до западноазиатских. Результатом их воздействий (а точнее взаимодействия) явилось формирование ряда сложных и многокомпонентных феноменов. Одним из наиболее значительных явлений такого рода была абашевская культура позднего бронзового века с первоначальным центром сложения в чувашском правобережье Поволжья, распространившаяся на ряд районов Волго-Донского междуречья и Южного Приуралья. Определенная территориальная разобщенность охваченных регионов и нерегулярность исследований обусловили некоторые разночтения, касающиеся ряда основных проблем этой культуры: места и времени ее сложения, основных компонентов соотношения территориальных групп, путей распространения, связей с окружением в указанных регионах.