Возвращаемся к нашей скале пешком. Переходим Вади-Аллаки чуть ли не час. На той стороне — высоко на большой плите — вновь изображения жирафов и прочих зверей. Там стоит наша машина, ездившая куда-то к каменоломне. Добираемся до нее, ложимся с Олегом в тень от машины и засыпаем.
Но вскоре взбираемся в машину и вновь едем, забираем В.В. Пименова. Обратный путь промелькнул особенно быстро. В начале шестого мы подъехали к дому викиля. На сей раз вымотало всех. На Борисе Борисовиче и Льве Николаевиче лица человеческого нет.
А мы с Олегом вспоминаем, как полтора месяца назад совершили первый свой поход в Вади-Аллаки, вдвоем и без машины.
Идем на мол (у викия все же отголоски цивилизации). Плещемся. Нил сразу же снимает половину усталости. Солнце садится за черные горы. Рериховские краски! Сейчас, в отличие от декабря, сумерки длятся хоть полчаса, Нил становится стальным, а потом уже черным.
Все нетерпеливо смотрят в сторону лагеря: ждут катера. Наконец, показался огонь: он то движется, то останавливается, приближается бесконечно долго, мы даже спорим, катер это или нет. Оказывается, катер. Спускаемся в него, грузим вещи. Канистра пуста: 15 литров выпиты.
Нубия, март 1962 г., М.У. Юнисов, худ. В. Пименов, Фуад Якуб, принцесса Ага-Хан, А.В. Виноградов, О.Г. Большаков, Н.Я. Мерперт, П.Д. Доровских
7 марта
Конец рамадана. Первый день большого трехдневного праздника Эйди-Футур. В Куштамне и Дакке уже слышатся песни, а за заливом, у шалашей бедуинов, видны разряженные люди. Все разговляются, а нам вот нечем.
На Хор-Дауде нас торжественно встретили рабочие. Они молились в мечети и праздновали в Куштамне. Отвели нас в палатку. Угощали сладким напитком, чаем и арахисом. Каждый из рабочих совал мне сигарету. Я их зажигал одну за другой и бросал. Олег в это время практиковался в разговорном арабском языке, просвещая рабочих в истории России. Говорил он превосходно, а слушатели у него были очень благодарные. У Олега было все: и Бонапарт, и Отечественная война, и продовольственная проблема, и пенсии, и наличие в России мечетей.
Далее речь пойдет о случае, для нашего лагеря чрезвычайном, и чтобы тематически подвести к нему, придется вернуться ко времени нашего появления в Асуане в самом начале декабря 1961 года. Пролетели мы тогда из Каира более 1000 км. Африка была там гораздо «более настоящей», чем в Каире, а Египет «более глубинным», и мы спешили с ними познакомиться. Все это обволокло нас: остров Элефантина, экзотический сад короля Фарука, подлинный ботанический рай с редчайшими растениями, гигантский некрополь в огромной стене, где вырубленные в ней галереи открывают доступ к погребальным храмам египетской знати, в том числе завоевавших Нубию адмиралов Нильского флота и фараоновых полководцев. Хронологически галереи спускаются от Древнего царства наверху до римской эпохи внизу. Многочисленные надписи и роспись храмов бесконечно информативны и позволяют здесь, более чем где бы то ни было, возрождать не только события ряда эпох, но и человеческие характеры, особенности, интересы, устремления, слабости, достоинства.
Памятники этого района предельно многообразны. Мы много часов провели на описанном скальном некрополе. Посетили названные выше острова, осмотрели незавершенного колосса (не полностью вырубленного и не поднятого) эпохи Среднего царства. На правом берегу внимание привлекла замечательная живописная скала, увенчанная превосходным мавзолеем, ниже которого располагался дворец, парк, загон для ланей, наконец, причал с охраной. Наша яхта называлась «Изида», ее хозяин звался Али. Он же исполнял обязанности нашего гида. «Туда нельзя, — сказал он, указывая на причал. — Это мавзолей Ага-Хана». Всезнающий Олег тут же прокомментировал: «Ага-хан — глава могущественнейшей и богатейшей секты Фатимидов, принц иранской Каджарской династии, свергнутой Реза Пехлеви. Ежегодно получал огромные дары от мусульман всего мира, в том числе из СССР. Весь комплекс создан его вдовой — европейской художницей и архитектором»...
Принцесса Ага-хан, Н.Я. Мерперт и египетский инспектор Фуад Якуб в лагере экспедиции. Египет 1962 г.
Февраль—март. 1963 г. Принцесса Ага-хан в лагере с российской экспедицией.
Принцесса Ага-Хан в Нубии
Яхта принцесса Ага-Хан
Эти строки предваряют события в нашем лагере в середине февраля 1962 года. Вернемся к ним. Была пятница — свободный день мусульман. Борис Борисович был на конференции в Каире. Мы же занимались генеральной чисткой лагеря. От причала нашего «флота» (катера и шлюпки) нас отделяла скальная гряда. Поэтому возвращавшийся катер показался и скрылся за ней. Мне показались в нем цветные женские зонтики. Прибежавший Олег принес мне брюки. Себе же разыскал модные тогда остроносые ботинки. После переодевания покинули, наконец, палатку. Снаружи застали оживленное движение. Товарищи наши были в несколько растерянном состоянии. От причала же к гостевой палатке сновали незнакомые арабы с баулами и тюками. На наиболее удобном участке располагались две женщины. Одна — европейка — в платье из тяжелого шелка, с правильными чертами лица и превосходной фигурой. Вторая — девица среднего роста, в таком же платье, но желтого цвета. Она оповестила нас, кивнув на первую и говоря по-немецки: «Ее светлость принцесса Ага-хан». Последняя недовольно прервала ее, спросив нас с Олегом: «На каком языке будем говорить?». Я предложил французский, на что последовало: «Слава Богу! Это мой родной язык!». Далее несколько вопросов о нашей работе и планах на сегодня. Она обладала поразительной способностью снимать напряжение. По ее приказу несколько сопровождавших слуг-арабов извлекли большой тюк, оказавшийся надувной лодкой с двумя моторами. Появился и насос, как в сказке, за несколько минут. И все под наблюдением араба-телохранителя с большим кривым кинжалом и автоматом. Оказалось, что принцессу зовут Иветта, она — француженка, приняла ислам, по профессии — художница и архитектор, спроектировала и дворец, и мавзолей, и парк; от мужа получила огромное наследство, в силу чего в Египте практически всемогуща, начитана, бывала в России, знает ее литературу, музыку, живопись. Интересный собеседник, в обращении поразительно проста.
Наш повар — нубиец Абда — был потрясен тем, что будет готовить обед самой принцессе Ага-хан и с достоинством с этой миссией справился. Обед получился очень веселым и непринужденным. Принцесса пикировалась с Олегом по-арабски и с Петром Дмитриевичем по-французски (он немного говорил). Со мной говорила о русской музыке, восхищалась «Шахерезадой» Н.А. Римского-Корсакова, говорили о том, что это уже музыка не национальная, а общемировая. Здесь мнения наши абсолютно совпадали.
Конечно же, появление этой женщины внесло значительное разнообразие в специфическое наше бытие. Обед давно перешел в ужин, но расходиться никто и не думал. Принцесса легко и с явным удовольствием пила водку, вызвав восторг экспедиции. Правда, на следующий день, проспав до полудня, принцесса пыталась изобразить головную боль и жаловалась: «Это ужасно! Для нас водка не привычна!»
Мы с Сашей Виноградовым и Олегом ушли в маршрут, часов на пять. Вернувшись, застали веселье в самом разгаре. Принцесса полностью адаптировалась в экспедиции и объявила мне, что завтра нас покинет, но ненадолго; этот раз она здесь случайно, следующий будет специально.
Слово она сдержала в полной мере. На следующий день пришел за ней целый пароход и остановился посередине Нила. Петр Дмитриевич на нашем катере проводил ее, совершив круг почета вокруг парохода, в то время как рабочие на берегу плясали и махали цветными платками. Через неделю вернулся Борис Борисович, а еще через три дня вернулась и она. Общий язык был найден тотчас же, веселье возобновилось в полной мере и продолжалось около недели. Далее г-жа Ага-хан способствовала нашей эвакуации по окончании работ, присылке за нами соответствующих плавучих средств. В Ассуане мы были приглашены во дворец и после теплого приема посетили и могилу Ага-хана.
Дружба распространилась и на следующий сезон, когда в марте 1963 года принцесса на своем пароходе прибыла в наш лагерь встречать свой день рождения. Сложилась предельно комичная ситуация: пароход пришел почти ночью и стал настойчиво нас вызывать. А мы, ничего не подозревая, весь день ремонтировали свою технику (электростанцию и катер), были соответственно одеты и перепачканы маслом, и в таком виде явились на пароход, где были весьма высокопоставленные гости: лорд и леди Брокс де Бивербрук, одна герцогиня, ряд прочих представителей высшего света — послы, их жены и прочие приглашенные. При появлении нашей экзотической компании принцесса ни на секунду не потерялась, она, обращаясь к гостям, жестко сказала: «Как видите, на Ниле люди не только прохлаждаются, но и работают». Прием длился почти до утра. На другой день гости попросили показать им пустыню. Поручено это было мне. Провез их до первых «лунных пейзажей» и скальных рисунков и надписей, с особым энтузиазмом воспринятых гостями.
Могильник Наг-Набрук, явившийся основным археологическим объектом второго сезона нашей экспедиции, располагался на западном берегу Нила у нубийского села Курта, на 20 км южнее Дакки и Хор-Дауда. Зафиксирован он был в 1962 году, и тогда же А.В. Виноградов раскопал там 35 погребений, тщательно исследовал материал, осветив все связанные с ним вопросы, правильно определив его хронологию и место в археологии Нубии и Южного Египта в целом. К сожалению, А.В. Виноградов во втором сезоне экспедиции не участвовал, и раскопки могильника продолжили О.Г. Большаков и автор этих строк, вскрывшие 132 погребения и получившие уже огромный материал. Данный входил в группу «С» созданной тем же Сесилом Ферсом нубийской хронологической колонки (XX-XVIII вв. до н. э.). Могильник можно считать одним из крупнейших некрополей этой типичной для Нубии группы. Число погребений в нем превышало 400. Таким образом, наши раскопки существенно пополнили долю вскрытия погребений.