Наиболее же яркой категорией этой культуры явилась керамика, бесконечное многообразие, качественный уровень, художественная ценность и историческая информативность которой сравнимы лишь с древнегреческой керамикой эпохи расцвета античной культуры. Резко возрос технический уровень ее производства — подготовка глиняного теста, составление красителей и особенно высота обжига. Уже в предшествующий хассунской культуре появились сменившие костровый обжиг специальные обжигательные печи с разными уровнями топки и обжигательной камеры. И первые их образцы найдены нашей экспедицией на Ярым-Тепе I. Ныне же были открыты поразительно совершенные образцы печей : из топки жар поступал в обжигательную камеру не только через отверстия в полу последней, но и по ряду внутренних каналов в стенке самой камеры, где хорошо подобранные примеси придавали обжигаемой глине особую прочность, а краскам — многовековую сохранность, где объекты росписи — и растительные, и животные, и рукотворные, и абстрактные были элементами повседневной жизни и создавали непосредственно заимствованный из природы сюжетный мир. Уже в первые дни раскопок Ярыма II Рауф Магомедович показал мне фрагмент очень большого сосуда, на овальном горле которого были изображены в красках два гепарда, стоящих в геральдических позах на задних лапах, протянув передние друг к другу. Это уже не просто орнамент — это уникум, скорее всего, имевший сакральное содержание. Несомненно, то же надо сказать об уникальных находках в ранних горизонтах того же ЯТ-II, где найдены трупосожжения, расчлененные остатки погребенного и ряд отдельных черепов. Сакральный характер всего этого участка безусловен и не ограничивался указанными находками, крайне важными не только самих по себе, но и в силу их ритуального разнообразия, свидетельствующего о сложности идеологических представлений создателей халафской культуры. С жертвенниками связываются и ритуальные сожжения животных, и остатки прокаленных фрагментов сосудов как расписных, так и грубых, причем и те и другие предварительно разбивались, что входило в порядок ритуальных действий.
Примером тому служит подвергшийся подобным воздействиям и полностью восстановленный нашей экспедицией фигурный флакон в виде массивного зверя, сочетавшего формы слона — четыре столбовидные ноги, миниатюрный хоботок с туловищем свиньи, свиным хвостом и т. п. О назначении этого зооморфного сосуда как флакона свидетельствует большая воронка на спине животного. Все тело зверя покрыто геометрической росписью, включавшей многолучевую звезду, криволинейные композиции, залитые краской (коричневый по розовато-желтому фону), концентрическими окружностями (медалями), подвешенными на груди, точечным заполнением и пр. Абсолютно та же ситуация отличает второй флакон, еще более уникальный и также полностью восстановленный. Высота его 21 см. Это великолепно выполненная фигура обнаженной женщины с подчеркнутой талией, грудью и распущенными по спине волосами. Горловина сосуда имитирует шею, голова и ноги не выделены. Руки согнуты в локтях. Кисти прижаты к грудям. На плечах обеих рук изображены по три браслета, на шее — ожерелье. Это замечательное изделие носит, несомненно, культовый характер: изображена богиня, скорее всего, плодородия. Роспись сосудов включает наряду с геометрическими фигурами многие сотни изображений растений, животных, птиц, рыб, змей, насекомых, а также хижин, деревьев и т. д.
Ярым Тепе II. Антропоморфный расписной флакон «Ярымская богиня»
В целом за 12 напряженных полевых сезонов в Северо-Западном Ираке (1969-1980 гг.) советская экспедиция провела масштабные раскопки основных праисторических культур этой обширной и исторически значительной области в огромном хронологическом диапазоне от VIII до конца IV тыс. до Р.Х., определив роль в важнейший период неолитической революции в первом в мире ее историческом центре.
За научные исследования древнейшего культурного развития на территории Ирака руководителю археологической экспедиции Российской Академии Наук Рауфу Магомедовичу Мунчаеву и участникам экспедиции Николаю Оттовичу Бадеру и автору этой книги присуждена Государственная премия Российской Федерации в области науки.
XXVIII. Российские археологические исследования в Сирии
В связи с описанными выше исследованиями в Ираке, мы с Рауфом Магомедовичем Мунчаевым сочли необходимым ознакомиться с археологическими памятниками смежных территорий и их соотношением с памятниками Ирака. Среди соответствующих территорий наибольший интерес представляла для нас Сирия, являвшаяся прямым продолжением Месопотамии как к югу с путями к Египту, Палестине, Иордании, так и к Восточной Анатолии, Кавказу, Причерноморью.
Обстановка благоприятствовала нашей затее: в 1983 г. было получено приглашение Министерства культуры Сирийской Арабской Республики российским археологам посетить Сирию для обсуждения с руководством управления древностей и музеев Сирии вопросов советско-сирийского сотрудничества в области археологии. В апреле того же года состоялся первый официальный визит в эту страну, являвшуюся неизменным партнером Месопотамии во всех аспектах развития человечества: начиная с самого формирования физического типа человека, и далее — до его совершенствования, «неолитической и урбанистической революций» и сложения древнейшей в мире цивилизации. Чрезвычайно интересные пути гомогенного развития сочетались в Сирии с воздействиями, в том числе принципиальными и решающими, со стороны Месопотамии, Египта, Финикии, Хеттской державы, Ахеменидского Ирана, позднее возникли здесь очаги эллинистической и римской культуры. Хорошо известна позитивная роль Сирии в становлении арабской государственности и развитии всех отраслей арабской цивилизации.
И многие культурные феномены, исследованные нами в Ираке, т.е. в «классической» Месопотамии, в ходе своего развития охватывают Сирию, используя как очень ценные ресурсы, так и производственный и культурный опыт ее населения. В других случаях, достижения собственно месопотамских групп ( как в производственной, так и в культурной сферах) именно в Сирии с ее извечными морскими связями получали наивысшее развитие, что способствовало широкому их распространению и интенсивному воздействию на общий уровень развития как близких, так и достаточно далеких территорий.
Для нас же наиболее значительным был вопрос об общей роли Сирии в формировании древнейшего ближневосточного культурного очага, уступала ли она общепризнанной роли Месопотамии и светила лишь отраженным светом последней или была ее естественным продолжением и равнозначным участником отмеченного процесса.
Надо сказать, что сирийская сторона сделала все необходимое для нашего ознакомления со страной и археологической ситуацией в ней, большей частью наиболее значительных ее памятников и музейных комплекций, организации работ и научных связей. Естественно, в предложенную нам программу были включены памятники самых разных эпох: от стоянок нижнего палеолита до только что отрытого государства Эбла — подлинной археологической сенсации нашего времени (III-II тыс. до Р.Х.); от мечети Омейядов в Дамаске до монастыря, где у несторианского монаха учился пророк Мухаммед; от огромного римского театра в Бусре до знаменитой Пальмиры; от Алеппо (Халеба) до Угарита (Рас-Шамры), от ранневизантийского комплекса монастыря Сан-Симон (V в.) до одного из наиболее известных замков крестоносцев — «Крак де Шевалье» и остатков грандиозных финикийских сооружений вблизи Латакии, ныне полузатопленных у побережья этого города. Бесчисленное множество столь же поразительных памятников по сути дела всех эпох развития и средневековой истории сирийского региона Ближнего Востока! Наша крайне насыщенная поездка не коснулась тогда лишь северо-востока страны — за Пальмирой, полупустынными участками, простирающимися за ней вплоть до Евфрата у города Дейр-эс-Зор и далее — до города Хассака на Хабуре, главном притоке Евфрата, протекающем здесь по землям Сирии и Турции и давшим имя всему региону — «Хабурский треугольник». Последний стал легендарным по насыщенности археологическими памятниками, в том числе такими известными, как Телль-Халаф, Шагар-Базар, Телль-Брак, с востока к нему подходит Синджар с Ярым-Тепе, южнее — Джезира с Умм-Дабагией.
Вполне закономерно, что после прекращения исследований в Ираке и решения о перебазировке в Сирию, вновь под руководством Р.М. Мунчаева, в 1987 г. была произведена углубленная разведка специально в северо-восточной части страны, и прежде всего — в «Хабурском треугольнике», в районе города Хассака. Автор этих строк в разведке не участвовал: она была осуществлена Р.М. Мунчаевым, Н.О. Бадером, О.Г. Большаковым и показала, что по насыщенности памятниками праистории и древнейшей истории, идентичными и больше повторяющими основную колонну культур Северной Месопотамии, долина Хабура, особенно в районе Хассаки и к северу от него, не уступает району Мосула и долине Синджара. При дальнейшем обследовании этого региона (в котором я уже участвовал) особое наше внимание привлекла группа крупных теллей вблизи деревень Хазна и Алави, расположенных в 25 км к северо-востоку от Хассаки, в нижней части аллювиального бассейна водостока Вади Ханзир — притока Джаг-Джага, впадающего в Хабур. У Хазны же на протяжении 1 км зафиксированы три телля, высота которых превышала 10 м, а у крупнейшего и крайнего с севера из них достигала 16 м. Он получил наименование Телль-Хазны I и стал основным объектом плодотворных исследований экспедиции, длящихся уже более 20-ти лет. Уже в первые годы обильный подъемный материал вместе с материалами ряда разрезов доказал и функционирование этого памятника с конца IV до первой трети III тысячелетия до Р.Х., т.е. в I — начале II раннединастические периоды. Из-за возникшей в начале 1990-х годов острого положения нам пришлось сделать в раскопках Хазны I двухлетний перерыв и занять его значительно менее масштабными зондажными раскопками другого, несколько меньшего телля той же группы в 1 км к югу от первого. Он был маркирован как Телль-Хазна II, избрание же его было обусловлено не только значительно большей дешевизной десятиметрового ступенчатого зондажа, но и наличием замеченного мною у края его основания очень большого черного сосуда, абсолютно тождественного наиболее архаичным сосудам Телль-Сотто и Умм-Дабагии, а далее — и самой Хассуны. Внутри сосуда было скорченное на боку детское погребение, аналогичное погребению в толосовидном сооружении изначального, нижнего (XII) горизонта поселения ЯТ-I в Ираке. В обоих случаях найдены ожерелья из каменных бус (бирюза, мрамор, сердолик, алебастр, халцедон, лазурит и др.), половина мраморного сосуда. Подчеркну, что столь поразительное сходство и в обряде захоронения, и в инвентаре достаточно удаленных друг от друга захоронений документирует единство ритуала не только в указанных пунктах, но и всем районе Хабурского треугольника.