ыльную пену;
— Миссис Роджерс! — крикнул Джеймс.
— Что, черт возьми, случилось? — грозно спросил полковник Энтони.
Миссис Роджерс не могла вымолвить ни слова. Левой рукой она уцепилась за Джеймса Хардвика, а правой протягивала ему запятнанную кровью тряпку. Теперь уже у нее не было сомнений насчет происхождения пятна. Красновато-коричневые пятна на ковре и красновато-коричневые разводы на холщовой тряпке были именно кровью. Она всхлипывала, указывая на ступеньки, перемежая всхлипывания сбивчивым бормотанием:
— Там… на ковре… вон там! Я не знала… не знала! А то бы не прикоснулась! Это кровь!
Кармона побледнела. Она вспомнила все детали той жуткой ночи. Вспомнила, как Пеппи поднималась в полночь по этой лестнице, как с ее платья капала кровь Элана, о которого она споткнулась в темноте. Кармона понимала, что надо взять себя в руки — здесь был полковник Энтони. Что он здесь делает? Но раз уж он тут, надо с этим считаться. Кармона спустилась и положила руку на плечо миссис Роджерс, та вздрогнула от прикосновения и разрыдалась.
— Холодной воды! — громко, по-военному скомандовал полковник Энтони. — Мокрую холодную губку! Ну, кто-нибудь там, наверху, быстро! — а потом тихо добавил:
— Миссис Энтони сразу приходила в себя от холодной воды, текущей ей за шиворот. В первые годы замужества с ней частенько случались истерики, но мокрая губка полностью исцелила ее от этого недуга.
Миссис Роджерс, однако, не стала ждать исцеления.
Она сбежала по лестнице в холл и с рыданиями бросилась к миссис Бистон, которая тут же ее увела, чтобы успокоить, напоить чаем.
Все остальные не тронулись с места, они как завороженные смотрели на тряпку в бурых разводах. Появилась Мейзи Тревер в кружевном чепце и в халате с оборками.
— Что случилось? — спросила она. — Не горит ли дом?
В такую жару это было бы совсем некстати. Или что-то случилось с этой женщиной? Я слышала, как она кричала.
Полковник Энтони сказал:
— Видите, дружище, это — кровь. Вне всякого сомнения. Вот пятно, и на той ступеньке… о, и еще, немного пониже. Вы только взгляните, миссис Хардвик. Странно, очень странно. Знаете, как бы неприятно вам это ни было, у вас нет выбора. Об этом надо сообщить в полицию.
Кармона посмотрела на Пеппи. Казалось, Пеппи окаменела. Она стояла возле лестницы. Ее лицо, шея и плечи были белыми, как молоко. Кармона подошла к подруге и взяла ее за руку:
— Нам всем надо одеться. Пойдем, накинешь что-нибудь.
Но Пеппи не сдвинулась с места.
— Это ведь кровь, правда? Кровь? — произнесла она так, что все могли слышать. — Она, наверное, капала с моего платья, когда я поднималась наверх.
— Господи! — воскликнул полковник Энтони.
Глава 23
Через два часа полковник Энтони был в полицейском участке. Он требовал встречи с инспектором Кольтом. Но ему предложили поговорить с кем-нибудь другим, поскольку инспектор Кольт был занят. Полковник был возмущен.
Он не желал говорить ни с кем другим. Как человек, первый обнаруживший труп, он был вправе рассчитывать на встречу с инспектором Кольтом. Тем более что пришел он в участок не с пустыми руками, а с неоспоримыми доказательствами, которые и намеревался представить.
Его заставили прождать целых два часа, хотя он лично был свидетелем того, как в доме над обрывом обнаружили пятна крови на лестнице. И слышал, как у этой молодой женщины вырвалось признание. Правда, по телефону он был по-военному краток. Нет, он ничего не хочет сообщить, он только хочет знать, когда освободится инспектор Кольт. Да, он подождет. Очень хорошо, он будет в полицейском участке ровно в десять тридцать.
Сейчас было ровно десять тридцать.
Полковника проводили в кабинет инспектора Кольта, который собирался сократить разговор до минимума. Он почти не сомневался, что старик пришел предложить свою версию убийства. Однако когда полковник Энтони рассказал о событиях сегодняшнего утра, инспектор изменил свое мнение. Он позвал Фрэнка Эбботта, и они оба отправились в дом Хардвиков.
Полковнику Энтони очень хотелось пойти с ними, но он вовремя вспомнил о своем соседском долге и отказался от этой затеи. Он прожил рядом с Октавиусом Хардвиком Добрых двадцать лет. Джеймса он знает с детства. Лучше, пожалуй, держаться подальше от всего этого. В конце концов, долг гражданина он выполнил. И, подумав, полковник отправился на свою обычную утреннюю прогулку.
А в это время в доме над обрывом закончили завтракать. Пеппи осталась в своей комнате и к столу не вышла.
Полковник Тревер был единственным, кому не изменил аппетит. Он съел три пирожка с рыбой и свои обычные четыре тоста с мармеладом. Хладнокровная Адела Кастлтон съела немного фруктов и выпила чашку чая. Остальные женщины отказались от еды и ограничились чашкой чая или кофе. Миссис Роджерс разбила кофейную чашку из сервиза — приданого матери Октавиуса Хардвика, который она привезла с собой в 1859 году. Об этом факте миссис Бистон сурово сообщила миссис Роджерс и посоветовала ей взять себя в руки, иначе посуды в доме не останется.
— Лучше было бы вам пойти домой и отдохнуть, только вот полиция наверняка заявится сюда и захочет поговорить с вами.
Миссис Роджерс громко шмыгнула носом:
— Как вы думаете, миссис Бистон, это она сделала?
— Думать — не наше дело, миссис Роджерс, — решительно заявила миссис Бистон. — Нам своих дел хватает.
Окончив мрачную трапезу, Кармона поднялась в комнату своей подруги. Завтрак был нетронут. Пеппи не прикоснулась ни к фруктам, ни к тостам, только чашка из-под кофе была пуста. Видимо, Пеппи так и сидела не шелохнувшись все это время, и единственное движение, которое она заставила себя сделать, — это взять, а потом поставить чашку. На ней все еще был прозрачный пеньюар, а волосы торчали во все стороны.
— Пеппи, надо одеться, — как можно тверже сказала Кармона. — И с волосами что-то сделать.
— Зачем?
— Думаю, придут из полиции.
— Придут?
— Пеппи, это их долг.
— Думаешь, этот ужасный старик донес на меня? — тусклым безжизненным голосом спросила Пеппи, не глядя на Кармону. Если бы она подняла голову, то увидела бы свое отражение в зеркале на широком туалетном столике Викторианской эпохи. Но взгляд ее выше подноса с посудой не поднимался.
Кармона промолчала. Ей хотелось думать, что Пеппи не могла совершить убийства. Не могут же люди… по крайней мере, те, кого ты знаешь… и во всяком случае, твоя школьная подруга… Конечно это сделал кто-то посторонний. Элан умел наживать врагов, и среди людей, с которыми он общался последние три года, наверняка такие имелись. Вдруг Кармона вспомнила о Джеймсе, и сердце ее сжалось от страха. Зачем он выходил на улицу среди ночи?
Пеппи отправилась на встречу с Эланом после двенадцати.
А где в это время был Джеймс? Она спала, а он не ложился. Когда в ту ночь шаги Пеппи разбудили ее, было, наверное, около половины первого. Так оно и было, потому что позже, когда в комнате Пеппи она взглянула на часы, стрелки показывали без двадцати час. А полчаса спустя, после того как они избавились от платья и вернулись в свои комнаты, Джеймс уже лежал в постели и спал.
Но спал ли? Или только хотел убедить ее, что спит? Это было в среду, а сегодня суббота. Прошло столько времени, а они так и не спросили друг друга, куда отлучались в ту ночь.
Она проснулась и увидела, что его нет в постели. А когда вернулся он, не было ее. Но они ни о чем не спросили друг друга. Все эти дни в доме то и дело появлялась полиция, надо было давать показания, постоянно остерегаться, чтобы не сказать лишнего. Даже когда они оставались одни, приходилось проявлять осторожность. Кто знает, вдруг кто-нибудь подслушивает или, проходя мимо, случайно услышит их разговор. Они никогда не были уверены, что действительно одни, и соблюдали крайнюю осторожность.
Кармона стояла, погруженная в эти мысли. Из задумчивости ее вывела Пенни. Куда делись ее безучастность, апатия, неподвижность… Глаза ее сверкали, щеки раскраснелись.
— Что толку так сидеть? Надо что-то делать. Я как заяц, ослепленный фарами, который замер от ужаса и ждет своей гибели. Я и погибну, если так сидеть и ждать! Только я не допущу этого. Я знаю, что надо делать, и немедленно, надо обратиться к мисс Силвер!
— К мисс Силвер? — в смятении повторила Кармона.
Пеппа уже вскочила на ноги. Открыла гардероб, натянула платье, сунула ноги в пляжные туфли:
— Да, да, да, к мисс Силвер! — затараторила она. — Разве ты не знаешь, кто она? Я тоже сначала не знала, потому что и в голову не придет обратить на нее внимание!
Но потом я вспомнила, как ее описывала Стейси: невзрачная старая дева, бывшая гувернантка, но в своем деле здорово соображает.
— Пеппи, о чем ты говоришь?
— О Стейси Мейнуоринг, дорогая! На самом деле она Стейси Форрест, потому что снова вышла за Чарльза, но свои миниатюры подписывает как Мейнуоринг.
— Пеппи, я все-таки не понимаю, о чем ты говоришь.
Пеппи перестала закручивать вокруг головы косынку.
— Потому что не даешь себе труда подумать. Стейси написала для Билла небольшой портрет с меня. Билл обожает его. А чтобы я спокойно сидела во время сеанса, Стейси рассказывала мне о мисс Силвер. Сначала я не подумала, что это она, но потом как-то в разговоре с ней я упомянула Стейси, и она просто просияла, вспомнив Стейси и Чарльза. Вот уж кто настоящий душка, так это он! И как это Стейси могла подумать, что проживет без него, не знаю. Сейчас они безумно счастливы.
— Пеппи, ближе к делу! Так что, Стейси Форрест рассказывала тебе о мисс Силвер?
Пеппа удивленно уставилась на Кармону:
— Ты разве не слышала, что я тебе сказала? Нам нужно срочно что-то делать. Стейси и Чарльза обвинили в причастности к убийству и краже драгоценностей из коллекции Брединга. Ты, наверное, помнишь. Это было ужасно, все думали, что это сделал Чарльз. Но мисс Силвер доказала, что не он. Стейси говорит, что она просто чудо.