Тут я вспомнила. Темнота холодная и голос чей-то. Вроде добрый, но и не поспоришь:
— Маша! Машенька! Мария Павловна Вежинская! Вернитесь немедленно!
— Она звала меня. Только мы, кажется, не были знакомы. Я на корабле и не общалась ни с кем. Штормило часто, а у меня болезнь морская, вот я и старалась не выходить, когда людно на палубе. Чтобы не смущать, если что… Всё больше утром пораньше, пока остальные пассажиры ещё спали. Подышу свежим воздухом, дождусь, покуда стюард каюту уберёт, и назад: пить настойку целительную и спать.
— Так браслет же у вас на запястье. По нему я вас нашёл, и она имя ваше на нём прочитала.
— Действительно… Чего это я? — старательно смущаюсь, а себе пометку делаю: больше наблюдать и меньше спрашивать.
А ещё поняла, как в тело это попала. Волшебница призвала. Хоть и звала другую, но вот так случилось, что откликнулась моя душа. Полная тёзка той, чьё тело моим стало.
Ой, мамочка дорогая!
Это получается, что я, Мария Павловна Вежинская, там, в России двадцать первого века, умерла? Иначе как бы моя душа смогла сюда попасть?
Осознав это, я остановилась. Прямо посреди улицы у меня началась истерика. Нет, я не орала, не била витрины, я просто стояла, плакала и никак не могла успокоиться.
Меня больше нет… Нет голубых глаз и белёсых бровей, нет чуть кривенького правого мизинца — памяти о неудачном спуске на санках, нет крепкого, далеко не модельного тела, нет… Ничего больше нет. И пусть не было планов, кроме учебных, связей и отношений, кроме служебных, но всё равно мне было жаль ту жизнь. Плохая, или хорошая — она была моей.
Ружинский вёл себя странно. Не суетился, не уговаривал успокоиться, не искал воду или нюхательные соли. Он просто стоял рядом, легко поддерживая под локоток, и молчал. Без томных вздохов — надоела, мол, дура-девка. Без стеснения перед прохожими, что реву посередь улицы, а ему деться некуда. Спокойно дал выплакаться, достал из кармана платок и протянул мне.
Платок большой, мужской. В уголке монограмма белым по белому — стильно, хоть и без кружев и прошвы. Интересно, кто ему платки метит? — пронеслась вдруг неуместная мысль.
— В монастыре заказываю платки. Там послушницы хорошо вышивают. И за работу берут недорого.
— Мысли читать изволите? — нахмурила я брови. И, вспомнив о том, какие они у меня теперь распрекрасные, про себя улыбнулась. ¬¬
— Нет. Просто вы, сударыня, заинтересованно на уголок взглянули, а дальше логика подсказала, о чём подумали, — губы провожатого чуть дрогнули, но не растянулись ни в улыбку, ни в усмешку. — Пойдём?
И мы пошли. Иван умел делать правильные покупки. Сначала мы зашли в лавку подержанных вещей и там сторговали два дорожных саквояжа. Не новых, но вполне приличных и крепких. К ним торговец добавил сумочку женскую, а я не смогла отказаться.
В магазин дамского белья меня отправили одну, попросив помнить о том, что у меня не так много времени.
Мог бы и не беспокоиться. Что там смотреть? Панталоны на завязках или корсеты, что утягивают талию до осиной, не давая нормально дышать и двигаться?
— Это всё? — с сожалением ещё раз обвела взглядом полки.
Красиво, не спорю, но…
— Мадемуазель не нравится традиционный стиль? — хозяйка смотрела изучающе.
— К другому я привыкла… Без утяжек вот этих, — и кивнула в сторону манекена с жёстким корсетом.
— Момент… — женщина исчезла за тяжёлой бархатной занавеской, прикрывающей вход в служебное помещение магазина, и быстро вернулась с коробкой. — Вот, смотрите.
Короткие, похожие на шортики трусы с тонким кружевом по краю. Топ, напоминающий широкий бюстгальтер с крючками спереди.
— Вот, предложила было новинку местным дамам, но они носики морщат, — швея не то пожаловалась, не то объяснила, почему этот комплект не занял место на витрине.
— Если не очень дорого, я бы купила, — проверяя швы и то, как пришиты крючки, попробовала торговаться я.
— Мадемуазель, у меня есть два комплекта вашего размера и если возьмёте оба, я продам их по себестоимости. Пять франков пара.
Ого! Мы оба саквояжа купили за три франка. Правда, они бэушные, а это всё же бельё… От его качества и удобства будет зависеть моё настроение и самочувствие. К тому же я позже могу снять выкройки с готовых изделий и, купив ткань, сшить себе ещё пару-тройку комплектов. Да и голод мне без этих десяти франков не грозит, как и перспектива остаться без крыши над головой.
Я себя уговорила и выложила на прилавок десять франков. Потом добавила ещё два и выбрала тёплую ночную сорочку самого пуританского фасона, какой был в магазине. Соблазнять мне в замке некого, а мерзнуть не люблю.
Следующий необходимый визит — в обувную лавку. Ботинки, что были на ногах, мне нравились. Удобные, крепкие, тёплые. Но по дому в них ходить не станешь — это уличная обувь. Значит, нужны домашние туфли и комнатные тапочки, в которых смогу до умывальника дойти.
В галантерейной лавке не было зубных щёток. И с удивлением после моего вопроса на меня смотрел не только продавец, но и Ружинский. Опять рот невовремя открыла. Но зато я могу стать «изобретателем» столь необходимой в жизни человека вещи!
Гребень, заколки и шпильки для волос, рожок для обуви, швейные иглы, спицы для вязания, булавки, несколько мотков лент разного цвета на отделку, крючки и пуговицы. По-моему, мы скупили половину магазина. Но, как ни странно, Иван не упрекнул, что спускаю деньги на булавки и шпильки.
Умный мужчина — понимает, что без этих мелочей нормальной женщине жизнь не мила.
В магазине готового платья из разнообразия фасонов я мгновенно выбрала то, что хотела. Простого фасона платье насыщенно-винного цвета. Отрезная юбка колоколом, впереди ряд пуговиц в тон ткани и простой круглый вырез под шею.
Стоило поинтересоваться, есть ли сменные воротнички, как на прилавок выложили ворох аксессуаров разнообразного цвета, фасона и качества. Выбрала три. Кружевной, ажурный и клетчатый, в котором великолепно сочетались цвета основной ткани, белый и зелёный. Вот пошью себе ещё и зелёное платье, воротник будет уместен в обоих случаях.
— Иван Фёдорович, у нас пока есть время? Я хочу ткань купить на ещё одно платье и…. Ну и на всякие дамские мелочи, — изобразив умильную мордашку просящего котика, обратилась я к провожатому.
Бедняга уже был не столько сопровождающим, сколько носильщиком. Саквояжи были полны, и, на мой взгляд, неподъёмны.
— Пошли, — и терпеливый проводник открыл передо мной дверь очередного магазина.
До отправления дилижанса оставалось около сорока минут. Оплатив проезд и два дополнительных места багажа, Ружинский проследил за погрузкой, выбрал самое удобное место у окна и положил на него шляпную коробку.
— Кучер, всем говорите, что это место занято.
Получив подтверждением к приказу несколько мелких монет, возничий снял форменный кепи и поклонился.
— Будет исполнено, месье.
— Мария Павловна, я помню, что вы страдаете морской болезнью, но вы не ели весь день, а это не полезно. Здесь, неподалёку есть приличная таверна. Немного бульона с сухариками лишними вам не будут. Заодно закажем с собой кислого морсу и несколько сдобных булочек. В поместье графа вы прибудете завтра не раньше обеда.
Мама дорогая, ну почему такие мужчины остались только в чужом мире? Внимательный, заботливый, галантный… Но сердце бьётся ровно. Балованая ты, Маша!
Но если поразмыслить, то всё правильно. Мне не о чувствах сейчас думать надо, а о том, как устроиться на новом месте.
Я сделала всего лишь первый шаг в свою новую жизнь.
Глава 3. Болтливое тело — находка для шпиона
«Если требуется большое искусство, чтобы вовремя высказаться, то немалое искусство состоит и в том, чтобы вовремя промолчать». Франсуа де Ларошфуко
А пожать плечиком и похлопать ресничками и вовсе талант.
Карета была рассчитана на восемь человек, но сейчас в ней сидело четверо. Я вошла пятой.
Вежливо поздоровалась и, стараясь не выказывать безмерного любопытства — это же не привычная маршрутка, а дилижанс, — прошла к своему месту. Наискосок от меня сидела дама в чёрном чепце. Она зло косилась, недовольно поджимая губы. Должно быть, ей не позволили переставить мою коробку и сесть у окна.
Простите, мадам, но кто первый встал, того и тапки, — подумала я, запихивая коробку в багажную сетку над головой, а корзинку с припасами — под сидение.
— Дамы и господа, мы отправляемся! — объявил кто-то снаружи. Дверца закрылась, звякнул колокол, и дилижанс мягко тронулся.
Устало прикрыв глаза, прислонилась головой к мягкой обивке кареты, «переваривая» впечатления прошедшего дня.
Торговец тканями не только скидку хорошую на покупку сделал, но и самолично упаковал выбранные отрезы в прямоугольную корзину с крышкой. Мало того — кликнул работника и приказал немедленно доставить весь наш груз на станцию дилижансов.
— Как у вас, Иван Фёдорович, ловко получается с людьми ладить! — восхитилась я, когда мы, освободившись от большей части наличных денег и поклажи, вышли из магазина. Но увидев едва заметную улыбку спутника, догадалась: — Магия! То-то месье Дюбуа так честно отвечал на ваши вопросы.
— Да какая там магия! — отмахнулся торговый представитель. — Простенькое заклятие, помогающее людям говорить правду. Согласитесь, Мария Павловна, что с правдой жить легче.
— Кому как. Некоторые, наоборот, без лжи прожить не могут.
— А как жили вы, Мария? — простой вопрос поставил было меня в тупик — как мне знать, как жила девушка до того, как погибла, — но, к невероятному моему изумлению, тело, словно само по себе, начало рассказ, а я как бы со стороны слушаю:
— Наше родовое поместье, в котором я родилась и выросла, находится в дне пути от Саратова. Маменькино приданое, три крепких деревни да мануфактура суконная, доход приносили немалый. Папенька-то из военных был, хоть и при чинах и орденах царских, однако безземельный, так как младший сын.