Хочется надеяться, что более внимательный читатель пополнит раздельчики дневников. публицистики и художественной прозы.
Гений и в своем последнем – 82-м! – году жизни жил и многограньем творчества, и многоспектровыми оценками то радостей, то горестей жизни не только своей семьи, и не только России. Да всё это в густом замесе смятений чувств и настроений, что в конце концов (в полном смысле этого выражения) взорвалось уходом из дома умирать на махонькой станции.
Так осталось ли чувств и желаний приобщаться к Индии тогда, когда всё чаще под пером «Пока жив», «Жив, тоскливо», «Жив, но плох» и еще, ещё подобное при не раз выписанном бесподобном сокращении «е.б.ж.» – «Если буду жить».
Осталось и в преизбытке, как убеждаюсь. И доказательств тому огромно. Подсчитываю наиважное: в последние 300 с небольшим дней своей жизни Толстой сто с лишним раз той или иной мерой широты и глубины своих познаний обращается к Индии и к индийскому.
Это я обнаружил по записными книжкам, дневникам, эпистолярию-переписке в 90-томнике Толстого, по насыщенными фактами воспоминаниями «Лев Толстой» Александра Гольденвейзера (1875–1961), весьма приближенного к яснополянцу музыканта и «Яснополянским запискам» в 4-х томах замечательного словака Душана Маковицкого (1866–1921), секретаря Толстого. Этот иностранец догадался, как много потеряет человечество без «стенографирования» жизни гения, и потому приехал в Россию на 6 лет. И день за днем, а то порой час к часу, не расставался с карандашиком и записной книжицей, да при этом всячески скрывал такие свои намерения от «хозяина».
Итак, некоторые избранные мною факты в «индийскую» хронику 1910 года с именем Толстого.
…Запись Толстого в дневнике: «12 февраля: «Написал плохо письмо Буланже о Будде» – речь о предисловии Толстого к статье известного тогда индолога П. А. Буланже о Будде; попутно замечу, что этот знаток Индии упомянут в последнем дневнике Толстого более 10 раз. Вот запись Гольденвейзера 4 марта: «Мы вышли на крыльцо. Л. Н. показал мне на снегу где-то вычитанный им чрезвычайно остроумный индусский способ доказательств Пифагоровой теоремы». Запись от Толстого 12 марта: «Прочёл письмо своё Индусу и очень одобрил» (речь об уже упомянутом выше ответе Толстого на письмо из Индии).
Первая «индийская» запись Маковицкого в апреле – 3-е число. Она поведала. что Толстой провёл беседу о Будде, об одной из буддийских сект джеилистах, о браминах и мыслителе-современнике Рамакришне. О нем Толстой отозвался так: «Изречения его хорошие».
С кем разговор? С приехавшим в гости отменным знатоком Индии уже упомянутом мною Петром Алексеевичем Буланжэ. По запискам Маковицкого я ощутил, что писатель свой разговор с учёным провел вполне на равных.
5 апреля и еще три «индийских» дня. Читаю у Маковицкого же о том, что Толстой занимается переизданием «Круга чтения». Это известное сытинское в содружестве с яснополянцем просветительское издание. Полное поименование подскажет почему я ввел его в индийский сюжет биографии Толстого: «Круг чтения. Избранные, собранные и расположенные на каждый день Львом Толстым мысли многих писателей об истине, жизни и поведении. Издание второе, исправленное и дополненное Л. Н. Толстым и напечатанное под его личным наблюдением».
Сколько же в этой книге собрано для читателя-соотечественника об Индии! Кое-что прочитаем в главе «Толстой переводчик».
Наиважное свидетельство Маковицкого за 11–12–13 апреля. Писалось письмо единомышленнику Толстого В. Черткову: «Занимаюсь немного подготовлением народных книг об Индии и Китае…» Это Толстой перечитывал, как разъяснено в комментариях, «Священные книги Востока». Догадываюсь: он по-прежнему заботиться о «Круге чтения».
18 апреля. Вновь из записок Маковицкого: «Л. Н. рассказал про второй номер еженедельной индийской газеты ”The Garlylean”, сегодня полученной. Там две статьи его и сочувственное сопровождение к одной из них».
19 апреля в дневнике Толстого записи об Индии. Первая о том, что состоялась беседа с двумя иностранцами, которые долго жили в той стране. Толстой не скрыл своего интереса к ним: «Много расспрашивал».
Вторая запись: «От Индуса и книга, и письмо, выражающее понимание всех недостатков европ/ейской/ цивилизации, даже всей негодности ея». Это – о Ганди!
Кто же этот Ганди, что стал для яснополянца столь прочной душевной потребностью? Читаю у Толстого: «Очень близкий нам, мне человек»? Это Карамчанд Ганди (1869–1948), мыслитель и идеолог борьбы за свободу Индии от английского владычества, который попозже будет своим народом коронован почтеннейшим именем Махатма, что значит Великая душа, впрочем, как узнаем дальше, и Толстого именно так будут называть в Индии.
И Маковицкий тоже запечатлел особый интерес нашего великого мыслителя к книге индийского великого мыслителя: «Л. Н. прочел вслух отдельные места из книжки…» (Внимание читателя: в этой записи, подчиняясь нехитрому сюжету, я лишь упоминаю о факте переписки с Ганди. О чём она была быть рассказу в особой главе).
21 апреля – запись Гольденвейзера: «Л. Н. рассказал мне еще об интересных книгах: индуса Вивекананда и другой – о нём». Еще в этот день прозвучало столь необычное: «За обедом Л. Н. сказал: – Мне совестно говорить это, но я радуюсь авторитету Толстого. Благодаря ему у меня сношения, как радиусы, с самыми далекими странами: Дальним Востоком, Индией, Америкой, Австралией».
20 апреля. Книга Ганди не отложена. Маковицкий запомнил: «Л. Н. сказал мне об этой книжке: – Прочтите ее, Душан Петрович. Я всю исчеркал. Интересно».
21 апреля. Еще от Маковицкого: «Л. Н. хвалил и рекомендовал перевести книгу (Ганди) и сказал, что напишет предисловие к переводу». Увы, не дано было свершиться столь нужному для России замыслу.
22 апреля. Снова записки Маковицкого: «За обедом Л. Н. рассказывал про книгу Ганди: “ Как Ганди описывает, что когда он был мал, его заставляли мясо есть. А мать ему внушала не курить, не пить и от половой жизни воздерживаться. Это у них было ухарством – есть мясо, чтобы показаться цивилизованным. Ганди – религиозный, высокорелигиозного понимания жизни. Он не брамин, а из купцов. В Англии презрительно относились к нему как желтому и требовали тюрбан снимать. Это книга о нем как о знаменитом руководителе революции, борьбы непротивления против Англии. Я нынче все утро читал”».
25 апреля. Напомню: в толстовском дневнике рассказано о том, что пишет письмо для Ганди. Отправил его на следующий день. Подписал так: «Ваш друг и брат Л. Толстой».
Как не заметить: он подряд пять дней под влиянием книги Ганди. Но и дальше не отвлекся.
29 апреля. Из записок Маковицкого снова явствует, что Толстой продолжил высказывать свои оценки взглядам Ганди. Но и такое я узнал по дневнику самого писателя: с этим же именем писалось одно из писем самого Толстого в сентябре.
28 мая – снова Гольденвейзер о высказываниях: «Как хороши пять буддийских заповедей. 1.Не убивай сознательно ничего живого.2. Не бери того, что другой считает своей собственностью.3. Не прелюбодействуй. 4. Не лги. 5. Не употребляй никаких одурманиваюющих веществ. Все это самое важное… собственность, а только отрицающая насилие над волей другого».
15 июля – из под пера музыканта упоминание, что «какой-то индус просится приехать… Л. Н. сказал: Признаюсь, меня прельщает тюрбан».
31 июля – ешё факт от Гольденвейзера: «В Ясной я застал гостей: /…/ русский консул из Индии».
6 августа снова помянут некий житель Индии, стремящийся познакомиться с Толстым.
8 августа вновь значимый факт: «Л. Н. подойдя ко мне сказал: Это буддист прислал мне (книгу). Он сторонник непротивления и сочувствует мне, читал мое письмо к индусу о том, что единственное средство их особождения – неучастие в самопорабощении. Очень интересная книга».
16 сентября – теперь дневник Толстого с наикратким: «Перевод Ганди». Увы, эти два слова вне каких-либо пояснений, но и того достаточно, что упомянут великий вождь индийского освободительного – от колонизаторов англичан! – движения.
23 сентября – вновь Толстой: «Читал Макса Мюллера “Индийская философия”. Какая пустая книга».
Октябрь. Последний месяц жизни Толстого. Выделю: и он прожит в немалых размышлениях об Индии. Вот, к примеру, запись за 6-е число: рассуждения о бесконечности смены поколений всего сущего на земле идут с отсылом к традициям Индии. И наконец 17 октября завершающая запись в «Дневнике для одного себя». Толстой здесь упоминает о своих занятиях книгой древнеиндийского философа и писателя: «Читал Шри Шанкара…» Этой строчке предшествовало: «Чувствую себя нравственно хорошо. Помню, кто я». На следующий день первая строчка в дневнике написалась такой: «Всё тоже тяжелое отношение страха и чуждости».
До кончины оставалось всего-то 20 дней.
Но не только дневниками запечатлены индийские интересы-запросы Толстого.
Журнал перед уходом из жизни. Если побывать в яснополянском у Толстого рабочем кабинете, а он сохранен в том виде, в каком навсегда прощался со своим великим хозяином, можно разглядеть на полке – она над письменным столом – среди всяких разных изданий некий индийский журнал. И вдруг, когда писатель покидал Ясную Поляну, его глаза скользнули в последний раз по стенам кабинета, по столу, по книжным полкам, по этому журналу…
Но далее уже без никаких выдумок: журнал-то был читан. Да с похвалой одной статье. Это засвидетельствовал всё тот же Маковицкий.
До кончины оставались дни…
Не Индией единой. Выделю эту мысль, дабы не складывалось мнение, что жизнь Толстого подчинялась только лишь одной странею Она, ясное дело, состояла в совокупности множества забот и интересов. Чтобы напомнить об этом впишем же «индийский» интерес творца и мыслителя, например, в апреле во многое другое. Заботят самоубийства в стране и в мире. Осуждает пьянство. Высказывается за вегетарианство. Корит Достоевского («Как-то Достоевского нападки на революционеров не хороши»), Обвиняет съезд писателей за то, что из его письма при публичном зачтении выпустили два слова о правительстве: «сброд» и «заблудшие». Пишет о талантах русского народа работать быстро. И еще, еще.