Начинал новую жизнь в новой стране без высокомерия: «Прослушал курс лекций об индуизме». Одно только не усвоил, что главные местные религии нельзя называть языческими, а это слово частенько выписано в его воспоминаниях.
Крепло желание посвятить себя помощи христианам из индийцев. Нашёл дорогу в монастырь, который был окормляем Сирийской церковью, а назывался на местный лад Бетани-ашрам. Недолго раздумывали ни монашествующие, ни сам неожиданный паломник из русских: здесь поселиться. Ему даже разрешили совершать православную литургию в монастырском храме.
Добрый отклик на то, что его приняли братом, был велеречиво запечатлен в книге: «У меня было чувство благоговения перед этой небольшой общиной, боровшейся за своё существование, вдали от главных центров христианства, в совершенно ином мире, на берегах безграничных морей, среди чудной тропической растительности, окруженный языческим, часто недружественным миром».
Стоит заметить, что об этом монастыре, хотя и малом, знал и даже писал прославленный православный мыслитель С. Булгаков.
О жизни в монастыре. Перво-наперво, после того, как о. Андроник получил благословение на приют, ясное дело направился в монастырскую церковь – она приметна: на горке. Осмотрелся и запомнилось на всю жизнь: «Имела метров 15 в длину и метров 7 в ширину. Пол – земляной, но покрытый цыновкой; стены из камня. Крыша была сделана из толстого слоя особой травы. Много икон, но иконы здесь носят характер просто религиозных картин, так как иконописание забыто».
Узнаём немаловажно-уважительное: «Богослужение, как и в русских монастырях, совершаются чинно, благоговейно».
Однако не минул такого разумения: «Об общей же высоте религиозной жизни трудно говорить».
Подытожил примирительно: «Судить всех будет Господь, а каждому религиозному человеку надо радоваться, когда люди живут общей религиозной жизнью».
Как однако отшельничала братия в этой обители? Читаю: «Далеко слышен звон в било – толстый, вогнутый в середине, круглый сплав чего-то с медью. Он будит обитателей монастыря при едва начинающихся признаках утра.
Минут через 20 второй звон зовет всех в церковь. По извилистым дорожкам, по подъёмам и каменным ступеням, среди пальм, все собираются в церковь, и начинается литургия. После небольшого перерыва утреня сменяется литургией, но часто литургии не бывает. Утреня продолжается около часу. В 9 часов, в 12 и в 3 часа – опять по звону – все собираются в церковь для пения 3-го, 6-го и 9-го часа. Рано вечером – вечерня».
Отрешения от мирского было у послушников прописано четко и непреложно: «Одна трапеза в день. Жизнь суровая – монашеская». Отец Андроник не скрывает: «Я побаивался – смогу ли выносить такой режим в непривычном климате».
У монастыря индийская примета: «Чайных кустов на 100 акрах,1000 кокосовых пальм, плодовые деревья и места для овощей и риса, 40 коров».
То-то же в книге запись: «После трёх часов, когда спадает жара, все идут на работу, хотя священники – рабочие неважные». Не потому ли дальше строчки: «Главная забота по обработке лежала на нескольких безземельных семьях, жившие работой на монастырской земле». Правда, ему запомнились три трудолюбивые иноки из индийцев-сирот, которые были крещены новыми именами: «Лука – был поваром; Джон – пас коров; Фома – портняжничал и немного столярничал».
Его самого почему-то прельстило-заманило пчеловодство. Рассказывает об этом в специальной главке. Впрочем не удались попытки самому заняться успешным разведением пчёл в рамочных ульях, а не промыслом в лесу, как у остальных монахов (вспомнилось ли русское слово «бортничество»?): «С началом дождей все пчёлы улетели». Но читать все-таки интересно: «В Траванкоре имеется несколько пород пчёл. Есть маленькие, немного больше комара, и громадные, как большие оводы, тоже желтого цвета. Самые крупные пчелы живут под навесом скал, строя соты, из которых мед собирают в один резервуар. Лесные люди ночью палят пчел огнем, резервуар же прокалывают палкой, к которой привязана веревка и мед по этой веревке стекает в приготовленные на земле сосуды…»
В книге замета: соседняя община католиков, та, которую создали священники из Англии, позарилась на чайную плантацию и по судебной тяжбе ее присвоила.
Доверия, влияние… Новый монах совсем скоро обрёл известность у местного священничества, хотя оно и служило Сирийской церкви. Вот его приглашает в свою резиденцию сам Католикос. И стали такие встречи неоднократными. Вот семинария – и сразу же с трапезой и с оживленными богословскими разговорами.
Доволен был в Париже митрополит Евлогий – запечатлел: «В беседах с некоторыми видными представителями этой церкви о. Андроник постоянно указывал на основной недостаток – оторванность Сирийской Церкви от Вселенской Православной Церкви и был неожиданно для себя утешен общим желанием единения со Вселенской Церковью через посредствующее звено – Русскую Православную Церковь».
Казалось бы, какое дело-то русскому священнику до тех, кто исповедует в Индии догматы Сирийской церкви? Ответ прост: эта церковь на многолюдном юге Индии очень влиятельна среди индийцев.
Он год прожил в этом монастыре.
Потом пошли переезды-разъезды…
О простых людях Индии. О них немало в книге о. Андроника и, как правило, с добром. Дальше кое-что из таких записей:
– «Моим ближайшим соседом был индус язычник Сорнам Коллен. У него было четыре взрослых сына и дочь. Около их дома из-под скалы, даже в самое сухое время, немного, но шла вода. С ними я был в хороших отношениях и всегда, когда хотел, мог пользоваться этой водой. Эта семья часто бывала у меня, и мы постоянно разговаривали. «Сорнам» – значит золото, «коллен» – кузнец. Он был кузнецом по золоту, но своих достатков у него было мало…»
– «Меня направляли в один из домов, говоря, что там я могу переночевать. Хотя с хозяевами я не был знаком, но у нас завязывался разговор. Меня кормили, укладывали спать, утром опять кормили, а когда я спрашивал, сколько я должен за все это заплатить, то хозяева всегда отказывались от платы…»
Эта до ужаса нищая для простых людей страна всякое порождала в размышлениях. Но он не решался осуждать, хотя сам исповедовал строгие монашеские нравы. Один из примеров: «Часто ко мне приходили и иногда работали два брата. Когда они подросли, то вдвоем женились на одной девочке 12 лет. “Мы бедные и не можем взять двух жен”».
Запоминается его горестное признание: «Бедные люди всегда жаловались на трудности жизни, но что я мог для них сделать?»
Он разглядел зло, которое шло от колонизаторов – не минул даже такого наблюдения: «В Индии была широко распространена кустарная промышленность, обслуживающая местные нужды. Англичане же специальными мерами затормозили ее развитие, чтобы иметь сбыт своих фабричных изделий».
Как познавал Индию. Очередной переезд… Ему построили за 25 американских центов хижину («скитком» называл). Это, как описывал, сколотили из столбиков и палок стойки и стропила и обтянули кокосовыми листьями. В книге рассказано: «Окон не было. Входя в единственную дверь, нужно было сгибаться, а стоять можно было только по середине дома. У двух стен крыша спускалась ниже плеч. Пол, конечно, был земляной и на нём, в виде ковра лежал один сплетенный кокосовый лист. Хижина никаких запоров не имела». Заметил при этом: «От дождей, ветров и солнца, дом был достаточной защитой».
Его пугали: «Прилегающая местность и гора принадлежит языческому храму жестокой богини Бадра Гали и что со стороны язычников будут на меня нападки». Впрочем, как нетрудно догадаться, зная Индию, страхи были напрасны.
Другое испытывало на смирение: «С пищей было довольно плохо». И такое: «Приходилось терпеть и другое и бороться с духом уныния».
Одна из беспокойств: «За мной следила полиция». Выделил, что колониальные чиновники из англичан поспособствовали этому.
Наш православный миссионер знал, что на юге Индии жило много мусульман. Непросто складываются отношения двух религий в том числе итогом провокационной политики колонизаторов. Он даже становится свидетелем кровавых столкновений. Но, чувствую, не случайна замета в книге, что у него «добрые отношения с муллой».
Сказ об таинствах индиянки. Однажды о. Андроник прочитал в журнале сирийской церкви статью про некую Сусанну, крещеную местную девушку 18 лет.
В его книге эта статья переложена в интригующих подробностях: «Два года не принимает пищи. По пятницам она впадает в транс; у нее из бока, рук и головы, как бы от шипов тернового венка, сочится кровь, и в это время она получает откровения от бога. Раньше во время таких откровений около нее собиралась толпа до 5000 человек…»
Наш священник собрался в дорогу. Чувствуется для того, чтобы распознать: прочитанное – это реклама-пропаганда шарлатанства-суеверия или и в самом деле девице ниспослан промысел божий?
И вот знакомство: «Я у нее был два раза… Мы подолгу бывали вместе и много разговаривали… Раны у нее действительно были и кровь сочилась…»
Каков же вердикт? Ответ: «Сверхестественного я ничего не видел и не слышал».
Когда природа рядом и вокруг. Да, экзотичная для иноземцев природа Индии – это всепроникающее влияние и постоянное воздействие. И для о. Андроника тоже – родом-то из Олонецка! – она запала в память на всю жизнь, ибо воспринимал ее не как турист. Дикая природа и в самом деле всегда рядом и везде вокруг. Вот клыкастые: леопарды («Недавно, идя ночью, испугали леопарда»), дикие кабаны («Прошли большим стадом и уничтожили половину рисового поля»), тигры («Устроив сиденье на дереве, внизу он привязал вола и стрелял в проходящих тигров»). Вот прыгающие: обезьяны («Несколько раз они портили мои насаждения. Часто я находил вышедшие из земли деревца съеденными или выдернутыми»). Вот ползающие: змеи («Увидел большую зеленоватую змею, ползущую по северной стене в алтарь… Она было ровно 7 футов»), ящерицы («Нередко они облюбовывали себе место на письменном столе или под моей подушкой. Я их не обижал и мы были мирными соседями»), скорпионы («Целые колонии»), муравьи («Кусая, они стараются как бы сами войти в тело»), жучки-слоники («Они брызжут чем-то вроде скипидара, от которого немного ожигается кожа»).