Я открыл чью-то рукопись, но вместо букв увидел Люсю.
— Нет уж, — сказал, — Люси, Маруси… К черту. Иди к черту.
У Люси были длинные ноги, вишневый свитер обтягивал ее прелестную фигурку, серые глаза смеялись. Она с успехом училась на археолога, но это не мешало ей заниматься парусным спортом и любить Верлена. У нее был иронический склад ума, а когда я попросил пришить мне к пиджаку пуговицу, она и это сделала легко и с изяществом.
— Ну как? — спросил Виталий.
— К черту, — я был тверд. — Мадонны на улице не валяются.
Весь вечер в душе моей бушевали бури. Я освистывал себя и унижал. Я вспоминал о себе самое дурное. Кстати, и ту историю в провинции, под шарами. «Неужели, — думал я, — этого мало? Неужели я не гожусь для лучшего?!»
Позвонил Виталий и сказал:
— Значит, так, тут ко мне неожиданно нагрянули родственники, поэтому сгоняй за девочками сам, заезжайте за мной, а я тут пока управлюсь, и мы дунем куда-нибудь в ресторан…
— Ладно, хорошо, — почти крикнул я торопливо, — только у меня с деньгами…
— Деньги есть, — сказал он, — все в порядке.
Я сорвал с вешалки свое новое пальто. Оно было оранжевого цвета с легким голубым отливом; надел шляпу, глянул в зеркало и подумал: «Чего им еще нужно?»
Возле станции метро «Смоленская» бушевали страсти. Здесь было место свиданий. Здесь ждали, встречали, отчаивались и возносились. На душе у меня было мерзко, но, подчиняясь неведомой силе, я, словно орел-стервятник, кружил и кружил в счастливой толпе. Через несколько минут я уже хорошо ориентировался в этой суматохе, я сжился с обществом и понял, что это не безумная стихия, а разумное логическое движение природы. Уходили одни, появлялись другие. Самые красивые ждали недолго: их кавалеры не опаздывали; те, что похуже, были терпеливей, но и их не обходила удача. У меня было сложное положение: я не знал ни Люси, ни Тамары. Я спрашивал почти всех подряд, но все оказывались чужими. «Очень хорошо, — подумал я, — очередной розыгрыш. Зато я могу уйти к черту!» Конечно, можно было бы встать на ступеньки и крикнуть оттуда: «Люся, Тамара, ау!..» Но меня бы подняли на смех, потому что представьте себе: это пальто, эта шляпа, эти усики — и ау-у!..
Наконец, все разбились на пары, и перед станцией метро остались двое: я и какая-то приземистая девица в мешковатом пальто и берете. Мы долго и недружелюбно оглядывали друг друга. Я подошел к ней. Это была Тамара. «Если Тамара такая, то какая же Люся?» — подумал я и решил плюнуть на все и исчезнуть, но почему-то не смог. Вскоре к нам присоединилась и Люся, маленькая толстушка с русой челкой.
— Ну ладно, — сказала Тамара мрачно, — поехали за Виталием. Вот такси.
Честно говоря, я предполагал добраться до Виталия на метро, но спорить не решился. Мы доехали до Калужской заставы. Девочки остались в машине. В лифте я решил, что сейчас самое время задать деру, но не смог. Виталий лежал на диване совершенно пьяный. Гостей уже не было. Какая-то старуха подтолкнула меня к двери:
— Давай, давай отседова!
— Виталий! — крикнул я.
— Ку-ку, — сказал он, не открывая глаз.
— Мы приехали, — крикнул я, — у меня нет денег…
— Ку-ку, — сказал Виталий, а я очутился за дверью. Выходя из подъезда, я подумал, что теперь-то самое время убежать, но пошел к машине.
— В ресторане и без Виталия хорошо, — сказала Тамара. — Давай, шеф, в гостиницу «Ленинградская», там ресторан что надо.
Денег у меня какая-то жалкая мелочь, едва на такси. Тамара мрачно молчит: чем-то я ей отвратителен. Люся вздыхает и иногда произносит отдельные слова вроде: «А вот комиссионка…», или «А здесь Санька живет…», или «Гляньте, дура какая, по лужам бежит!..»
— Боюсь, что мест в ресторане, как всегда, не будет, — сказал я.
— А ты не бойся, — сказала Тамара, — швейцару дашь — и будет.
«Надо бежать, — подумал я, утирая холодный пот, — то есть даже не бежать, а выйти из машины и спокойно уйти… Гуляйте сами…»
Молодая женщина сидела в машине рядом. В полутьме она казалась прекрасной. Надо ведь что-то сказать ей полушепотом, взять за руку, чтобы она оттаяла. У нее тоже трудное положение: кто я, зачем?.. Я прикоснулся к руке Тамары, она ее отвела. Такси остановилось у ресторана. Толпы не было. С неба сыпалась какая-то гадость. Я расплатился почти всем, что у меня было. Осталась ерунда на бутылку самого дешевого сухого. Хоть бы нас не впустили!
Громадный мраморный зал ресторана был почти пуст. Играл оркестр. Метрдотель очень любезно завел нас в отдельную кабину. Я утирал пот. И тут же перед нами возник молодой официант.
— Так, — сказал я лениво и по-хозяйски, — я думаю, что нам хватит бутылочки сухого вина и немного яблок, что ли… Будем танцевать.
Он хотел было идти, но Тамара его остановила.
— Погоди, шеф, погоди, — сказала она, и ее пальчик с облезающим маникюром забегал по меню, — давай так… неси семгу, колбаски вот этой… Помидорчики есть? Давай тоже, сыру давай тоже. Это на закуску… Да, еще салатику захвати…
— Что-то ты размахнулась, — засмеялся я.
— А что ж, голодными сидеть? — сказала Люся.
— Теперь, — сказала Тамара, не обращая на меня внимания, — давай так: водочки графинчик похолодней, ну, сам знаешь, ситро… Теперь горячего… горячего… давай котлеты по-киевски…
— Кофе? — спросил официант бесстрастно.
— Ну да, — сказала Люся, — и мороженого.
Он ушел. Мы сидели молча. Люся выглянула за занавеску.
— Танцуют, — сказала она, — одна пара. Танцевать не умеют, а тоже… А юбку какую надела, умора… Погляди, Тамар.
— Да ладно, — сказала Тамара.
— Ну и Виталий, — сказал я, чтобы поддержать разговор, — хорош.
— Да ладно, — сказала Тамара, — Виталий, Виталий… Сидишь и сиди.
«Что же делать!» — подумал я, но тут появился официант, и наш стол затрещал. Он, мерзавец, не забыл принести и мою бутылку сухого, и яблоки, и еще по собственному почину вазу с дорогими конфетами, и сказал, обращаясь, конечно, к Тамаре:
— Думаю, не помешает. Для общей красоты.
— Сойдет, — сказала Тамара.
Я разлил водку, и мы выпили. И тут же по второй. Я посмотрел на себя со стороны: ничтожество. А в девчонках что-то было: во-первых, бесцеремонность — они прямодушны и бесхитростны, современны; во-вторых, и внешне… такие вострушечки. У Тамары маленькие острые зубки, маленькие острые глазки, тонкие губы — характер; а Люся — вообще прелесть: раскраснелась, хохочет, уплетает за обе щеки…
Мы выпили еще. Музыка гремела замечательно. Ах, будь что будет!..
— Пошли танцевать, — распорядилась Тамара, и мы затоптались перед оркестром.
Танцевала она очень обстоятельно, сосредоточенно, по-деловому, словно выбирала блюда в меню. Я попробовал прижаться к ней, но она сказала:
— Не взнуздал, а поехал?
В то же время, когда один из танцующих кивнул ей, она широко и игриво ему заулыбалась. Это придало мне смелости.
— Завтра увидимся? — спросил я воркующим шепотом. — Только без Люси, ладно?
Она вскинула на меня свои маленькие ледяные глазки и сказала:
— Не взнуздал, а поехал?
«Ничего себе!..» — подумал я.
Мы вернулись в свою кабинку, но тут начался новый танец.
— Теперь с Люсей, — приказала Тамара.
Танцующих прибавилось. Люся сама прижалась ко мне. Я затанцевал лихо, всех расталкивая.
— И этих толкни! — просила она, и я толкал.
Мы славно натолкались. Она была так же далека от совершенства, как и ее подруга, но в ней было что-то человеческое, и потому я спросил воркующим шепотом:
— Люся, а хорошо бы завтра встретиться, а?
— Не шутишь? — засмеялась она.
— Только без Тамары, ладно?
— А ты не шутишь?
Потом я снова танцевал с Тамарой, потом с Люсей, и еще с Тамарой, и опять с Люсей…
— Ну как, договоримся на завтра? — спросил я Люсю.
— Не взнуздал, а поехал?
Мы воротились в кабину. Тамара обстоятельно доедала киевскую котлету.
— А икру-то не заказал, — сказала она, — пожалел. Тут я увидел в центре стола на тарелке громадную порцию икры. Люся расхохоталась.
— Вот так-то, — сказала Тамара и потянулась ложкой к икре. Вдалеке маячил официант. Я подошел к нему и покаялся.
— Сейчас милицию позову, — сказал он спокойно, — акт составим.
Я предложил ему часы и задаток, но он был неумолим.
— Послушай, — сказал я, — у меня новое пальто, заграничное. Ты его возьми пока, а завтра я его у тебя выкуплю. Пожалуйста…
Мы прошли в гардероб. Пальто было вишневого цвета с зеленым отливом. Оно ему понравилось. Я нахлобучил шляпу и направился к выходу.
— Девочек-то своих позабыл, — сказал он по-свойски.
— Они не мои, — сказал.
— «Динаму» крутанули? — посочувствовал он.
— Нет, — сказал я, — я сам этого хотел.
На улице было холодно. Шел первый снег.