Из СМЕРШа в ГРУ. «Император спецслужб» — страница 13 из 33

«Да, — подумал Петр Иванович, — по сравнению с той аскетичной обстановкой, которая бытовала на Лубянке, здесь настоящий дворец. Как-то не привык я к такой роскоши, великолепию, пышности. Роскошь разоряет богатого и усугубляет нужду бедных. У Жан-Жака Руссо, кажется, есть слова, что роскошь может быть необходима для того, чтобы дать кусок хлеба нищим, но если бы не было роскоши, то не было бы и нищих».

Эти философствования он вспомнил так, для классовой оценки увиденного. Но потом, когда прошелся по кабинетам сотрудников, обставленных стандартной мебелью, понял, здесь все то же, что и на Лубянке, — одни мебельные фабрики штамповали столы и стулья для госучреждений с одинаковыми номерными латунными бирками.

Осваивать азы военной разведки ему было не надо, он их освоил еще в СМЕРШе. Это было время больших перемен — зарождение ракетного щита Отчизны, космической разведки, упор на добывание информации радиотехническими средствами. В 1961 году прошла денежная реформа с деноминацией денег, которая приравняла 1 новый рубль к 10 старым.

В 1964 году произошли перемены и в политическом руководстве.

12 октября 1964 года восемь членов Президиума ЦК КПСС: Л. И. Брежнев, Г. И. Воронов, А. П. Кириленко, А. Н. Косыгин, Н. В. Подгорный, Д. С. Полянский, М. А. Суслов и Н. М. Шверник — договорились вызвать в Москву из Пицунды «очумевшего от власти безграмотного неудачника» Хрущева для предъявления ему политических и личных обвинений.

Их поддержали в этом кандидаты в члены Президиума ЦК КПСС: В. В. Гришин, Л. Н. Ефремов, Ю. В. Андропов, П. Н. Демичев, Л. Ф. Ильичев, В. И. Поляков, Б. Н. Пономарев, А. П. Рудаков, В. Н. Титов и А. Н. Шелепин.

13 октября на новом заседании Президиума ЦК в присутствии прибывшего с курорта Никиты Хрущева Леонид Брежнев поставил вопрос о добровольной отставке главы правительства и руководителя партии. Хрущев стал активно сопротивляться, доказывая, что он все делал правильно. Пытался даже угрожать…

Однако уже 14 октября, поняв всю остроту обстановки и бесперспективность остаться у власти, он все-таки подписал текст заявления о своем уходе. В тот же день состоялся Пленум ЦК КПСС. Первым секретарем Компартии стал Л. И. Брежнев, а главой правительства — А. Н. Косыгин. На Пленуме было подтверждено правило, запрещающее соединение двух постов в одних руках. Получалось так, что «не суди, да не судим будешь». В 1955 году Хрущев снял Маленкова с поста председателя Совмина, присвоив эту должность себе.

Скоро, сразу же после Пленума ЦК КПСС на партактиве ГРУ Генштаба, где присутствовал Петр Иванович Ивашутин, зачитали закрытое постановление. В нем признавалось, что в результате ошибок и неправильных действий товарища Хрущева, нарушавшего принципы коллективного руководства, в Президиуме ЦК за последнее время создалась совершенно ненормальная обстановка, затрудняющая выполнение членами Президиума ЦК ответственных обязанностей по руководству партией и страной.

Товарищ Хрущев, занимая посты Первого секретаря ЦК КПСС и Председателя Совета министров СССР и сосредоточив в своих руках большую власть, в ряде случаев стал выходить из-под контроля ЦК КПСС, перестал считаться с мнением членов Президиума ЦК КПСС и членов ЦК КПСС, решая важнейшие вопросы без должного коллективного обсуждения.

Проявляя нетерпимость и грубость к товарищам по Президиуму и ЦК, пренебрежительно относясь к их мнению, товарищ Хрущев допустил ряд крупных ошибок в практическом осуществлении линии, намеченной решениями 20-го, 21-го и 22-го съездов партии.

Пленум ЦК КПСС считает, что при наличии отрицательных личных качеств как работника, проявившихся в последнее время, преклонном возрасте и ухудшении здоровья товарищ Хрущев стал утрачивать доверие ЦК КПСС и неспособен исправить допущенные им серьезные ошибки.

Учитывая поданное товарищем Хрущевым заявление, Пленум Центрального Комитета КПСС постановляет:

1). Удовлетворить просьбу товарища Хрущева об освобождении его от обязанностей Первого секретаря, Члена Президиума ЦК и Председателя Совета министров СССР в связи с преклонным возрастом и ухудшением состояния здоровья.

2). Признать нецелесообразным в дальнейшем объединять в одном лице обязанности Первого секретаря ЦК КПСС и Председателя Совета министров СССР.

Генералы и офицеры — члены компартии выслушали решение Пленума и одобрили его, единогласно проголосовав…

Петр Иванович был на стороне этих самых изменений, — личность Хрущева и появившийся теперь уже его культ личности многих коммунистов настраивали против зарвавшегося нового вождя. У Сталина был культ, как говорили, но была и личность, у Хрущева был тот же самый культ, но не было личности. Харизма грамотного, терпеливого и вдумчивого руководителя в нем отсутствовала. Военные же не забыли его волюнтаристскую реформу в армии, когда увольняли без пенсии даже таких офицеров, которым до 25 календарных оставалось несколько месяцев, а то и недель.

«Наверное, только дух и только Бог могут удержать человека от безнравственных деяний, — рассуждал Петр Иванович, — и то не всегда, в каждой человеческой душе живут созидатель и разрушитель, живут священное и порочное. Все зависит от того, чего у человека больше. У Хрущева в душе не было ни духа, ни Бога».

* * *

Другой проблемой была экономика. Стали ощущаться перебои с хлебом. Страна вынуждена была закупать зерно за границей, хотя достаточных валютных запасов не имелось. Первый автор этих строк учился тогда на втором курсе Высшей школы КГБ при СМ СССР. Если раньше в столовой на столах стояла тарелка с бесплатным хлебом, то в начале 1964 года за хлеб стали платить, хотя качество его изменилось в худшую сторону. Хлебокомбинаты выпекали булки с примесями кукурузной муки. Из пожелтевших хлебных мякишей слушатели лепили разные фигурки. Такой хлеб быстро черствел, превращаясь без сушки в сухари.

Хрущеву проблему с продовольствием тоже поставили в вину.

Так закончился путь авантюриста в политике, строившего планы сначала перегнать США по производству мяса и молока, потом по промышленным показателям, а в 1980 году вступить в полосу развитого коммунизма.

После смерти Р. Я. Малиновского новым министром обороны Советского Союза стал Маршал Советского Союза Андрей Антонович Гречко, которого Ивашутин знал, когда тот командовал в 1953 году войсками Киевского военного округа.

Прошло немного времени, и чужак-особист оказался профессионалом высочайшего класса, причем не только в охоте за шпионами, но и как гуру нашей агентуры, глубоко проникающей в секреты враждебно настроенных к нам стран.

«Интуиция у него была удивительная, — рассказывал автору контр-адмирал Анатолий Римский. — Он видел перспективу. Так, некоторые операции, казалось бы, обещавшие гарантированный успех, он внезапно требовал свернуть, и, как выяснялось позже, всегда оказывался прав. Поглощенный всецело работой разведки, он быстро становился настоящим профессионалом ГРУ, а потому смог окружить себя высококлассными и преданными офицерами и генералами, тоже настоящими профессионалами. Надо отметить, что он сохранял высокую работоспособность до глубокой старости. И еще я бы отметил в нем суровый и здоровый скептицизм.

В отпуск ездил только в ведомственный санаторий — в Эшери, и то только на две недели. Всегда нам, молодым, говорил, говорил без пафоса и квасного патриотизма, — надо, пока силы есть, поработать на Отечество, а потом отдыхать будем. Чувство исполненного долга на службе благотворно действует на здоровье».

И опять несколько слов о его здоровье и интуиции, высказанные бывшим начальником польской военной разведки Чеславом Кищаком:

«Он был среднего роста, крепкого спортивного телосложения, выносливый. Петр Иванович был значительно старше меня. Когда мы были вместе с женами в Омулеве на Мазурских озерах в Польше, то моя жена, которая могла бы быть его внучкой, не могла с ним конкурировать во время езды на велосипедах…

Голова у него работала отлично, как компьютер. Иногда удавалось перевести разговор на тему Афганистана, и он начинал оперировать фамилиями вождей племен, различиями между ними, кто на ком женат, чья дочь за какого вождя была выдана. И все сходилось. Я несколько раз это проверял. Был случай, когда спровоцированный Ярузельским Ивашутин начал сыпать тактико-техническими данными крылатых ракет. Я записал, а потом проверил. Опять все полностью сошлось. Он был сообразительным, способным, инициативным и очень уверенным в себе, хорошо знал себе цену. Когда ему сменили три звездочки генерал-полковника на одну большую, я поздравил его с этим повышением. Ивашутин же отреагировал своеобразно, сказав, что если бы он не перешел в контрразведку, то пошел бы гораздо дальше. Звание генерала армии, по всей вероятности, для него было недостаточным…»

А вот что сказал он Кищаку о вероятных берлинских событиях:

«…Однажды под влиянием какого-то заговора, а это уже было, на улицу выйдут бабы с детьми и начнут разбирать Берлинскую стену, ломать заграждения на Эльбе… Ты что, думаешь, мы выведем танковые дивизии и будем в этих женщин стрелять? Не те времена! Во время войны мир восторгался, когда мы убивали немцев, и чем больше, тем громче кричали „браво“. Сейчас, если бы мы убили даже одного немца, весь мир бы выступил против нас. И так будет. Эта граница и стена будут уничтожены…»

Уже в начале девяностых, уйдя на пенсию, в одном из своих выступлений Петр Иванович, предупреждая «горячие головы» из ельцинской команды, намеревавшиеся заменить разведку личностными отношениями руководителей, подставляющих свои плечи для похлопывания президентов США, заметил:

«Скажу прямо, не та еще международная обстановка, чтобы допускать снижение возможностей советской разведки. На планете не только остаются, но и появляются новые „горячие точки“, которые при определенных условиях могут перерасти в глобальный конфликт».

Кто-то из журналистов об Ивашутине сказал очень образно, что его напряженная жизнь, продолжавшаяся около девяносто трех лет, похожа на высокую горную вершину, скрытую густыми облаками. Чем выше этот человек поднимался по ступеням своей необычной служебной карьеры, тем меньше становилось известно о нем и о его деятельности.