— Я сумасшедший, — громко произнес мистер Майлсон, чтобы окончательно утвердиться в этой мысли, чтобы заявить о ней во всеуслышание. Это вошло у него в привычку. На мгновение он забыл, откуда возникла мысль, забыл, что он здесь не один.
— Что такое? Вы сумасшедший, говорите вы? Миссис да Танка была встревожена. — Боже милостивый, так вы даже хуже, чем педик? Вы что, сексуальный маньяк? И потому и оказались здесь? Это не входило в мои планы, имейте в виду. От меня вы ничего не добьетесь, мистер Майлсон. Посмейте только, и я подыму тревогу.
— Я сумасшедший, раз приехал сюда. Я сошел с ума, когда согласился на это. Не понимаю, что на меня нашло. Только сейчас я осознал, какое это безумие.
— Так встаньте, дорогой мистер Майлсон, возьмите обратно ваше слово, нарушьте наше соглашение, освободитесь от своих обязательств. Вы же взрослый человек — оденьтесь и уходите.
Все они на один лад, заключила она. Разница только в том, что у некоторых есть хоть какие-то незначительные достоинства, а у этого, по-видимому, ничего. В самой мысли о его сухопаром, распростертом рядом с ней теле было что-то тошнотворное. На что только не приходится идти женщине, чтобы освободиться от такого кошмара, как да Танка.
Поначалу все это представлялось ему очень простым и скорее даже добрым делом, нежели дурным. С виду все выглядело совсем просто: надо прийти на помощь даме, попавшей в трудное положение. В таком свете видел он это. С маленьким вознаграждением в придачу, уже ему врученным.
Миссис да Танка закурила очередную сигарету и бросила спичку на пол.
— В чем прошла ваша жизнь? У вас не хватило духа даже на то, чтобы жениться. А мозгов — на то, чтобы хоть в чем-то преуспеть. По сути дела, вы могли бы даже и не жить. — Она рассмеялась где-то рядом в темноте, исполненная решимости задеть его как можно больнее в отместку за оскорбившее ее утверждение, что надо быть сумасшедшим, чтобы согласиться провести какое-то время в ее обществе.
Ни разу в жизни мистеру Майлсону не приходилось совершать чего-либо подобного. Ни разу в жизни не предпринимал он ничего, не взвесив предварительно все за и против и не убедившись, что никакая опасность ему не грозит. От этой мысли его бросило в пот. Его будущие деяния предстали перед ним, еще более страшные деяния — безответственные, преступные.
Миссис да Танка снова рассмеялась. На этот раз у нее было что-то другое на уме.
— Вы никогда не спали с женщиной — в этом все дело, да? Ах вы, бедняга! Сколько же вы потеряли из-за вашей трусости! — Кровать сотряслась в такт пронзительно-резким звукам: миссис да Танка расхохоталась, и красное пятнышко ее сигареты заплясало во мраке.
Она продолжала смеяться — теперь уже молча, тихо, вкладывая в этот смех всю свою ненависть к нему, и к да Танка, и — как когда-то — к Хоресу Спайру. Ведь мог же на его месте оказаться какой-нибудь молодой человек, красивый, веселый, с приятными манерами! Ну почему бы какому-нибудь молодому человеку не согласиться на ее предложение? Мог же среди миллиона молодых людей найтись такой, который взялся бы за это дело со вкусом или хотя бы с изяществом?
— Вы такая, какой создал вас господь бог, — сказал мистер Майлсон. — Вы не можете освободиться от своих недостатков, а ведь могли бы уже, казалось, отдать себе в них отчет. Не знаю, что вы такое в глазах других людей. В моих глазах вы — чудовище.
— И вас не тянет прикоснуться к этому чудовищу? Женское тело лишено для вас всякого соблазна? Вы евнух, мистер Майлсон?
— Я обладал женщинами, которые были мне желанны. Вам же я просто оказываю услугу. Узнав о ваших затруднениях, я в порыве великодушия и под давлением просивших за вас согласился прийти вам на помощь. Я не ответил отказом, хотя понятия не имел, кто вы такая.
— Это еще не делает вас джентльменом.
— А мне этого и не требуется. Я джентльмен вне зависимости от этого.
— Да вы без этого просто ничто. Сейчас единственный, неповторимый момент во всей вашей жизни. В вашем мелкотравчатом, канцеляристском существовании вы ни разу не отважились прожить по-настоящему хотя бы один миг. И вы знаете, что я права. А джентльмен вы или нет — об этом говорит ваша принадлежность к низшим слоям среднего сословия. Еще не существовало на свете настоящего английского джентльмена, который был бы выходцем из низших слоев среднего сословия.
Миссис да Танка старалась представить себе, как выглядит она со стороны: увидеть свое лицо — как располагаются на нем морщины, сколько лет можно ей дать с виду, какое впечатление производит она на случайных прохожих. Легко ли будут теперь мужчины попадаться на крючок, не отпугнет ли их мысль о том, что она уже дважды не сумела ужиться с мужем? Маячит ли на горизонте кто-то третий? Третье число счастливое, подумалось ей. И все же, кто теперь на нее польстится — разве что какой-нибудь безлюбый Майлсон?
— Ваша жизнь была ничуть не лучше моей, — сказал мистер Майлсон. — И вы не счастливее меня. Вы потерпели фиаско, и было бы жестоко смеяться над вами.
Они продолжали разговаривать, и взаимная ненависть в них росла.
— В юности, когда отец устраивал в Шропшире танцы, чтобы дать мне возможность блеснуть красотой, мужчины стаями вились вокруг меня. Не выйди к тому времени дуэли из моды, там бы все перестреляли друг друга. Немало было бы убитых и калек с прядью моих волос, хранимых у сердца.
— А теперь вы страшилище, миссис да Танка. Поглядите на свое лицо, на эти ногти! Корова в обличье ягненка!
За шторами на окнах ночь уступала место рассвету. Слабый проблеск его пробился в комнату и был замечен обоими с радостью и облегчением.
— Вам бы следовало писать мемуары, мистер Майлсон. Сколько перемен совершалось на ваших глазах на протяжении долгой жизни, а вы все пропустили мимо! Вы — как запасной столик в кафе. Или вешалка в прихожей дешевых меблированных комнат. Кто прольет слезу над вашей могилой, мистер Майлсон?
Он чувствовал на себе ее взгляд, и ее язвительные насмешки попадали точно в цель, глубоко проникая ему в сердце. Он повернулся к ней и, пошарив руками, коснулся ее плеч. Ему хотелось сдавить ей горло, почувствовать, как ее мышцы напрягутся под его пальцами, хотелось, чтобы она умерла от страха. Но она, думая, что он пытается ее обнять, выбранилась и со смехом отпихнула его от себя. Ошеломленный такой тупостью, он оставил ее в покое.
Медленно тащился поезд. Станции проплывали за окнами — невзрачные, похожие одна на другую. Миссис да Танка безотрывно смотрела на мистера Майлсона в упор, и взгляд ее — холодный, властный — становился все более колюч.
Она одолела его в этой схватке, хотя формально победа осталась за ним. Задолго до обусловленного совместного завтрака мистер Майлсон выпрыгнул из постели. Он оделся и позавтракал один в ресторане, а затем, не теряя ни минуты, послал в номер за своим чемоданом и покинул отель, предупредив дежурного администратора, что дама уплатит по счету. Так она и поступила, после чего отправилась следом за ним на вокзал и теперь сидела напротив него в пустом купе, приводя его в замешательство и злорадствуя.
— Ну что ж, — сказала она, — вы сделали, что могли. Единственный жалкий поступок, на который у вас хватило духа. Вы поставили страшилище на место. Можно ли было ожидать чего-либо другого от представителя низших слоев английского среднего сословия?
Мистер Майлсон опрометчиво забыл свои еженедельники и сегодняшнюю газету в отеле. Ничего не оставалось, как сидеть с этой женщиной лицом к лицу и делать вид, что его интересуют проплывающие за окном пейзажи. К тому же вопреки всему его слегка томило чувство вины. Вернувшись домой, он одолжит пылесос и основательно пройдется им по комнате: физический труд поможет ему успокоиться. Потом, перед ленчем он выпьет кружку пива. Ленч — в закусочной-автомате. Днем, пожалуй, можно будет сходить в кино. Сегодня суббота, а это более или менее обычный для него субботний распорядок дня. В кино он, чего доброго, и вздремнет с недосыпу-то. Его будут толкать в бок локтями, чтобы он перестал храпеть: такое с ним уже случалось, и это было не слишком приятно.
— Чтобы даровать вам жизнь, ваша мать долгие часы лежала в родовых муках, — произнесла миссис да Танка. — Думали вы об этом когда-нибудь, мистер Майлсон? Думали вы когда-нибудь об этой несчастной женщине, о том, как кричала, она, ломая руки, извиваясь на ложе? Стоите ли вы таких мук, мистер Майлсон? Ну, скажите сами, стоите ли вы того?
Можно было уйти из этого купе, пристроиться к другим попутчикам. Но этим он доставил бы слишком большое удовлетворение миссис да Танка. Она бы громко расхохоталась, увидав, что он уходит, возможно даже пошла бы следом, чтобы поиздеваться над ним в присутствии посторонних.
— Все, что вы говорите обо мне, миссис да Танка, в равной мере приложимо и к вам.
— Вы хотите сказать, что мы с вами схожи, как две горошины в одном стручке? Тогда это стручок, начиненный динамитом.
— Я не это имел в виду. Ни за какие блага в мире не хотел бы я оказаться с вами в одном стручке.
— Однако вы оказались со мной в одной постели. И не сдержали своего слова, как подобало бы мужчине. Вы трус, мистер Майлсон, никчемный трус. Думаю, что вы сами это знаете.
— Я знаю себя, чего никак нельзя сказать про вас. Вы хоть раз задумались над тем, что вы такое в глазах других людей? Стареющая женщина, некрасивая, увядшая, весьма сомнительной нравственности и поведения. Какую несчастную жизнь устроили вы, должно быть, этим вашим мужьям!
— Сделав меня своей женой, они получили все, чего добивались, сполна. И вы понимаете это, только не смеете в этом признаться.
— Едва ли я лишусь сна, терзаясь этой проблемой.
Утро было прохладное, солнечное, небо ясное. Пассажиры, покидая поезд на промежуточных станциях, кутались в воротники — после теплой духоты вагона холод снаружи казался особенно резким. Женщины с корзинками. Молодые парни. Мужчины с ребятишками, с собаками, которых они забирали у проводника багажного вагона.