— Миссис Грейнер хотела бы поговорить с епископом, — прожурчала Поперек Себя Дороти на ухо его преподобию Грину. Она смотрела на мать, и Майкл видел, что она ее узнала и не слишком-то этому рада.
— А теперь просим нас извинить, — сказал его преподобие Грин, беря епископа под локоть.
— Ах, Майкл, дорогой, подумай, какое совпадение!
Она вся — сияющие глаза, улыбка, пушистые волосы, раскрасневшиеся щеки — светилась счастьем. Повернувшись к мистеру и миссис Тичборн, которые беседовали с миссис Карсон, она сообщила им, что, оказывается, епископ, по-видимому, очень близко знал ее покойного отца. А ей-то даже в голову не приходило, что сегодня здесь может оказаться этот самый епископ! Даже во время конфирмации она никак не ждала, что возможно такое совпадение. Ее отец скончался пятнадцать лет назад. Он был сверстником епископа.
— А до того как получить приход, он служил на таможне и в акцизном управлении, — сказала она.
Они не отвернулись от нее. Они слушали ее и время от времени вставляли одно-два слова о том, какие бывают совпадения и какой приятный человек епископ. Тичборн и Карсон, стоя, ели бутерброды и угощали друг друга. У Майкла горели щеки.
— Ну, мы, вероятно, еще увидимся, — сказал наконец мистер Тичборн, помаленьку оттирая жену от матери Майкла. — Мы остановились в "Грэнде".
— Ах, нет, я — в "Сан-Суси". "Грэнд" мне не по карману! — Она рассмеялась.
— "Сан-Суси"? Мы что-то не слышали, — сказала миссис Тичборн.
— Сыночек, я бы выпила еще чашечку чая, — сказала мать, и Майкл отправился за чаем, оставив ее в обществе миссис Карсон. Когда он вернулся, она рассказывала о Пегги Эрч.
Именно тогда это и случилось — во время разговора с миссис Карсон. Мать Майкла упала. Потом она утверждала, что наступила каблуком на что-то липкое и сделала какое-то движение, стараясь это липкое стряхнуть. А в следующее мгновение оказалась на полу, на спине, вся залитая чаем.
Миссис Карсон помогла ей подняться. Эй. Джей. Эл. хлопотливо проявлял заботу. Поперек Себя Дороти подобрала с пола чашку и блюдце.
— Все в порядке, все в порядке, — твердила мать. — Просто я наступила на что-то и поскользнулась.
Эй. Джей. Эл. усадил ее на стул.
— Мне думается, надо бы все же пригласить сюда сестру, — сказал он. — На всякий случай просто.
Но мать продолжала твердить, что все в порядке и нет никакой нужды беспокоить сестру. Лицо у нее было белое как мел.
Подошли отец Майкла и Джиллиан и выразили огорчение. Майкл видел, как Тичборн и Карсон подталкивали друг друга локтями и хихикали. Ему захотелось убежать, спрятаться на чердаке или еще где-нибудь. Кусок намазанной маслом булочки прилип во время падения к свекольному пальто матери. Левая нога у нее была совсем мокрая от чая.
— Мы отвезем тебя в город, — сказал отец Майкла. — Какая неприятность.
— Я только локоть ушибла, — шепнула мать. — Стукнулась прямо локтем.
Карсон и Тичборн теперь, уж конечно, будут изображать все это в лицах — они же всегда все изображают. Будут стоять, делая вид, что держат в руках чашку с чаем, а потом вдруг плюхнутся навзничь на пол. "Мне думается, надо бы все же пригласить сюда сестру", — скажет Карсон, передразнивая Эй. Джей. Эл.
Отец Майкла и Джиллиан попрощались с Поперек Себя Дороти и с Эй. Джей. Эл. Оробело примолкнувшая мать, казалось, была только рада поскорее скрыться с глаз долой. В автомобиле она не проронила ни слова и, когда они подъехали к "Сан-Суси", ничем не выказала желания, чтобы Майкл поднялся к ней в комнату. Она вышла из машины, шепотом пробормотав слова благодарности, лицо ее слегка порозовело.
В этот вечер Майкл обедал с Джиллиан и с отцом в отеле "Грэнд". Тичборн и Карсон и еще несколько мальчиков тоже обедали там со своими родителями.
— Я могу прихватить с собой кое-кого из них, — сказал отец Майкла. — Стоит ли вызывать машину? — И он пошел и переговорил с мистером Тичборном и мистером Карсоном и с отцом еще одного мальчика по фамилии Маллабидили. Майкл ел суп минестроне и цыпленка с горошком и жареным картофелем. Джиллиан рассказывала ему, что близнецы совсем заморочили им голову и отец Майкла решил построить для них плавательный бассейн. Отец вернулся к их столику и объявил, что он обо всем договорился и в девять часов отвезет всех мальчиков.
Майкл ел цыпленка и думал о том, как мать сидит сейчас на своей кровати в "Сан-Суси" и плачет небось. Он думал о том, как она повезет обратно в Лондон все, что накупила для "пикника" с ним в ее комнате. Она никогда ни словом об этом не обмолвится, никогда не упрекнет его за то, что он отправился обедать в "Грэнд", когда ей так хотелось, чтобы он побыл с ней. Она рассудит, что это ей поделом.
Когда они сели в машину, отец Майкла сказал, что он завернет к "Сан-Суси", чтобы Майкл мог забежать к матери.
— А мы должны в четверть десятого быть на месте, — поспешно сказал Майкл. — Я ведь уже попрощался с ней. — Но это было не совсем так.
Возможно, все было бы по-другому, не будь в машине Карсона и Тичборна. Он бы тогда зашел и побыл с ней минутку, потому что ему было жаль ее. Но некрасивый фасад "Сан-Суси", сломанная калитка, маленький дворик и эти гномы с удочками вызвали бы новый приступ хихиканья и подталкивания локтями в отцовском "альфа-ромео".
— Ты так считаешь? — спросил отец. — Я ведь успею доставить тебя в школу к четверти десятого.
— Да нет, ничего, все в порядке.
Она же его не ждет. Она небось даже не распаковала то, что привезла с собой для их "пикника".
— Слушай, это кто был — твоя крестная? — спросил его Тичборн в дортуаре. — Та, что грохнулась на пол?
Он начал было мотать головой, перестал и снова замотал. Тетка, сказал он, с чьей-то там стороны, в общем, какая-то родственница, он и сам толком не знает. Он не придумывал этого заранее, это получилось как-то само собой, но так естественно и просто: какая-то дальняя родственница приехала на конфирмацию и не остановилась, как все прочие, в "Грэнде".
— Черт побери, вот была умора! — сказал Карсон, а Тичборн изобразил все в лицах, и Майкл смеялся вместе с приятелями. Им и в голову не пришло, что эта женщина — его мать, и он был им за это благодарен. Эй. Джей. Эл. и Поперек Себя Дороти и мисс Тренчард знали, что это мать Майкла; знал об этом и его преподобие мистер Грин, но ведь до конца пребывания Майкла в Элтон-Грейндже ни у кого из них, скорее всего, не будет повода упомянуть об этом публично. И даже если случайно Эй. Джей. Эл. все же выразит завтра в классе надежду, что мать вполне оправилась после своего падения, то он, Майкл, скажет потом, что Эй. Джей. Эл. просто все напутал.
Лежа в темноте, он мысленно шептал ей, что просит у нее прощения, что он любит ее больше всех на свете.
Миссис Экленд и духи
Мистер Моклер был портным. Он занимался своим ремеслом в доме номер 22 по Джунипер-стрит, Юго-Запад 17, который закладывался и перезакладывался в течение двадцати пяти лет и наконец перешел в полную его собственность. Мистер Моклер никогда не был женат, и, поскольку ему уже стукнуло шестьдесят три, представлялось маловероятным, что он еще вступит когда-либо в брак. Каждый вечер он встречался за кружкой пива в старинной пивной "Карл Первый" со своими приятелями: мистером Юпричардом и мистером Тайлом, — которые тоже были портными. В доме на Джунипер-стрит он жил вдвоем с котом Сэмом, сам готовил себе еду, сам все мыл и убирал и был в общем и целом доволен своим существованием.
Девятнадцатого октября 1972 года мистер Моклер получил утром письмо, порядком его удивившее. Письмо было написано аккуратно, разборчиво, приятным округлым почерком. Оно не начиналось с привычного обращения "Любезный мистер Моклер", не было подписано и не заканчивалось, как положено, какой-нибудь стереотипной фразой. Но имя мистера Моклера повторялось в нем не раз, и из содержания письма он мог заключить, что написала его некая миссис Экленд. Мистер Моклер читал письмо и изумлялся. Потом прочел его во второй раз и — более медленно — в третий.
Доктор Скотт-Роу умер, мистер Моклер. Я знаю, что он умер, потому что на его месте здесь теперь другой человек — моложе, ниже ростом, и зовут его доктор Френдман. Он смотрит на нас, не мигая, и улыбается. Мисс Эчесон говорит, что он занимается гипнозом, это, по ее мнению, видно с первого взгляда.
Они все такие самоуверенные, мистер Моклер; они не приемлют ничего выходящего за рамки их белохалатного мира. Меня держат здесь в заточении, потому что я однажды видела духов. Мое содержание оплачивает человек, который прежде был моим мужем. Каждый месяц он выписывает чеки на покупку персиков — их ставят в мою комнату, — и на засахаренные каштаны, и на мясо с чесноком. "Самое главное — чтобы она чувствовала себя счастливой". Отчетливо представляю я себе, как дородный мужчина, который был когда-то моим мужем, произносит эти слова, прогуливаясь с доктором Скотт-Роу среди розовых кустов, по залитым солнцем газонам. В этом доме содержатся двадцать утративших душевный покой женщин — каждая в своей отдельной комнате; их нежат и балуют, потому что другие люди чувствуют свою перед ними вину. И, прогуливаясь по газонам, среди розовых кустов, мы перешептываемся друг с другом, удивляясь безумию тех, кто пошел на такие расходы, чтобы упрятать нас сюда, и еще большему безумию медиков: ведь не всякий утративший душевный покой — сумасшедший. Скажите, мистер Моклер, похоже разве, что это письмо написано умалишенной?
Сегодня я сказала мисс Эчесон, что доктор Скотт-Роу умер. Она ответила, что ей это известно. Теперь, сказала она, доктор Френдман с этой его улыбочкой и магнитофоном будет заниматься нами. Мисс Эчесон — пожилая дама, ровно вдвое старше меня: мне тридцать девять лет, а ей семьдесят восемь. Ее поместили сюда в 1913 году, за год до первой мировой войны, — ей тогда было восемнадцать лет. Мисс Эчесон стал являться святой Олаф Норвежский и является до сих пор. Эти видения приводили родственников мисс Эчесон в смущение, и поэтому в 1913 году они тихонечко сплавили ее сюда. Теперь уже никто никогда не навещает ее здесь — никто с 1927 года.