Перевод Ю.Вронского
"Горы больше не манят меня..."
Горы больше не манят меня.
Я прожил жизнь среди ледников.
Теперь я люблю бродить по лесам, слушать
осенний ветер, останавливаться у озер,
следовать за течением реки. Даже осенью
здесь полно ягод.
А гора что, гору быстро не одолеешь.
Вершины всегда стоят, где стояли.
Я ВЫБРАСЫВАЮ ЗОЛУ
Я выхожу, несколько бессонных звезд
висит над горами. Светится наст
среди сосновых стволов в весеннем сиянье.
Я выбрасываю золу, и угли шипят в сугробе.
Серый ветер уносит вместе с золой вольные думы.
НОВАЯ СКАТЕРТЬ
Новая желтая скатерть.
И чистый белый лист!
Сюда должны явиться слова -
здесь такая красивая скатерть
и такая белая бумага!
На фьорде лежит лед,
прилетели птицы и сели на него.
"Две лодки во фьорде..."
Две лодки во фьорде рядом друг с другом.
В обеих рыбаки, закинуты удочки.
Тот же фьорд, та же прекрасная погода для обоих.
Когда один вытаскивал рыбу,
другой только удивлялся, почему
она попалась не на его крючок?
Лишь об этом они думали в такой прекрасный день.
ВВЕРХ ПО РЕЧНОЙ ДОЛИНЕ
Я легко иду по камням
навстречу влажному ветру и пою.
Горе - источник силы,
на солнце ледники плачут,
почему мне легче идти против ветра,
чем по ветру?
КОМПАНИЯ
Тебе по душе
беседовать с ветром,
водить с ним
компанию.
Или дерево - это уют,
надежность
и мудрость.
Но знаться
со мной?
Неплохо, что ты
привычна
к притворству.
ГРУЗОВЫЕ ВЕСЫ
Старые грузовые весы -
вот что главное
в моем доме
(не считая меня, конечно),
потому и место их
посреди помещения,
они определяют
точный вес и говорят,
чего стоит груз.
Поднимая мешок или ящик,
я и так знаю,
сколько он весит,
но все же кладу его на весы,
чтобы и они сказали свое.
Мы совершаем сделку,
я гляжу на гирю
и чаще всего соглашаюсь -
они колеблются, я киваю,
и мы решаем:
все верно - что нам
какие-то граммы.
Весы проржавели, а у меня
болит спина от прострела,
слава богу, хоть гири
легче того, что я взвешиваю.
Временами я замечаю:
люди сомневаются,
правильно ли я взвесил.
Чудные люди!
Если они продают,
это весит много,
если посылают,
это весит мало.
Как-то зашел писатель,
его тоже поразили весы,
и ему пришло в голову
узнать, сколько он весит.
«Это не аптекарские весы», - сказал я
и вспомнил весы, которые
видел у ювелира,
он взвешивал золотую пыль,
орудуя пинцетом.
Я вообще часто думал о том,
сколько должен весить писатель:
правда и кривда,
месть и возмездие,
жизнь и судьба.
Кто распоряжается
теми гирями,
теми весами?
В РЕШАЮЩИЙ МОМЕНТ
Год за годом ты сидел, согнувшись над книгами,
накопил больше знаний,
чем нужно на дюжину жизней.
Но в решающий момент понадобится
совсем немного, и это немногое
сердце знало всегда.
В Египте у бога мудрости
была птичья голова.
БАРОМЕТР
Медную стрелку
я могу
передвигать,
как хочу,
а хочу я,
чтобы она
стояла на «ясно».
Над черной стрелкой
я не властен,
она беспощадно
подчинена
космическим силам.
Мне не хочется
передвигать
медную
вслед за черной.
Я предпочитаю
оставлять ее
на «ясно»
в надежде,
что черной
придется
к ней вернуться.
ДОЛГО ЛИ ТЫ СПАЛ?
Смеешь ли ты
открыть глаза
и оглядеться вокруг?
Да, ты здесь, здесь,
в этом мире,
тебе это не снится -
он таков, каким
ты его видишь, все
так и есть.
Так?
Да, именно так,
не иначе.
Долго ли ты спал?
ПРИШЛО ВРЕМЯ
Ракеты взлетают
рылами вверх
и садятся на Луне или на Марсе.
Пришло время,
пришло время
посеять свой яд среди звезд.
Я ПЕРЕСЕКАЮ ПОЛЯРНЫЙ КРУГ
Кто-то в поезде указывает на башню в горах:
мы пересекаем Полярный круг!
Сперва не заметно никакой разницы,
местность все та же,
но мы знаем, что впереди.
Я бы не придал значения столь незначительному событию,
если бы сам не пересек семидесятый рубеж.
КОЛОКОЛА
Голубые колокола твоей жизни
звонили и звонили
и в ветер и в дождь.
И служили, бывало,
для набатного звона,
раскачивались языки
на башне, что постоянно
двигалась впереди тебя.
Тише и тише звон с башен,
которые все движутся
и движутся.
Только одна неподвижна,
та, на которой
висит похоронный колокол.
ПОД СТАРЫМ ДУБОМ В ДОЖДЛИВЫЙ ДЕНЬ
Дождь не виноват,
что я стою
под этим старым дубом
у дороги. Здесь
так спокойно под надежной кроной,
мы старые друзья,
и нам хорошо
стоять вот так вдвоем,
и молчать, и слушать,
как льет дождь,
вглядываться в серый день,
ждать и понимать.
Мир стар, думаем мы,
и мы оба тоже стары.
Сегодня я немного вымок -
листва начала облетать,
пахнет прелым сырой воздух,
я чувствую капли,
стекающие на волосы.
Ханс Берли
ИЗ СБОРНИКА «КОГДА Я ВИЖУ ЦВЕТОК В ЛЕСУ», 1954
Перевод А.Эппеля
РОДНИК В ОСИННИКЕ
Осиновые кроны просеивают солнце
в желтые замшелые поляны -
золотой овес небес
сквозь сито дрожащей листвы.
У родника пугливая косуля
пьет,
вслушивается...
Капля каплет с мокрой морды -
и проходит тысяча лет...
Родник - добрая земная вещь,
непритязательная,
безответная.
Зеркало, в котором жизнь
целует свое изображение
пересохшими губами.
ИЗ СБОРНИКА «ДНИ», 1958
Перевод А.Эппеля
"Слушал ли ты..."
Слушал ли ты по ночам реки?
Их речи во тьме необычны.
Смех не журчит по песчаному дну,
не позванивает песня о
скользящих в воде
загорелых телах купальщиц,
о лугах, где кричат кроншнепы,
о перевозчике, глядящем в облака
и выгребающем к берегу.
Речи рек по ночам -
обо всем,
что днем бездомно,
что не Время и не Слово.
Если ночью
слушать реку,
в конце концов покажется,
что душа
неисповедимо вспоминает свое будущее.
ИЗ СБОРНИКА «Я БЫ ХОТЕЛ ПОЙМАТЬ ПТИЦУ», 1960
Перевод А.Эппеля
КАРИАТИДА
Вера - это кариатида,
женская фигура среди руин.
Покинутая,
среди обрушившихся камней,
она все еще стоит
во весь рост,
слепоглазая.
Храм - ее вечная ноша -
давно разрушен и служит
прибежищем дикому зверю.
Эти плечи в рубцах
подпирают Ничто -
опустелое пространство,
в котором отчаянно кричат птицы.
ИЗ СБОРНИКА «У КОСТРА», 1962
Перевод А.Эппеля
"Ночами в июне..."
Ночами в июне
рассвет -
спокойный свет Воскресения.
Птицы
словно бы восстают из мертвых
и мягко касаются воздуха
невидимыми крылами,
крыльями,
белые кости которых
истлели в болоте
в тысячное лето назад.
Зачарованный расшумевшимся лесом,
ты хочешь следовать птицам и не можешь;
цепь совершенного и несовершенного,
заклепанная на щиколотках,
приковала тебя
к безмолвной земной тьме.
Ночами в июне,
когда все - крылья
и синеющий свод.
У КОСТРА
Сижу спиной к костру,
всматриваюсь
в беззвездную ночь.
- Оборотись! -
говоришь. -
Мне не оживить догорающего костра,
пусть будет светло,
помоги!
Но как оторваться от темноты,
если в шаге от освещенного круга
кто-то бродит и шепчет мое имя
голосом увядшей травы?
Гляди! Темный облик
огромен от неровного света...
И я чувствую прохладные пальцы
твои на моих глазах.
Так и сидим вместе
беззвездной ночью. Два человека.
Пока догорает костер,
и сущее в темноте
медленно приближается.
ИЗ СБОРНИКА «КАЖДАЯ МЕЛОЧЬ», 1964
Перевод А.Эппеля
ИЗ ДНЕВНИКА ЛЕСОРУБА
Дерево, спокойное и величавое,
могучее и такое беззащитное,
стоит на вересковой пустоши,
думая неспешную терпеливую думу.
Сияет белая береста,
старая сосна
в бесконечной нежности
протягивает бронзовые руки ветрам.
И вот по вереску плетешься ты
с топором и мотопилой
к обреченному на смерть исполину.
- Делай свое дело, палач!
Дерево падает. Беспомощно.
В падении ломает собственные ветви;
Ты остаешься во внезапной тишине.
И пустоте. Свет небесный
обвиняет тебя за содеянное.
Всего минута - только минута! -
визжащей стали, механического единообразия -
и долгая греза природы,
мечтавшаяся сотни весен,
становится крестиком
в реестре врученных повесток.
Сколько дней, думаешь ты,
сколько рождественских вечеров с колокольным звоном...
Глухарь сидел, обхватив мохнатыми лапами ветку,
долбил клювом иней, расправлял крылья, настораживался,
пока в отдалении рыскала охотничья собака.
Густые спокойные снегопады, а в весенние ночи
влажные звезды висели в хвое
и ловчий
пил из ковша Большой Медведицы.
Сколько жизни, думаешь ты,
сколько сокровенной жизни
замкнули годовые кольца!
Сердцевина -
зрачок в недреманном оке.
Так могут кружиться мысли
в печальный осенний день,
когда ветер жалостно бубнит
над вырубкой;
сучья, валежник, свежие пни,
где муравьиный труп прилип к загустевшей смоле,
одно-два поваленных дерева,
которые, падая в пустоту, напоминали
изодранное пулями знамя
на редуте после неприятельского штурма.
Лесоводы - мудрецы - говорят о размерах лесоповала
и очерчивают места порубок
по линейке на карте.
Мы - простецы - ландскнехты трудной работы -
победно идем на штурм
в соответствии с умно разработанной стратегией.
За нами остается порубленная земля;
высотки и гребни
оголяются,
точно ребра большого животного,
растерзанного волками.
Но как же больно,
как больно
быть совестью топора
в столь печальный осенний день.