Перевод А.Эппеля
СВЕТ
В опустелые ветреные вечера
петух невнятно кукарекал в потемках
и лес дышал темнотой.
Мать на тропинке во дворе,
маленькая,
согнувшаяся навстречу северному ветру;
а снежинки в свете фонаря
мелькают, как моль.
Синими, озябшими руками
защищала она дрожащее пламя,
и я всякий раз удивлялся,
что ей удавалось спасти
огонь
от снега и ветра.
МОЛИТВА
Избави меня от старости, господи!
Я не хочу перед зеркалом
искать мечту моей юности
в руинах своего лица.
Хочу, чтобы
мечта умерла в полете,
как дикая птица в когтях у сокола
в высоком морозном воздухе.
ИЗ СБОРНИКА «СЛОВНО КРИК У РЕКИ», 1969
Перевод А.Эппеля
ДОБРОПОРЯДОЧНЫЕ ГРАЖДАНЕ
Сидим в саду под сиренью.
Пьем кофе. Глядим в газеты.
Греция. Вьетнам. Едим песочные пирожные,
а земной шар неспешно движет нас
под вечерними молчаливыми созвездиями.
До чего мы смахиваем на людей! Но это
чисто внешнее сходство. Внутри же
мы пропитаны смертью. Пустота
грохочет в нас, как крик
в бетонированной шахте.
«Выключи радио. Опять про войну и про голод!»
«Выпей кефиру, тебе полезно.»
«Ты не против, если я попозже уйду в кружок шитья?»
Мы едим песочные пирожные -
прочее нас не касается.
А вдруг знаменитую эту бомбу
сбросят сейчас? Что ж,
ничего вроде бы не изменится -
мы давно уже не живые.
ЛЕС МОЕГО ДЕТСТВА
Лес под небом, вереницы покрытых лесом холмов,
выщербленные топором,
похожи на редкозубую челюсть.
Не узнаю
лес моего детства.
В лицах людей,
в птичьем крике и ветре -
что-то потеряно: одиночество
стало одиноким...
Обезлюдевшие усадьбы, постройки,
беспомощно уставившиеся в тебя
черными оконницами. Крапива проросла
сквозь щели деревянного крылечка,
жерди полусгнившей изгороди
продираются сквозь дикую траву по лесной кромке,
точно олень, раненный в позвоночник.
Вдали перезвон колокольцев и детский смех; эхо
ржавеет в тиши на лесном косогоре,
и не надо больше заботиться,
чтобы клали камень на крышку колодца.
Бреду тропинкой по полям;
недавно посаженные ели глядят
с трогательных маленьких пашен;
меж каменных россыпей вижу:
тихое слово «дом»,
взъерошенное, покинутое, лежит среди полевицы,
словно крыло убитой птицы.
РАЗМЫШЛЕНИЯ НА ЛЕСНОЙ ТРОПИНКЕ
Слышишь: голодно воет
стальной волк - мотопила -
по склонам с редкими кубометрами?
И над старыми болотами, где токуют тетерева,
над полигоном ВВС посреди большого леса
кружит четверка искрящихся истребителей
нескончаемой оглушительной каруселью?
Вот и в это голубое царство -
пустынную родину лосей -
вторглись миллионы шумов.
Но что толку печалиться?
Влажная от росы ниточка паутины
не остановит бульдозера.
Что пользы от неспешной
пешей мечты
в эти неукротимые времена нетерпения,
изготовившегося для бега к звездам?
История больше не бродит пешком
по вереску, устилающему землю,
она грохочет в стальной «аджене»
сквозь межзвездные тьмы
слишком высоко ддя моего земного сердца,
тикающего на старый манер
вечерами меж замерзших елей на Буберге.
БЛИЗОСТЬ
Хочу отшлифовать кончики пальцев
о грубую действительность, хочу
ощущать то, к чему прикасаюсь.
Ибо верю в нужные
земные вещи,
неприметные, незамечаемые,
бывающие с нами ежедневно,
проходящие через наши руки...
Святые простые вещи
из земли, праха и безмолвия,
преданные у креста,
преданные в ледяных
храмах философии, преданные
на Геликоне и Парнасе
под холодными звездами искусства.
Снова хочу причаститься
этим верным вещам,
так причаститься,
чтобы слова в стихах
переняли их форму,
как пальцы лесоруба
не забывают форму топорища,
даже листая псалтырь.
ИЗ СБОРНИКА «ЗИМОРОДОК», 1970
Перевод Ю.Вронского
ПОД НЕБОМ
Не думайте,
что я вырос в бедности!
Надо мной всегда было
распахнуто небо.
Я прожил свой век
в соседстве с Плеядами
и в близкой дружбе с ветром. Мне ведомы
и глухие муравьиные тропы
меж сломанными стеблями,
и светящаяся дорога тоски,
где на звездной пыли
отпечаталась божья стопа.
Я человек.
Я постиг величие того,
что значит быть бесконечно малым.
ЗИМОРОДОК
Осень пришла рано.
Северный ветер,
горы в снегу,
блеклые краски.
Но я слышу, как мои мечты
шепчутся,
словно дети по ночам,
словно арестанты на прогулке:
- Далеко-далеко в снежных полях,
у рек, таких быстрых,
что они никогда не замерзают,
живет Птица,
ярко-голубой зимородок
с солнечным оперением на груди.
СЛОВА
Слова - это бессилие. Послушайте только
всезнайку, который рассуждает
об искусстве. Он стоит
с таким начитанным видом
и мечет дымовые бомбы
в святыню.
Я больше не верю
в слова хитроумные,
глубокомысленные,
равнодушно зевающие.
Я верю
в безмолвие
рук,
в прикосновение,
в близость.
Я верю, что мы
должны снова раскопать Помпею
из лавы и пепла.
Руками.
ИЗ СБОРНИКА «СРЕТЕНИЕ», 1972
Перевод Ю.Вронского
СРЕТЕНИЕ
В самый беспросветный зимний день,
когда солнце, словно раненая глухарка,
низко летит над заснеженными южными вершинами,
ты предчувствуешь весну, уловив невыразимо тихую
мелодию, звучащую в сумеречном свете:
сама жизнь сидит на морозе без рукавиц
и играет на свирели,
не подозревая, что ее слушает кто-то,
чьи уши наполовину заложило
тишиной и смертью.
И вдруг ты видишь: да это же
черный дрозд! Он сидит
среди заиндевелых веток
и тихо играет для самого себя.
Найдет мелодию, сыграет ее, потом повторит,
бесконечно осторожно модулирует он одну тему,
творя солнечную песнь, которую споет
в сырой день распутицы,
в день распада и возрождения.
СКВОЗЬ ЛИСТВУ И ХВОЮ
Арктур
висит низко на западе,
красноватый
и словно сочащийся светом.
Я видел его еще в детстве
со двора нашей лесной усадьбы
вечерами на исходе лета, когда темнота
пахла спелым овсом.
Он мерцал сквозь листву и хвою
над холмами на западе. Цедил свои лучи
сквозь тяжелые росистые ветки,
зеленые от жизни на Земле.
Когда ветер тревожил лес,
казалось, будто руки
осторожно прикасаются к звезде
и ласкают ее.
С тех пор мои долгие мысли
о вечности
всегда проходили
сквозь листву и хвою.
ТЫ ПОКИДАЕШЬ КОСТЕР
Осенним днем ты уходишь с вырубки
и покидаешь
еще горящий костер.
Берешь свой инструмент и уходишь
в туман и тишину,
а отблеск зажженного тобой костра
ощупывает стволы у тебя за спиной
и лица тех, кто остался
сидеть в освещенном кругу...
Вот так же
мне хотелось бы
уйти из жизни.
Ведь я знаю, нам дан
лишь короткий срок. Я уже вижу,
как ветер кружит белый пепел
над холодной ямой,
оставшейся от пляшущего костра, как олень
долбит стертым от снега копытом
середину кострища.
ИЗ СБОРНИКА «ЭОЛОВА АРФА», 1974
Перевод Ю.Вронского
ДВА СТИХОТВОРЕНИЯ О ПРОСТЫХ ЗЕМНЫХ ВЕЩАХ
ТРОПА
Ночной дождь сдвинул с места
хвою на тропе...
Хрупкие тени вереска и травинок
вышивают синие стежки по краю тропы
в утренних косых лучах. Ты кладешь в рот
несколько матовых от росы черничин,
к языку прилипает холодный листок вереска...
Как прекрасно! Это вкус
самого земного утра. Ты живешь,
но здесь нет ничего,
что существует ради тебя.
Свободен лишь тот,
кто постиг эту истину.
КАМЕНЬ
Рядом с моей тропой
лежит огромный валун.
В прозрении, что бывает лишь ранним утром, я вижу,
как страшный космический холод приникает
к серым, драконовым бокам валуна. И тогда
камень уже не зовется камнем, он -
лишь пустое пространство в моих мыслях.
Все, что ты можешь сказать о камне, -
для Вселенной ложь. Ты должен научиться
языку без слов. Постичь код Млечного Пути,
состоящий из безмолвия и тайны.
Оставь свои человеческие слова
среди поношенной одежды
на вешалке в сенях,
когда идешь к камням.
"Быть человеком..."
Быть человеком - это болезнь.
Выздоровление невозможно,
и все наши усилия сводятся к тому,
чтобы искать обезболивающие средства.
"Прикованный к собственной тяжести..."
Прикованный к собственной тяжести,
ты мечтаешь о побеге.
Покуда смерть не снимет с тебя кандалов
и ты не полетишь без души
в небесном мраке над бурунами света
прочь от зеленых берегов,
где цветы счастливо звались цветами
и запах юной росы
ласкал твои чувства,
когда ты ничком лежал в траве
и проклинал землю.
Что это зовет тебя оттуда,
из мрака меж звездами?
Почему оно знает твое имя?
Ты стоишь,
подняв лицо к небу,
и обеими руками держишь свою маленькую жизнь,
как ребенок, что тянется к матери,
не выпуская из рук игрушки.
У ШОССЕ
Большие мелкие беды, немые
будничные земные трагедии: белка
на асфальте, раздавленная улыбка
на окровавленной мордочке...
Кто обращает внимание на такую мелочь,
когда вокруг ревут лошадиные силы? Кто
замечает это? Наши глаза чересчур суровы
и неподкупны, поэтому
мы часто и мчимся
погруженные в свои холодные расчеты
прямо по жизни.
Жизнь -
и любовь ко всему -
это каждый должен почувствовать сам
грубой кожей своих рук, подобно тому
как слепой ощущает
кончиками пальцев
лицо любимой.
МИЛОСЕРДИЕ
Горизонт как заиндевевший чугун. Небеса
вздымают надо мной купол своей тишины,
подобный огромному безъязыкому
колоколу. Звезды
глядят на меня
в космической немоте, деревья
срывают с себя имена, придуманные человеком,
и стоят обнаженные, целомудренно отвернувшись.
Что ты здесь делаешь?
Нужен ли ты, человек?
Я кричу
в это леденящее равнодушие,
стоя в мире замерзших на лету птиц,
и тем малым, что у меня есть, защищаюсь
от безнадежности, ужаса
и ледяной непреклонности мрака:
- Милосердие обретается только
в человеческом сердце!
ВОРОНА
Промокшая под дождем ворона на изгороди
лучше десяти ангелов царства небесного.
"Путь к вечности..."
Путь к вечности
проходит через двор твоей усадьбы.
Качающаяся былинка с каплей росы
для зрячего достаточный указатель.
И на изнанке березовых листьев
гусеницы выгравировали карту
Млечного Пути.
Трава, мельница, человеческое сердце -
воспоминание о детстве на звездных берегах
головокружительно пронизывает все, как утренний свет
пронизывает мглу бегущей воды,
падая на песчаное дно.
ПОЭТУ
Если ты нашел золото в мутном потоке,
положил на свою бренную земную ладонь
это сверкающее постоянство, помни,
не ты... Нет,
ты всего лишь счастливец, нашедший
то, что было от века
и никогда не исчезнет.
Об этом поет ветер,
об этом журчит ручей,
и сердца, переставшие биться тысячу лет назад,
бормочут об этом в крови детей
под шумящими кронами
сегодня, завтра,
вечно...