– Уверена, мы все понимаем, что боги выбрали Айкира, – произнесла я громко, перетягивая внимание с Мирики на себя. Встретила взгляд Кадера и сдержанно улыбнулась. – Я не претендую на то, чего недостойна.
Мне казалось, это успокоит Кадера, поставит точку в нелепой ошибке. Однако Кадер хмуро качнул головой.
– Не нам оспаривать волю богов.
– Но Мирика оступилась и…
– И возможно, – с нажимом перебил он, – таким был божественный замысел. Решение будут принимать отцы. Мирика! – Громкий окрик заставил беднягу вздрогнуть. – Живо беги в главную башню. Упроси отца Дария подойти к нам.
Едва Кадер договорил, Мирика сорвалась с места и кинулась к выходу. Остальные охотники не шевелились. Казалось, каждый боялся сделать шаг, отвлечься на миг и упустить что-нибудь важное.
Почти четверть часа прошло в тишине. Потом под низкие своды ступил отец Дарий. За ним Мадек. Следом Мирика, казавшаяся еще бледнее, чем раньше.
Когда они подошли, Кадер сухо пересказал последние события, упомянул мою готовность отказаться от испытания, снова одарил Мирику тяжелым взглядом. Та молча жевала губы. Казалось, она вот-вот расплачется.
– За всю историю Ордена такого еще не бывало, – заметил Дарий. – Но мы не станем оспаривать решение богов. И Айкир, и Кинара пройдут испытание веры.
– Но отцы!..
– Решение принято, Айкир, – сухо оборвал Мадек. – Лучше вам провести сутки до испытания в молитвах. Вам обоим, – подчеркнул он, поворачиваясь ко мне.
– Вот и все, готово.
Старшая охотница закрепила последнее украшение в моих волосах и отошла, перестав загораживать большое зеркало в позолоченной оправе. Дорогое, даже вычурное, оно совсем не вписывалось в привычную Ордену простоту. Но, как оказалось, главная башня хранит много тайн.
Келья, в которой меня заперли на ночь, была пустой и холодной. Вместо кровати – лавка. Вместо полноценного окна – застекленная щель, такая узкая, что не разглядеть заснеженной аллеи. Только клочок темного неба.
Вряд ли в Ордене есть помещения, обставленные беднее той кельи. И вряд ли есть места роскошнее этой комнаты или купален, в которых шесть сестер отмывали меня до скрипа. В последние сутки перед обрядом Орден словно открывал избранным свои тайны. Позволял увидеть то, что обычно скрыто.
Стоило подумать об обряде, и меня замутило.
Испытание веры – священное действо, пройти которое мечтает каждый охотник. Еще бы! Разве кто-то откажется от благословения на долгую жизнь?
Этот ритуал – чудо. В него трудно поверить, пока не увидишь своими глазами. Но раз увидев – уже не усомнишься. Ни в могуществе богов, ни в праведности Ордена.
В небесном зале разжигают огонь, такой яростный, что его жар чувствуется даже у дальних стен. А потом охотник, чье имя вспыхнуло в чаше, ступает в него. Клянусь, когда это случается, все в зале перестают дышать. Ждут.
Говорят, именно в тот миг боги видят душу избранного. И если огонь веры в ней сильнее того, что полыхает вокруг, то благословляют на долгую жизнь. Даруют еще полсотни, а то и сотню лет, чтобы охотник продолжал защищать невинных. Не передать словами, каково это – видеть, как кто-то выходит из пламени невредимым.
Когда это случается, охотник перестает быть охотником и становится праведным отцом. Тем, кто доказал свою веру и преданность идеалам Ордена.
Однако бывает так, что в сердце избранного боги не видят этих качеств. Тогда они перестают оберегать его тело, и небесный зал оглашает предсмертный крик.
Помню, когда только узнала про божественную кару, я все пыталась понять – почему же охотники мечтают ступить в праведный огонь? Зачем рисковать жизнью? Ответ мне подсказал Айкир: каждый уверен, что достоин благословления, никто не сомневается в силе своей веры. Да и боги карают редко.
Но что будет со мной?
Во мне нет преданности Ордену. Наоборот – одни лишь сомнения. Уверена, чаша вспыхнула из-за Айкира. Я допущена к ритуалу случайно.
Хотя… случайно ли? Вдруг Мирика задела меня нарочно? Ведь именно она доставляет приказы Мадека в сестринскую башню. Это Мирика возникла на пороге нашей с Арилой комнаты в ночь моего возвращения. И если она вновь исполняла волю Мадека, то меня… ждет божественная кара?
Если бы только выпал шанс, я бы сбежала. Наплевала на все – и улизнула бы. Пусть меня заклеймят изменницей, презревшей священный праздник. Пусть отправят отряд на поиски с приказом: «Убить!». Пусть! Я все равно бы рискнула! Ради сына. Ради того мужчины, чей образ преследует меня во снах.
Но шанса не было.
Сразу после решения Мадека нас с Айкиром отвели в кельи – каждого в свою – и заперли. Ночь перед ритуалом надлежало провести в молитвах, очистить душу. А утром пришли шесть сестер – самые опытные из охотниц, убившие не одного дракона, – и проводили меня в священные купальни, чтобы помочь очистить тело. Такова традиция. Как и то, что я не должна оставаться одна.
– Надо же, – изумилась сестра, – а ты красивая. Даже с рыжими волосами.
Я вынырнула из раздумий и посмотрела в зеркало.
Одежда для испытания веры отличается от той, что была на мне во время очищения травами. Вместо простой рубахи – неприличное… даже не платье. Не знаю, как это правильно назвать.
Две широкие темно-фиолетовые ленты спускаются с плеч к поясу, прикрывая грудь. Но кожа между ними видна, да и с боков тоже. И на спине. Талию обнимает тугой пояс, удерживающий свободную юбку с разрезами-клиньями. Щиколотки и запястья перемотаны лентами все того же темно-фиолетового цвета. Цвета туник праведных отцов.
Я сделала шаг, и в разрезах мелькнула белая, отмеченная шрамами кожа. Глянула на отражение левой руки. Криво ухмыльнулась, вспомнив, как почти с боем отвоевывала право оставить повязку. Пришлось напомнить о моей избранности богами. И сестры, которым пришлось прислуживать послушнице, с видимым недовольством уступили. Теперь же под широкой лентой повязки не видно.
Волосы свободно спадали на спину. В несколько тонких косичек сестры вплели фиолетовые бусины. Руки до локтя покрывала белая краска. На моей коже ее почти не видно, а жаль. Узор красивый.
– Ладно, хватит любоваться, – буркнула другая охотница. Самая старшая из нас. – Пора.
Мы вышли в коридор. Две сестры шли впереди, две сзади и по одной с боков. Я чувствовала себя одновременно принцессой в окружении воинов и преступницей, идущей на казнь.
Винтовая лестница увела нас на самый верх – в небесный зал под открытым небом. Сверху и сквозь большие окна в помещение проникали оранжевые лучи заката. Из-за них огонь, горящий в центре, казался ярче, больше. Будто полыхает весь зал.
Айкир уже был здесь. Но пришел, судя по всему, недавно: в окружении шести братьев он замер на середине пути между огнем и лестницей. Обернулся, явно заслышав звук наших шагов, и застыл. Привычное выражение уверенности исчезло с его лица, уступив место… растерянности? Айкир смотрел на меня и будто видел впервые. Скользил взглядом по откровенному наряду, раз за разом возвращался к лицу, словно уверяясь, что это действительно я.
Его наряд, к слову, тоже оказался непривычным. Свободные штаны с низкой посадкой на бедрах, широкие манжеты на щиколотках. Фиолетовые ленты стягивали не только запястья, но и предплечья. Видимо, из-за этого рисунок ему нанесли на грудь. И, надо признать, на смуглой коже белая краска смотрелась намного лучше.
Стоило так подумать, и щеки нагрелись. Я поспешила отвернуться. Оглядела толпу охотников, увидела на их лицах предвкушение, смешанное с завистью. Грустно усмехнулась. Интересно, знай они, что сегодня увидят божественную кару, смотрели бы на меня иначе?
– Айкир, Кинара, подойдите.
Мы приблизились. Приняли из рук Дария по кубку, до половины наполненному горячим вином.
– Ничего не бойтесь. Пейте.
Он улыбнулся нам, будто любимым детям. Дождался, когда мы осушим кубки, и простер руку к огню. Посмотрел на него с благоговением. Потом указал на отцов по другую сторону пламени.
– Мы проводим вас и встретим. Подхватим, если вы оступитесь, и подставим плечо.
Я посмотрела на него с плохо скрытой издевкой. Подхватят? Где? В огне?
– Айкир, ты пойдешь первым. Будь смелым, сын. Будь верным. Будь достойным божественного дара.
Айкир кивнул и зашагал – твердо, решительно. Свободные штаны колыхались в такт движению. Широкая, покрытая шрамами спина казалась мощнее, чем обычно. Будто Айкир враз стал больше. Оказавшись возле огня, он раскинул руки, как для объятий, и, не сбавляя шага, ступил в смертоносный столб стихии.
Все замерли. Каждый в небесном зале задержал дыхание, подался вперед. Даже отцы напряженно застыли.
Я смотрела на голодное пламя, тянущее алые лепестки во все стороны. Чувствовала биение своего сердца – частое, взволнованное. Ощущала холодную дрожь, поселившуюся внутри меня. И не сдержала вскрика, когда и без того высокое пламя взметнулось выше.
Тут же раздался голос Мадека:
– Боги приняли решение!
Взоры десятков пар глаз обратились к нему, стоящему по другую сторону от нас с Дарием. Мадек шагнул вперед. Без страха приблизился к пламени и протянул руку. Миг – и из огня появилась рука Айкира. Следом вышел он весь. Невредимый, нагой, покрытый сажей и копотью, будто побывал на пепелище, а не в ярящейся стихии.
Почти сразу сбоку возник старший охотник с темно-фиолетовым плащом. Передал его Мадеку и с поклоном отошел.
– Добро пожаловать в наши ряды, отец.
Мадек с улыбкой надел на Айкира плащ, затем повернулся к остальным:
– Приветствуем нового праведного отца! Долгих лет ему и нашему Ордену!
– Долгих лет ему и нашему Ордену! – хором повторили охотники.
Я же не могла выдавить из себя ни звука. Смотрела на Айкира и пыталась понять, как ему удалось выйти из пламени живым? Неужели боги действительно его выбрали? И если так… как они поступят со мной?
– Кинара.
Голос Дария раздался слишком близко. Я вздрогнула и рывком обернулась.