Что-то сильно ударило Шарлотту промеж лопаток, и она распласталась на земле в нескольких дюймах от костра. Она вскрикнула, кожа на ране, оставшейся после их последней схватки с Уильямом, болезненно натянулась. Марта перевязала рану, но теперь она, похоже, снова открылась. Шарлотта перевернулась на спину и увидела Уорта, он стоял в стороне, покручивая в руках свой шест. По его лицу расползлась довольная улыбка.
– Это было подло, – заявила Шарлотта.
Уорт фыркнул, когда Шарлотта встала, разминая плечи. Наверняка у нее на спине уже расцвел красно-фиолетовый синяк. Уильям никогда не заставил бы ее тренироваться после долгого дня, проведенного в седле, но правда заключалась в том, что, даже несмотря на усталость, из-за ее новой связи с Уортом руки и ноги Шарлотты чесались от желания двигаться. Очевидно, Пастор почувствовал ее нетерпение, потому что его угрюмость исчезла без следа. Возможно, эта тренировка нужна ему точно так же, как и ей.
Шарлотта обнажила свою рапиру. Она в два шага пересекла полянку и замахнулась, целясь Уорту в живот, но тот отбил ее атаку, и она споткнулась. Шарлотта крутанулась, чтобы достать до его голеней, но он отразил удар и врезал Шарлотте по подбородку концом своего шеста. Кровь собралась у нее на языке, и Шарлотта слепо замахнулась, пытаясь достать до головы Стража. Когда он парировал, она закрылась от его удара предплечьем. В нем тут же вспыхнула боль, но Шарлотта прокрутила клинок, целясь в его бедро. Уорт увернулся и ударил шестом по костяшкам ее пальцев.
Шарлотта выругалась и перебросила рапиру в левую руку. Она потрясла пальцами, и смех Пастора наполнил воздух перезвоном колокольчиков.
– Тебе не нужно целиться по крупным частям тела, чтобы нанести урон сопернику, – сказал он. – Попробуй достать до руки. До запястья. До задней стороны колена. Если будешь метить в уязвимые места, добьешься лучших результатов.
Последним, кто над ней потешался, был Мика, и за это Шарлотта взмахом клинка отрезала кузену половину волос на голове так, что ему пришлось состричь остальные. В ее глазах потемнело, когда на сознание легла тяжесть призрачного прикосновения. Дух проснулся не потому, что она его искала, а потому, что почувствовал ее злость. Шарлотта отступила на шаг и попыталась выровнять дыхание. Если отец и сумел ее чему-то научить, так это контролировать знаменитый горячий нрав Сэндов. Но после смерти Уильяма Шарлотте все сложнее удавалось сдерживать свою вспыльчивость. Тьма, исходящая от призраков, которая всегда походила на присутствие нежного докучливого друга, теперь будто преследовала ее.
Шарлотта сделала ложный выпад влево, а когда Уорт попытался отбить атаку, она вскинула рапиру над головой, вкладывая всю свою злость и разочарование в сокрушительный удар. Но Пастор оказался быстрее. Прежде чем ее клинок успел достичь цели, он ударил шестом Шарлотту в грудь. Она отшатнулась, потеряв равновесие. Рапира выскользнула из пальцев, а легкие отказывались наполняться воздухом.
Уорт больше не улыбался. Он пинком подтолкнул к Шарлотте ее рапиру.
– Перестань использовать злость как источник силы.
– Тогда перестань так меня злить!
Она перекатилась на колени, тяжело дыша.
– Я не сказал, что ты не должна злиться, – спокойно возразил Страж. Он протянул Шарлотте руку, чтобы помочь подняться, но она оттолкнула ее. Лавандовые глаза вспыхнули. – Злись, если хочешь, но ты должна планировать свои атаки, а не поддаваться на провокации. Сей контролируемый хаос, не поддавайся слепой ярости.
– Но я и есть ярость!
Шарлотта с трудом поднялась с земли.
– Тогда ты мертва, – сказал Уорт. – И я тоже. Ярость беспорядочна и суматошна. Она ограничивает твой разум и дарит противнику мощное оружие, о котором ты даже подозревать не будешь, пока не станет слишком поздно.
Дыхание Шарлотты замедлилось, боль от удара шеста начала стихать.
– Грудная клетка будет болеть еще несколько дней.
– Знаешь, что может помочь?
– Что?
– В следующий раз отрази удар.
Шарлотта старалась расслабить крепко сжатые челюсти, пока Уорт изучающе рассматривал ее, скрестив руки на груди. Когда он заговорил вновь, в его голосе не осталось ни тени былой насмешки.
– Мужчины, которые убили Уильяма, – произнес он. – Кто они такие?
Злые слезы выступили на глазах Шарлотты.
– Гвардейцы кардинала, – ответила она. – Лейтенант Грандье и капитан Монтень.
Уорт склонил голову набок.
– Люк де Монтень?
– Ты его знаешь?
Уорт согласно проворчал, и Шарлотта поняла, насколько сильно скучала по этому звуку.
– Ты, кажется, удивился тому, что он в этом замешан, – сказала она.
– Я не удивлен тому, что он достиг таких высот, – пожал плечами Уорт. – Мальчишка всегда желал только одного – служить. Он был старательным. Решительным. – Страж подбросил в костер еще веток и покачал головой. – Но я удивлен, что он облачился в красное. Когда я видел Люка де Монтеня в последний раз, ему было девять лет от роду и он всюду ходил за твоим отцом, словно потерянный щенок.
Шарлотта нахмурилась.
– Он был одним из папиных проектов?
Уорт пристально посмотрел на нее.
– Он ненавидел, когда ты так их называла.
Шарлотта перевела взгляд на костер, но, вместо того чтобы любоваться огнем, она рылась в воспоминаниях, пытаясь отыскать там кого-нибудь, хоть немного похожего на Люка де Монтеня. Ее отец постоянно находил несчастных детей и пытался помочь им устроиться в жизни. Наверняка Шарлотта запомнила бы ребенка настолько примечательного, как Монтень. А еще он мог жить в столице или провести совсем немного времени рядом с поместьем Сэнд.
Уорт вздохнул.
– Мы добьемся справедливости, Шарлотта. Просто помни, что гнев нужно держать под контролем, иначе он может очернить справедливость, превратив ее в безжалостность, и тогда мы будем ничуть не лучше них. Гнев бывает уместен, но такое случается редко. Милосердие необходимо гораздо чаще.
Шарлотта вглядывалась в огонь, опустив рапиру и едва сдерживая мрачное желание рассмеяться. Грандье заслуживал смерти, и ей было абсолютно плевать, как именно он отправится в мир иной. А капитан Монтень? Он и кардинал, которой Монтень подчиняется, были опухолью. Марта, знавшая толк в медицине, научила Шарлотту, что, если не вырезать зараженный участок, опухоль распространяется. Причиняет боль. А потом убивает.
Уорт развернул свой спальный мешок.
– Нам нужно добраться до Петраса прежде, чем они приведут его приговор в исполнение, – сказал он. – Если у нас получится, то он сможет рассказать, что происходит. И чего он от нас ждет.
Шарлотта тоже вытащила спальный мешок из седельной сумки.
– Как нам это провернуть? – спросила она. – Я предполагаю, что он сейчас под стражей. А мы не хотим, чтобы кто-то узнал о твоем пробуждении.
Или о том, что Шарлотта ослушалась приказа кардинала.
Уорт рухнул на свой спальник и накрыл глаза рукой.
– Между нами и столицей несколько таверн, – сказал он, зевнув. – Мы послушаем, что говорят местные, и решим, как лучше всего добраться до Петраса.
И тогда Петрас сможет объясниться. Они бросят вызов кардиналу – Орден ни в коем случае не позволит этой женщине без боя заполучить сердца Стражей. Но как, по мнению Петраса, им защитить принца, который открыто признал Орден бесполезным? Тем самым повелев Ордену катиться в преисподнюю…
8. Люк
Люк остановил лошадь на вершине холма, у подножья которого располагалась столица. Он был рад наконец вдохнуть прохладный весенний ветерок после изнуряющей южной жары. Редкие облака отбрасывали тени на Тютёр, лежавший к востоку от излучины реки Буклье. Время оставило отпечаток на его серых стенах. Наблюдая, как солдаты гвардии колонной движутся к городу, Люк почувствовал в воздухе перемены, столь же ощутимые, как шторм, о котором предупреждала Шарлотта Сэнд. В собор Безмолвных Богов стало приходить столько людей, что было решено перестроить старые церкви, чтобы все желающие могли попасть на богослужение, – корни деревьев и гниение старых стен уступали место безупречно чистому мрамору. Поля перед городом наконец вспахали, и вместо трав, взращиваемых еретиками, теперь там колосилось то, что станет едой. Кукуруза. Пшеница. Урожаи принесут людям куда больше пользы, чем Старый Бог. Все вокруг менялось.
Люк надеялся, что кардинал не ошибалась и все эти перемены действительно пойдут королевству во благо.
Он обязан своим богам жизнью, поэтому, глядя на то, как все больше людей обращается к новой вере, Люк должен был воспылать гордостью. Но по пути из поместья Сэнд глубоко в груди Люка зародилась боль. Капитан закрыл глаза, втянул бодрящий воздух в легкие, а затем прижал пятки к бокам кобылы. Он опаздывал.
Тютёр очертаниями походил на многоконечную звезду, и, когда Люк въехал в Пуант-дю-Маршан, где располагались торговые лавки, раздражение, вызванное приказом кардинала явиться ко двору, лизнуло край его сознания. Когда-то горячий нрав – страсть, как поговаривал последний из воспитывавших его священников, – был его постоянным спутником. Но Люк победил это чудовище и запер его в уголке своего существа, где оно не сможет выдавать окружающим эмоции и секреты.
Уши Люка заложило, когда холодок внезапно коснулся обнаженной кожи на его шее. Он дернул поводья, рывком заставляя лошадь остановиться посреди оживленной улицы. Темнота затуманивала его зрение. Сердце сжалось в груди, а на коже выступил пот, несмотря на прохладный, будто потусторонний ветерок. Он оглядывал переулки, борясь со знакомым порывом нырнуть в тени и с корнем вырвать зловещий источник мороза.
Прошли годы с тех пор, как Люк в последний раз чувствовал присутствие мертвецов. Он сражался с растущей паникой и желанием галопом пустить лошадь к кладбищу, где святая земля обещала даровать ему если не покой, то хотя бы абсолютную тишину. Но вместо этого капитан гвардии кардинала закрыл глаза и медленно втянул воздух через нос, чтобы укрепить свою мысленную броню. Бороться со страхом, заставляя его подчиниться, было утомительно. Именно поэтому Люк усердно трудился, чтобы это действие стало для него таким же привычным, как дыхание.