– Я так понимаю, вы следуете последнему приказу Петраса, – сказал он. – Вы защищаете принца?
Все пятеро хранили молчание, но Шарлотта ощущала, как напряжение их недавнего спора в полуразрушенной церкви повисло в комнате плотным облаком. Пока их перемирие было хрупким. Но и Мику нельзя назвать глупцом. Он обвел их взглядом и улыбнулся.
– Нравится вам это или нет, но я в последние годы находился куда ближе к короне, чем любой из вас. – Мика поднял руку и пальцем указал сперва на Рене, а потом и на Шарлотту. – Добавьте к этому тот факт, что вы оба совершили то же преступление, за которое убили Петраса…
– Что ты имеешь в виду? – спросила Шарлотта.
Губы Рене растянулись в печальной понимающей улыбке.
– Мы пробудили Стражей, – объяснил он.
– Точно, – подтвердил Мика. – Петраса поймали, когда он бежал из столицы по Северной дороге, а Лучник ехал рядом с ним. Они оба гнали лошадей так, будто двенадцать кругов преисподней разверзлись за их спинами, но обогнать гвардию им не удалось.
– И они решили принять сражение, – сказал Уорт.
Взгляд Шарлотты столкнулся со взглядом ее Стража, и его глаза полыхнули темно-фиолетовым. Вот почему не было никакого суда. Петрас восстал против приказа, а когда его поймали, он предпочел сразиться с гвардейцами, вместо того чтобы отдать сердце своего Стража и вверить свою жизнь милости суда кардинала.
– Ни один из вас не может в открытую ходить по этим улицам – что уж говорить о дворце, – сказал Мика. – Если вы хотите защитить Артюса, только я могу вам помочь.
Сен-Клер рассмеялась. Этот звук можно было бы назвать мелодичным, если бы он не сочился ядом.
– Говори за них, Лебо. Я ничего не сделала.
– Ты подчинилась указу и отдала сердце Шарис? – спросил Мика.
Ноздри Сен-Клер яростно раздулись, и Полю пришлось вскинуть руку, чтобы не позволить женщине броситься на кузена Шарлотты.
– Чего именно ты от нас ждешь, Лебо? – спросил он.
– С тех пор как я вернулся из поместья Сэнд, принц видит разные вещи, – сказал он. – Темные вещи. Я не могу подтвердить присутствие призраков, но в городе действительно все чаще их замечают. Особенно сейчас, когда идут раскопки старых катакомб.
– Раскопки? – удивился Уорт, внимательнее вглядываясь Мике в лицо.
– Кардинал утверждает, что очищает город от старых призраков, чтобы освободить место для новых строений, – объяснил Мика. – Еще одна грань ее сложного плана: она хочет доказать Ниво, что корона больше не нуждается в Ордене.
– Я ведь тоже почувствовала что-то в Пуант-дю-Маршан, – вспомнила Шарлотта.
Уорт кивнул.
– Вы поможете? – спросил Мика. – Узнайте, есть ли в городе призраки. И если это так, то упокойте их и подарите Артюсу умиротворение.
– Ты сможешь провести нас внутрь дворца? – спросил Уорт.
Мика дернул плечом.
– Возможно. Но сейчас, когда там заперты сердца Стражей, Монтень наводнил коридоры красными мундирами.
Сердце Шарлотты забилось чуть быстрее. Возможно, помогая принцу, она сможет подобраться к Грандье достаточно близко, чтобы проткнуть его рапирой насквозь. Поль выпрямился, сжав руки в кулаки.
– Сколько у нее сердец? – спросил он.
– Восемь, – ответил Мика.
Поль оттолкнулся от кресла Рене, на которое опирался, и выругался.
– Так много? – удивилась Шарлотта.
– Это значит, пропали всего два сердца из тринадцати, – подсчитал Рене.
Тень улыбки скользнула по губам Мики.
– Нет, – ответил он. – Мы знаем, где они. Плохая новость заключается в том, что они у гвардии.
– А хорошая? – спросила Шарлотта.
– Они должны прибыть в столицу в течение нескольких дней, – поведал Мика. – Их повезут по Южной дороге.
– Спасибо, – коротко поблагодарил Уорт, его взгляд был направлен в никуда, пока разум разрабатывал план.
Шарлотта любила смотреть, как он думает. Она обернулась к кузену:
– Ты можешь понадобиться нам в грядущие недели. Как нам тебя найти?
Сен-Клер подняла руку.
– Лебо, клянусь, если ты скажешь: «Я сам вас найду», я подпорчу твое идеальное личико.
Мика улыбнулся ей через плечо, когда Уорт повел его к скрытому выходу в катакомбы.
– Ты считаешь мое лицо идеальным? – ухмыльнулся он. Сен-Клер закатила глаза, а Мика ответил Шарлотте: – Я постараюсь быть в вашем распоряжении, Шер, но никто не должен об этом знать. В первую очередь я защищаю принца.
– Держи нас в курсе любых событий, связанных с теми двумя сердцами, – попросил Уорт.
Мика окинул взглядом пятерых членов Ордена и недоверчиво рассмеялся:
– Они не доберутся до столицы, не так ли?
Уорт переглянулся с Шарлоттой.
– Нет, если мы сможем этому помешать.
Если Петрас приказал им бросить вызов кардиналу и защищать принца, пополнить ряды Ордена пробудившимися Стражами – идеальный первый шаг на пути к их цели.
13. Люк
Беги от чудовищ.
Мать Люка пела ему эту песню, когда он был еще слишком мал, чтобы запомнить что-либо помимо ее улыбки. Она пела ее, когда они бежали к горам, отчаянно шептала эти слова, когда тянула его за собой, сжимая тонкое запястье, и позже, когда несла на своей спине. Она пела, захлебываясь слезами над замерзшим телом, когда укутывала своего сына в меха, которые его отцу больше не понадобятся. Она кричала эти слова, зубами прогрызая себе путь среди теней, а потом шептала их с облегчением, когда они наконец пересекли границу и оказались в Ниво…
Люк проснулся весь в поту, дыхание судорожными хрипами вырывалось из его груди, пока он наконец не осознал, что находится в своих покоях, а не в смертоносном лесу из своего кошмара. Он спрятал лицо в ладонях, когда птичьи трели и последние отголоски ночной прохлады проникли в открытое окно. Затем капитан подвинулся к краю широкой кровати, и кровь взревела в его ушах, пульсируя в такт бешеному биению сердца.
Мать, сжалься надо мной.
Медленно оглянувшись вокруг, он убедился, что в комнате нет никого постороннего. Шкаф был заперт. У окна стоял письменный стол, похожий на те, за которыми работали писцы в монастыре, где Люк вырос. Его поверхность была завалена отчетами, которые капитан изучал до поздней ночи. Люк смотрел, как занимается рассвет, а небо, на фоне которого вырисовывались силуэты соседних башен, приобретает абрикосовый оттенок. Затем он отправился в ванную комнату и открыл краны, чтобы набрать воду без помощи своего камердинера. Прошло очень много времени с тех пор, как он в последний раз позволял себе насладиться роскошью искупаться, никуда не торопясь. Тронный зал будет закрыт еще несколько часов, и хотя Люк вернулся домой несколько дней назад и с тех пор вымылся не один раз, ему все равно казалось, что дорожная грязь по-прежнему толстым слоем покрывает кожу. Он со вздохом опустился в воду. Его каждый раз ставило в тупик то, как пыль умудрялась добраться до тела, когда на путешественнике было столько слоев одежды.
Беги от чудовищ.
Дыхание Люка участилось, когда ночной кошмар эхом пронесся в его сознании. Он вздрогнул, и его глаза заволокла тьма. Он сопротивлялся, но не сумел помешать кавалерии прошлого захватить его разум, оседлав ноты мелодии из его сна.
Беги от чудовищ.
Его мать напевала эту песню, когда они строили тайную жизнь на юге Ниво. Четыре года спустя, когда чудовища все же нашли их, она пела, пока яд растекался по ее венам. Когда Люк тоже заболел, мать дрожащим голосом шептала эти слова, словно молитву. И когда Люк поправился, а она нет, последний вздох, сорвавшийся с посиневших губ, обрел знакомое звучание.
Беги от чудовищ.
Люк закрыл глаза и сосредоточился на теплом паре, который каплями собирался на его лице. Сердце бьется слишком быстро? Заставь его замедлить бег. Трясутся руки? Уйми дрожь. Дыра в груди грозит разверзнуться вновь? Залатай ее накрепко.
Люк вдохнул.
Заставь сердце замедлить бег, уйми дрожь, залатай дыру в груди.
Люк вылез из ванны, обтер кожу полотенцем, затем надел укороченные брюки и накрахмаленную льняную рубашку. Потянувшись за свежим мундиром из алой кожи, Люк вспомнил о принце и его внезапном приливе энергии. О его вопросах. О попытках идти всем наперекор. Возможно, Люк мог сделать кое-что, чтобы поощрить внезапно возникший интерес Артюса к управлению страной.
Люк вышел в гостиную, испугав своим появлением старика, который вычищал мундиры при свете огня, разведенного в большом камине.
– Капитан!
Камердинер Люка попытался сложить мундир, уронил его, а затем, спеша поднять его как можно быстрее, хорошенько по нему потоптался.
– Годо, – произнес Люк, замерев на пороге в наполовину застегнутом мундире. – Почему диван передвинут на другое место? Опять?
Годо бросился к Люку, и румянец расцвел на его морщинистой оливковой коже.
– Диван, капитан?
– Да, – ответил Люк, вскинув брови. – И обеденный стол. И столик для карточных игр.
Годо не сводил взгляда со своих рук, пока застегивал оставшиеся крючки на мундире Люка.
– Теперь стало лучше, разве нет? – ответил он с затаенной надеждой.
Люк почти рассмеялся, но вместо этого заставил себя проворчать:
– Это просто мебель, Годо. Как бы ты ее ни расставлял, это не заставит меня пользоваться ею чаще.
На самом деле Люк не пользовался этой мебелью вовсе: он приходил в огромные покои только для того, чтобы поспать и помолиться. Одна только гостиная была достаточно большой, чтобы половина его красных мундиров могла с комфортом разделить трапезу. Рядом с первым богато украшенным камином стоял огромный диван, кушетка и слишком много кофейных столиков, а у второго находился карточный столик, еще одна кушетка и несколько мягких кресел. Каждый элемент обстановки стоил баснословно дорого. Каждый из них был красным.
Но покои Люка все равно не походили на дом.
На этот раз Люк рассмеялся, коротко и нетерпеливо. Слово «дом» редко всплывало в его сознании, но не потому, что оно приносило болезненные воспоминания, а потому, что воспоминаний не было вовсе. Он не помнил место, в котором родился. В его памяти сохранились образы нескольких маленьких городков, в которых они семьей останавливались, когда убегали от своего прошлого. Еще