А ведь Страж просто зашел вернуть ему одежду.
– Годо, не мог бы ты отыскать другое место и не стоять у меня над душой?
Люк закрыл глаза, стараясь говорить терпеливо.
Обычно в такой ситуации камердинер мямлил о том, что надо бы заново заправить кровать, и исчезал из виду, но в этот раз он не сдвинулся с места.
– Сэр, – тихо произнес он, – вы в порядке?
Тряпка замерла на лезвии клинка, когда Люк проглотил недостойный ответ, рвущийся с языка.
– Со мной все хорошо, – произнес он секунду спустя. – Пожалуйста, уйди.
Вздох Годо граничил с дерзостью, но старик поступил так, как было приказано. Люку еще не приходилось ранить Стража, и неожиданная густота крови вызывала у него беспокойство.
Люк опустил голову. Он никогда прежде не нападал на человека из злости. Это тревожно напомнило ему о Грандье.
Путь обратно до дворца был долгим, в сознании Люка вновь и вновь всплывало лицо Шарлотты Сэнд. Он ненавидел неожиданности. Обычно никто не мог застать его врасплох, но у Сэнд это получалось. Раз за разом. Пусть она неправильно понимала его способность чувствовать призраков, Люк не мог не заметить сходства между ними.
Но зайти в его купальню? В сознательном возрасте Люк представал обнаженным только перед военным медиком после небольшой стычки на границе. Но даже тогда его тело почти полностью прикрывала простыня. Сэнд бесстыдно стояла там. Эта женщина была кощунственно дерзкой, но Люк также понимал, что винить в этом следовало не только ее. Он сам подстрекал ее, надеясь, что его собственной дерзости хватит, чтобы заставить ее уйти. Но вместо этого она, не смутившись, удвоила ставки. В сознании промелькнуло воспоминание об изгибах ее тела, о бедрах, на которых висела ее рапира, о полоске кожи, которую она обнажила, при этом ясно давая ему понять, что в его теле нет ничего особенного… Она превращала его жизнь в пытку.
И хуже всего то, что это не было ему ненавистно.
Люк уронил на пол нож и тряпку, проглотил ругательство и провел руками по волосам.
– Прости меня, Отец.
Что, во имя всего святого, изменилось? Ему всегда нравилась Шарлотта Сэнд. Она была добра к нему, когда все остальные отвернулись, и помогала, когда никто больше не хотел. Прежде ее близость успокаивала его переполненный мыслями разум. Но сейчас она заставляла мысли нестись быстрее.
Даже запах апельсинов творил что-то дикое с его внутренностями. Даже когда ее не было рядом, нечто тянуло – изо всех сил влекло его туда, где он сможет ее найти. Как бы он ни старался соблюдать приличия и следовать клятвам, которые принес богам, все это летело коту под хвост каждый раз, когда она оказывалась рядом. Люк не был четырнадцатилетним мальчишкой, который бегает за сестрой своего лучшего друга, но, когда Шарлотта Сэнд появлялась перед ним, именно так он себя и чувствовал.
Испытывала ли она такое же смятение? Люк видел, как ее взгляд скользил по его обнаженному телу. Да, возможно, у него мало опыта в том, что касается плотских удовольствий, но Сэнд не могла блефовать во всем. По крайней мере, в первые секунды, когда она была так же ошеломлена, как и он, а густой румянец разлился по ее щекам не только из-за жара в купальне.
Но с другой стороны, что он знал о женщинах? Очевидно, столь же мало, как и о себе самом. В те редкие моменты, когда он не накручивал себя, ему нравилось, что она смотрела на него. Что в ее взгляде был интерес, пусть даже это было притворство. Люк стыдился таких мыслей, но он завидовал ей. Люк никогда не сумеет познать такой свободный образ жизни.
Он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, наслаждаясь ощущением усталости и представляя, каково это – быть столь же свободным, как Шарлотта Сэнд. Каково это – быть свободным вместе с ней. Если бы он остался на юге после смерти матери, могли бы они рано или поздно сойтись?
В своих фантазиях он мог представить, как они тайком пробираются во фруктовые рощи с восходом луны. Ее смех звоном разносится в ночи, грозя выдать их с головой. Ему бы пришлось заставить ее замолкнуть. Поймать ее руку и закружить в своих объятиях. Прижаться лбом к ее лбу и вдохнуть ее запах.
Рядом с ней он обрел бы покой.
Глаза Люка защипало. Он торопливо поднялся и вдавил ладони в глазницы, когда сухой смешок вырвался из его горла. Это безумие. Шарлотта Сэнд была мятежницей и головной болью. Она больше не та невинная, полная света девочка, которую он когда-то знал, а он уже не тот испуганный мальчик.
Но сегодня он впустил в себя тьму. Позволил страху и неуверенности проявиться, оступился, и за это поплатился Пастор. Именно поэтому он никогда не сможет насладиться свободой, которой обладала Сэнд.
Невозможно позволить чудовищам догнать тебя и избежать последствий.
Люк выпустил шип из своего наруча и надавил, отчего острие пронзило кожу. Он зашипел сквозь стиснутые зубы, когда в запястье вспыхнула боль.
Возможно, он оставит лезвие так на весь день.
Встреча в общественных банях дала ему по меньшей мере одно: Шарлотта Сэнд находилась именно там, где ему нужно. Люк получил преимущество, пригрозив расправой над ее бабушкой. Она наверняка будет ругаться и махать кулаками, но в итоге все равно подчинится.
И неважно, что угрожать старой женщине – самый недостойный поступок из всех, что Люк когда-либо совершал.
Люк наконец поднял окровавленный клинок с пола и отправился в ванную, чтобы намылить лезвие, – обычно такое ему и в голову не пришло бы. Мыло справилось с кровью Пастора, а когда Люк вытер лезвие чистой промасленной тряпкой, испарились и остатки аромата лаванды, но его носа коснулся резкий, легко узнаваемый запах цитрусов. Он обернулся, уверенный в том, что за его плечом стоит Сэнд. Запах вновь ударил ему в нос.
Люк с ужасом поднес ворот своего мундира к носу и вдохнул.
Девчонка втерла апельсиновый сок в его форму.
Он взревел от отчаяния и едва не сорвал с плеч мундир, но цитрусовый аромат уже впитался в его кожу, и едва ли, сменив одежду, он избавится от этого запаха.
Люк покинул комнату, жалея о том, что не успел поспать. Он отмахнулся от попытки Годо всучить ему булочку и направился в зал совета, где должен был встретиться с Артюсом и обсудить меры по охране принца во время коронации осенью. Обычно Люк не стал бы волноваться о количестве солдат, но недобор новобранцев заставил его задуматься, не стоит ли предложить поощрение тем гражданам, которые присоединятся к армии до дня церемонии. Капитан вошел в зал, но там никого не было, поэтому он развернулся и направился в Башню Тристен, где находились покои принца. Там разразился хаос.
Громкие голоса эхом разносились по коридору, и Люк понял, что один из них принадлежит Мике Лебо. Он свернул за угол и увидел, что двери в комнаты Артюса распахнуты. Из них один за другим в коридор выбегали гвардейцы, а за ними следовал сам Лебо.
– Мне плевать, что сказал ваш выродок-капитан! – взревел Лебо. – Не возвращайтесь, пока не научитесь уважать своего монарха!
Люк уже спешил к ним, но, когда Лебо заметил его, в его глазах мелькнуло облегчение. И это заставило Люка перейти на бег.
– Что случилось?
Лицо Лебо обратилось в камень, словно он подначивал Люка устроить спор.
– Призрак, – ответил он. – В его чертовой комнате.
Люк собрался с духом и следом за Лебо вошел в фойе перед гостиной принца. Капли пота заструились по его спине, каждый нерв в теле молил повернуть назад. Но защищать принца – это его работа.
Гостиная была переполнена голубой мебелью так же, как комната Люка – красной. Подушки на диванах Артюса выглядели изрядно потрепанными. Принц, ссутулившись, сидел в кресле у потухшего камина, спрятав лицо в ладонях и покачиваясь взад-вперед.
– Он исчез, – прохрипел Артюс.
Лебо громко выругался, а Люк остановился на краю ковра, всматриваясь в тени. Прохлада струилась по его позвоночнику, и к горлу подступила желчь, от чего рот наполнился слюной. Люк сглотнул, когда Лебо пнул небольшой столик, перевернув его.
Призрак не исчез. По крайней мере, не полностью. Тьма таилась в дальнем углу; возможно, внутри стены. Но Люк не собирался сообщать об этом. Он укрепил свои мысленные стены и притворился, что ничего не чувствует.
– Никто нам не верит! – рявкнул Лебо, смерив Люка злым взглядом, и указал на принца. – Артюс страдает, а они продолжают винить во всем дурман!
Слабый смешок сорвался с губ Артюса, но он подавил его, прижав тыльную сторону трясущейся ладони ко рту. Холодок побежал от шеи к бедрам Люка, и он жадно втянул носом аромат цитруса, исходящий от мундира. Один раз, два. Затем он открыл глаза и опустился на колени перед принцем.
– Ваше высочество, вы в порядке?
Артюс смотрел на Люка блестящими от слез глазами, их зелень еще сильнее выделялась на фоне налитых кровью белков.
– Буду в порядке, – прохрипел он.
Мика Лебо пинком опрокинул еще один столик.
– Возьми себя в руки, Лебо, – рявкнул Люк. – Или это будет последний раз, когда ты увидишь внутреннее убранство замка, и тем более – покои принца.
Лебо вскинул руки, словно сдаваясь, его подбородок сковало напряжение.
– Я в порядке, капитан, – сказал Артюс. – Вы можете идти.
– Господин…
– Оставь меня!
Люк поднялся с пола, сбитый с толку. Он не хотел здесь задерживаться. Хоть призрак исчез – на этот раз по-настоящему, – навеянное им беспокойство все еще висело в воздухе. Сэнд утверждала, что в городе хозяйничает заклинатель, и теперь ее слова казались куда более убедительными, чем час назад, а это значит, оставлять Артюса в одиночестве – ужасная идея.
Но если принц не хочет, чтобы Люк находился рядом, он подчинится. Люк коротко поклонился и вышел в коридор, а Лебо последовал за ним.
– Кто-то делает это нарочно, Монтень, – заявил Лебо, и его взгляд метнулся к кушетке, на которую прилег Артюс.
Слова Лебо эхом повторяли слова Сэнд. Хотелось бы Люку верить в то, что кузены работают сообща, чтобы свести его с ума. Но после увиденного Люк больше не мог лгать самому себе.